Алексей Кленов - В понедельник я убит...

— Врешь ты, сука. Блефуешь. Скажи что так?

— Неа…

— Тогда поехали.

— Куда?

— К Карену. Пусть он решает, что с тобой делать. Хотел я тебя и самого завалить, как при задержании, да видно придется планы менять. Но и так неплохо вышло. Майора Северенко ты застрелил при попытке задержания, а мне удалось взять тебя живым. Вот такая будет рабочая версия. Пальчики твои на "Беретте" я изображу, не сомневайся. Достаточно…

Прерывая его незатейливый монолог, трижды пролаял пистолет Никиты, и Земсков, изумившись не только физиономией, но, кажется, и всем организмом, стал медленно поворачиваться назад, все еще не веря, что так глупо лопухнулся. И рухнул рядом с Никитой, едва не придавив его своей тушкой. А Никита, зажимая одной рукой рану на груди, опустил вторую с пистолет на землю, кажется, потратив последние силы на выстрелы.

Бросившись к нему, я откинул пистолет Земскова носком кроссовки в сторону, подхватил свою "Беретту", и бережно приподнял голову Никиты. Он явно пытался что-то сказать, только вместо слов из горла вырвался фонтанчик темной крови, и Никита тяжело закашлялся. Положив ладонь на его губы, я попросил:

— Не говори ничего, молчи. Кажется у тебя легкое задето. Все знаю. Я сейчас врача вызову. А сам слиняю, ты извини. Медики обязательно в милицию сообщат. А те вряд ли поверят, что в тебя стрелял не я. Ты выживи, Никита. Ты теперь единственное мое алиби. И вообще просто выживи, слышишь?!

Говоря это я лихорадочно набирал "03" на Никитином мобильнике. И, дождавшись ответа диспетчера, заорал в трубку:

— Скорая???!!! Срочно!!! Ранен офицер милиции, из областного УВД. Станция Маютово, возле старой водокачки…

Диспетчер профессионально-равнодушно уточнила:

— Характер ранения? Возраст пострадавшего?

— Тридцать шесть лет. Огнестрел. Задето легкое.

— Откуда вы знаете? Вы врач?

Не выдержав, я заорал:

— Твою мать! Присылай бригаду скорее! Иначе он кровью истечет! На войне я был, знаю, что такое огнестрел…

И чуть сбавив тон, тише спросил:

— Куда его отвезут? В районную больницу?

Бабенка на том конце обиженно отозвалась:

— И не зачем кричать, я не глухая. В районную, если до облцентра будет нетранспортабелен. Ждите…

Поднявшись, я рванулся к машине Никиты, распахнул заднюю дверцу, и схватил аптечку. Заодно вырвал спинку заднего сиденья. Вернувшись к Никите, осторожно приподнял его голову, подложил под нее спинку сиденья, и, сложив из бинта плотный тампон, приложил его к ране. Сверху прижал рукой Никиты.

— Держи так, Никита. Продержись до скорой, очень тебя прошу. А мне надо сваливать, прости. Менты наверняка раньше подъедут. Меня они могут просто пристрелить, без разговоров. А мне еще с Кареном надо посчитаться. И я Ульянке слово дал. Прости меня, дружище. Был момент, когда я плохо о тебе подумал. Держись…

Никита в знак согласия прикрыл глаза. Я осторожно вынул из его кармана диск. Ни к чему оставлять. До Карена это вполне может дойти, неизвестно, кто приедет за Никитой. А у меня будет козырь, с которым можно торговаться, случись такая необходимость…

Пройдя до кустов, я подхватил пакет с покупками, бросил на Никиту прощальный взгляд, и зашагал прочь от злополучной водокачки. Идти придется все так же пешим. Брать машину Никиты я не рискнул. Если брошу на трассе, сам и укажу место, где меня искать…

До избушки я добрался часа через полтора. Увлекшись своим невеселыми размышлизмами, я сбился с пути, и сделал солидный крюк. Добравшись, наконец, вошел внутрь, бросил пакет с покупками на табурет возле стола, вытянул из него бутылку коньяка, и по-скотски вылакал сразу граммов сто пятьдесят, прямо из горлышка. Подействовало. Мозги прочистило основательно, и соображать я стал более продуктивно.

