Наталья Андреева - Гробница Наполеона

Сид, который не отличался острым умом, все еще раздумывал над словами Грушина. Насчет ошибки убийцы и о том, что Грушин был лучшего мнения о его жене. О Прасковье. Что мать натворила? Почему этот гад позволяет себе намеки?

Сама писательница думала о том же. Нечего было распускать язык! Да еще и мерзавка Кира, которая бегала сюда за очередной дозой героина! И наверняка наболтала лишнего. Но Даня! Каков? Это же провокация! Теперь она поняла!

Валентин Борисюк чувствовал себя хуже всех. Он тоже сообразил: это ловушка. Пока не раздался звонок в дверь, надежда еще оставалась — Грушин ничего не знает. Это ошибка, случайность. Его, Валентина Борисюка, приняли за кого-то другого! Но теперь он понял: так просто из этого дома не выпустят. Что? Неужели в тюрьму? Он был наслышан об ужасах, которые там творятся. Валя рос в уютной квартирке со всеми удобствами, обихоженный и обласканный. Да, родители постоянно ссорились из-за денег, которых не хватало, но на качестве приготовленной пищи и чистоте постельного белья это не отражалось. Мама готовила великолепно, а белье пахло лавандой.

Теперь же кандидатки в жены, сменяя друг друга, поддерживали порядок в его квартире, а мама по-прежнему приносила знакомые с детства кастрюльки с едой, которую оставалось только разогреть. И регулярно забирала грязное постельное белье, принося взамен то, что знакомо пахло лавандой. Тюрьма — это ужас! Кошмар! Вонь, грязь, нечистоты. Нет, в тюрьме ему не выжить!

А как же карьера? Валентин был в шоке. Сначала следователь, а теперь — этот… Свидетель. Но, может, Грушин ошибся?

Вот он, стоит на пороге. Улыбается.

— Прикройте, пожалуйста, дверь, — попросила Прасковья Федоровна. — Дует.

— И этот… как там его? Может услышать голоса, — напомнил Сид.

Грушин послушался и плотно прикрыл за собой дверь.

— Ну что, гости дорогие? Созрели?

— Созрели для чего? — презрительно спросила Инга.

— А ты, я вижу, маешься? Шампанское кончилось, а тебе стыдно признаться Артему, что ты употребляешь и крепкие спиртные напитки. И пивком балуешься. И дымишь, как паровоз.

— Что ты несешь? — пробормотала Инга.

— На спор: у нее в сумочке пачка сигарет. Сейчас она мечтает о том, чтобы выйти на чердак и тайком покурить. Хоть одну затяжечку! Ну что, Инга? Угадал? Артем, да перестань маячить!

— Все-таки я пойду отправлю шофера, — сказал тот.

— А может, это не он? — спросила Прасковья Федоровна. — Может, соседи?

— В одиннадцать ночи? — фыркнула Инга.

— Нет, это не соседи, — сказал Грушин. — Это действительно мой бывший личный водитель, который вот уже с год возит Артема. Я его вызвал, и он приехал.

— Постой-ка… С год! — Артем остановился и хлопнул себя по лбу. — Вот оно! Еще один человек, который работает на моей фирме со дня ее основания! То есть с того момента, как мы разделились! И как я раньше не сообразил? Ведь он тебе в рот смотрел! Ольга потому и избавилась…

— А ты не спеши с выводами, — улыбнулся Грушин. — Тебе бы только крайнего найти. Между прочим, в отличие от остальных, у тебя богатый выбор. Ты только посмотри! Инга, Валентин, теперь еще и шофер!

— Грушин, ты на что намекаешь? — вскинулась Инга.

— На то, что Артема Дмитриевича Реутова вот уже около года шантажируют. Да, я открываю одну карту. Позиция минус один.

— Я так и думала, — с удовлетворением кивнула писательница. — Между прочим, Даня, ты нам не Америку открыл. Представить себе владельца фирмы, богатого человека, у которого шикарная машина, квартира и немалые деньги в роли шантажиста… Это просто смешно!

— А представить Киру в роли шантажируемой? — тихо спросил Грушин.

— Еще смешнее!

— Тогда кого же она шантажировала? Может быть, Артема? Раз один шантажируемый открылся? — предположил хозяин.

— Мы никогда с ней раньше не пересекались, — пожал плечами Артем.

— Ну, пути Господи неисповедимы.

— Может быть, хватит? — влез в разговор Сид. — Чего делать с шофером? Он же сейчас поднимется сюда!

— Ну, наш Ваня человек терпеливый, — усмехнулся Артем. — Может всю ночь просидеть на диване, пока не позовут.

— Валентин, а ты почему молчишь? — обратилась к заму по рекламе Инга. — Да что это с тобой?

— Господин Борисюк догадался, что для него все кончено, — рассмеялся Грушин. — И думает о тюрьме. Там такие ужасы! Представьте себе: ведь его будут бить! Возможно, ногами. А может, и чего похуже. Через несколько лет он выйдет оттуда калекой. Если выйдет. Следователь тебя просветил перед смертью, Валентин? Что бывает в тюрьме с такими, как ты?

Борисюк не ответил. Он впал в болезненное состояние, когда единственная мысль, оставшаяся в голове, бегает по кругу, словно мышь в клетке. Мечется лихорадочно, в поисках выхода. А выхода нет.

— Может быть, мне спуститься к Ване? — вызвалась Инга. — Я бы могла с ним поговорить.

— Но тогда он увидит тебя здесь, ночью, и подумает… Он что, знает? — спохватился вдруг Артем.

— Знает о чем? — упавшим голосом спросила Инга.

— Если твое появление ночью, в этом доме, в отсутствие хозяйки не удивит Ваню, то…

Инга спохватилась: сказала глупость! Выдала себя с головой! А Прасковья Федоровна откровенно рассмеялась. И сказала с торжеством:

— Ну что, милочка? Попалась! И в самом деле! Обманывать такого приличного человека! Ай-яй-яй!

— Значит, все-таки было.

И Артем уставился на Ингу тяжелым взглядом…

— Ну и что такого? — начала оправдываться Инга. — Я целый год здесь работала! Может быть, меня по старой памяти попросили помочь по хозяйству!

— Кто попросил? — не отрывая от нее взгляда, негромко поинтересовался Артем.

— Ольга! Она мне доверяет!

— А если я ей сейчас позвоню? Грушин — телефон!

— А почему ты мною командуешь? — разозлился тот.

— Я сказал! Телефон! Быстро!

И Артем, сжав кулаки, пошел на бывшего друга. Неизвестно, чем бы закончилась сцена, но в этот момент произошло нечто неожиданное.

Стеллаж с книгами, за которым находилась потайная дверь, вдруг поехал в сторону. Бесшумно, но заметившая это краем глаза Прасковья Федоровна развернулась всем телом, вытаращила глаза и вдруг отчаянно завопила:

— Смотрите, смотрите!

Артем повернул голову и замер. Его кулаки невольно разжались. Грушин тоже опешил. У Сида отвисла челюсть.

— Трупы живые! — взвизгнула писательница. — Они живые!

Инга громко ахнула. Стеллаж с книгами остановился. В открывшемся проеме стоял Ваня Смирнов. Лицо у него было зеленое. Похоже, что Ваню тошнило. За спиной шофера откинулся в кожаном кресле следователь Колыванов. Из груди у которого по-прежнему торчал нож с рукояткой из слоновой кости. На крюке висела мертвая Кира. Не удивительно, что Ване стало плохо, когда он все это увидел.