Наталья Андреева - Стикс

В голову пришла спасительная мысль о том, что есть еще документы следователя Мукаева. И разрешение на ношение оружия наверняка есть тоже. Только какой пистолет его, тот или этот? Тот — имеется в виду найденный в доме Сидорчука. Так какой же?

Все-таки остановили. Еще бы! Такой лакомый кусок!

— Инспектор ГАИ старший сержант Михайлов. Документики ваши разрешите?

Из машины не вылез, ноги дрожали. Опустил стекло, протянул доверенность, права. Думал только о пистолете в «бардачке».

— А что у вас с лицом?

— Кошка. Дикое животное. — Очень кстати вспомнил рассказ Алеши Мацевича. — Понимаете, ангорские кошки, они злые. Пришел сантехник кран в кухне чинить, а она набросилась. Ревнивая очень. Пока оттаскивал, она и…

— Жены, что ли, нет?

— Почему нет? — растерялся.

— Кошка ревнивая. Прямо как баба. Что ж, бывает.

Вылезти пришлось, пошли проверять на угон. Пост стационарный, и компьютер у них имеется. Делают запрос. Хорошо, что загар, а то бы лицо казалось зеленым. А так просто пепельное. Зачем рискнул? Ведь не помнит же толком ничего про эту машину! И денег нет. В том смысле, что таких денег.

— Все в порядке, можете ехать.

— Машина в угоне не числится? — спросил хрипло и тут одернул себя: дурак!

Старший сержант Михайлов посмотрел удивленно.

— То есть я хотел сказать, похожая машина.

— Похожая всегда числится. Это ж «Мерседес»! Воруют почем зря. Дорогая штучка.

— Да-да. Так я могу ехать?

— Можете. С вашей машиной все в порядке.

Интересно, каким образом в порядке? Неужели никого не интересует, откуда у следователя прокуратуры Мукаева черный пятисотый «Мерседес»? Не дядюшкино же наследство из Америки!

«Все в порядке с вашей машиной». С ним зато не в порядке. Полтора месяца назад он упрямо шел по этой дороге пешком, усталый, измученный, больной. Но шел. Куда? В офис на Волоколамском шоссе?

Сверился с картой Москвы, которую нашел в машине. Ближе к городу почувствовал себя увереннее. Более того: постепенно вспоминал дорогу. Конечно, он бывал в Москве. А почему нет? Говорят, учился здесь несколько лет в юридическом институте. Наверное, с девушками по городу гулял, ездил на такси, в киношку бегал. Тогда еще «видаки» были редкостью. Город знаком. И въезд в него знаком, и развилка. Кажется, первый раз увидел это из окна рейсового автобуса. И сразу же решил для себя: «Я буду здесь жить». Красиво, черт возьми! А теперь еще больше красиво.

Офис нашел быстро. Что ж, солидная контора. Занимает весь первый этаж. Дверь тоже солидная, массивная. Наверху колокольчик, слева кнопка переговорного устройства. Да, они сегодня работают. Когда делаешь большие деньги, прерываться не надо. Минуты, это ж большие рубли, а часы — большие тысячи, у. е. разумеется.

— Кто?

Замялся на мгновение. Как он здесь проходит, если проходит? Мукаев? Саранский? Уклончиво сказал:

— Иван Александрович.

Тут же раздался писк, он дернул за ручку, и дверь открылась. «Дзинь», — колокольчик. Очень нежно. Сразу за дверью — охрана. Похоже, что двое здоровых мужиков в форме здорово удивились, но никакого вопроса не задали, даже чуть не взяли под козырек:

— Доброе утро!

— Здравствуйте. А… — Кого бы спросить?

— Иван Александрович! А мы вам звоним, звоним! (Куда?) На сотовый! А там все время «абонент временно недоступен»!

Какая милая девушка! Секретарша? Возможно. Очень в его вкусе. Тоненькая, высокая, длинноногая. Выскочила из-за стола в приемной, чуть ли не с объятиями кинулась. Но — сдержалась. Видимо, отношения у них чисто деловые.