Итак. Что мы имеем в сухом остатке? Я имею убойнейший компромат на Карена. И могу слить его органам защиты правопорядка от граждан на счет "раз". Но… Каким образом? Единственный человек, которому я верил — Никита. А он сейчас, дай Бог, лежит на операционном столе. Хорошо бы выжил. Теперь без его помощи мне будет очень сложно. Никита, скорее всего, будет без сознания ближайшие сутки — двое. Подстрелен он из "Беретты" которая незаконно оказалась у меня в руках. Вывод напрашивается сам собой: стрелял я, злодей и беглый преступник. Правда, толковый следак первым делом задаст себе вопрос: почему старший опер Земсков застрелен из табельного "Макарова" майора Северенко, раненого подозреваемым Полетаевым? Но ведь объяснения этому он может найти разные! Например, что Земскова из пистолета Никиты убил я, а потом вложил его в руку раненого Никиты, предварительно стерев свои пальчики. Такова уж логика следователей, когда речь идет о потенциальном убийце…

Пожалуй, единственный, кто мне может теперь помочь, это Андрюха Гущин. Мой бывший оператор, добрый приятель и надежный малый, несмотря на все свое раздолбайство. С этого и следует начать…

Скачав с диска видеофайл, я отправил его Андрюхе по почте. Следом послал эсэмэску на его мобильник. Но ответа так и не дождался. Видно у этого прохиндея, как обычно, разряжен аккумулятор мобильника. Тогда я решил для пояснений отправить еще видеозапись со своими комментариями. Авось он посмотрит почту вовремя, чем и спасет меня. Авось. Если нет — мне кранты. Рано или поздно Карен меня вычислит…

Положив на стол кухонный шкафчик, задней стенкой вверх, я умостил на нем камеру, настроил фокус на стул, напротив стола, сел на тот же стул и наговорил в камеру:

— Андрюха, надеюсь, ты посмотришь почту вовремя, и это мне поможет. Я не могу больше никому доверять, только тебе старый разбойник. Меня крепко зажали, Андрюха. Если ты время просмотришь эту запись, возможно, еще сумеешь мне помочь…

Закончив, я убрал камеру, повесил шкафчик на место, и приготовил себе роскошный, для моих условий, обед. Под который славно выпил еще граммов двести коньяка с ликером. И тут же почувствовал зверскую усталость и полное отвращение к жизни. Так тоскливо стало на душе… Ужасно захотелось к Ульянке. Обнять ее, прижаться к ее гибкому и податливому телу, вдохнуть запах ее пушистых волос, всегда пахнущих луговыми цветами и солнцем…

Прав был дальнобойщик Дамир. Дурак я. Только теряя, только находясь на грани, мы начинаем по-настоящему ценить то, что нам действительно дорого в этой жизни. Как только увижу Ульянку, первым делом скажу ей…

На этом я и отключился, кутаясь в старенький плед на узкой кровати…

Проснулся я, пожалуй, часа через два, как от толчка. Солнце уже опустилось достаточно низко, побагровело, и в окно заглядывало краешком, оставляя темно-оранжевые полоски на широких половицах. На душе по-прежнему было пасмурно и тревожно. Сев на кровати, я встряхнулся, прислушался к внутреннему голосу, и ровным счетом ничего не услышал. Голос еще спал. В отличие от меня. Потому что я проснулся мгновенно, услышав невдалеке шум моторов. Который почти тут же пропал. Зато взамен донеслись звуки голосов, еще далекие и неразборчивые. Конечно, это мог быть кто угодно. Но мне почему-то показалось, что Боженька приготовил для меня очередное испытание.