— Алексей Петрович здесь! Ой, как он обрадуется!

Это вряд ли. Неизвестно почему, но сердце подсказывает именно так. Не обрадуется Ивану Александровичу генеральный директор фирмы «АРА» Ладошкин.

— Доложите ему обо мне.

Какой удивленный взгляд!

— Доложить?!

А что он такого сказал? Белая дверь за ее спиной — это, должно быть, кабинет Алексея Петровича. Таблички надо вешать, глупые люди! Непременно на все белые одинаковые двери надо вешать таблички.

— Не надо. Не докладывайте. Я сам.

Даже не спросила, что у него с лицом. Он так понял, что и не спросит. Субординация. И внезапно понял и другое: здесь ни в коем случае нельзя говорить о своей потерянной памяти. Это совсем другой мир. Здесь нет друзей — конкуренты. Нет любящей женщины — потребительница. Нет родственников — нахлебники. Всем им палец в рот не клади. Откусят вместе с рукой. Это Зоя, Руслан, Вэри Вэл, Леся и прочие с ним возились, как с ребенком. Здесь не подскажут, как заполнять официальные бланки. Узнают, что не можешь, — и побоку. С огромной радостью. И ни в коем случае нельзя спрашивать, кто он здесь такой, Мукаев или Саранский.

Держаться естественно и как можно увереннее. Лучше ошибиться, перебрав наглости, чем скромности. Шаг как можно увереннее и тверже. Постучаться? Ни в коем случае! Распахнуть дверь, переступить порог огромного светлого кабинета. Господи, какой же убогий по сравнению с ним тот, где работает следователь Мукаев! Небо и земля. Да что там небо! Космос. Безвоздушное пространство. Где? Здесь? А ведь кондиционеры работают на полную мощность. Он сидит за столом, Алексей Петрович Ладошкин. Память — странная штука, даже потерянная. Кем же еще может быть этот человек? Молодой, да ранний. Он не из тех, сытых, что с детства закормлены, а из подкидышей. Ах они, кукушкины дети! Чужие ведь, не породистые, а в гнезде мигом наводят свои порядки. Не нравится — за борт.

— Ты?!!

И уже тише, но с не меньшим удивлением:

— Ты-ы?

— Я.

— Иван, ну ты нас всех напугал! Что у тебя с лицом? Авария, да? Почему же не позвонил, не сообщил? Почти два месяца!

— Думали, что все? Конец? — Усмехнулся.

— Ну, что ты такое говоришь! Тебе просто не надо было быть таким скрытным. Что о тебе известно? Да практически ничего. Исчез — где искать?

— Ничего, я сам справился.

— Где ж ты был? В больнице?

— Да. — И это правда.

— Автокатастрофа?

— Вроде того.

— Я ж говорил, что надо поосторожнее. — Пауза, внимательный взгляд. — Ты, должно быть, за деньгами пришел?

Неплохо бы! Что бы такое умное спросить?

— Как у нас дела?

— Как всегда. Ты мне не доверяешь?

— Доверяю. — Надо бы порезче. — Но проверяю.

— Это ты напрасно. — Легкая обида. — Как у тебя со временем?

— Мало. Еще не долечился.

— Где ж ты так?

— Ехал в сторону Рс-ка. — Это он, конечно, здорово рискнул. Но ничего. Его собеседник нисколько не удивился, наоборот:

— А-а-а. Понятно, почему так торопился. Значит, серьезного разговора не будет?

— Сегодня нет. — Потом побеседуют, когда с мыслями соберется. Уж очень все неожиданно.

— Что ж, отложим. Пойдем, Иван.

Интересно, а как его называть? Алексеем? Лешей? Алексеем Петровичем? Нет, фамильярность — это на него не похоже. На кого не похоже? На Саранского или на Мукаева? Совсем можно запутаться! «Данхилл», что ли, для верности закурить?