Лев Кожевников - Смерть прокурора

-- Хотите, скажу, какой следующий вопрос вертится у вас на языке? Вот-вот сорвется. Даже удивительно, что вы до сих пор его не задали. Ну, так как?

-- Я слушаю.

-- Вам, уважаемый прокурор, не терпится выяснить, откуда у меня взялись такие деньги. Аж целый миллион! А может, два? Это при моей-то должностенке, да еще в системе образования. Так?.. Наверняка, тут дело не чисто, думаете вы. И нельзя ли этот миллион, а может два, обратить в доход государства. Преступник думает так же. Он желает слупить с меня миллион. Правда, в свою пользу. И тоже пугает. Но в отличие от вас поступает честнее, не хитрит и не набивается в союзники. Он так и говорит: я собираясь тебя ограбить.

Алексей рассмеялся.

-- Ваш ответ, Иван Андреевич, я знаю заранее. Миллиона у вас нет, так?

-- Вот именно. И никогда не было.

-- Дело в том,-- продолжал Алексей,-- что на данном историческом отрезке заработать миллион честным путем невозможно. Нет законодательной базы. Любой миллион, тем более два, оказавшись в частных руках, имеют криминальное происхождение. Спекуляция, бандитизм, наркотики, махинации с валютой и тому подобное. Вы меня понимаете. Стало быть, честный человек с миллионом в кармане -- абсолютным нонсенс. Поэтому на честный ответ с вашей стороны я и не рассчитывал. Особенно в том случае, если бы миллион у вас, действительно, имелся. А то, что вы скажете, и что в конечном счете сказали, я знал без вас.

Некоторое время оба молчали. Было ясно, что черта под дискуссией подведена. Наконец, Глухов сказал:

-- Ладно, прокурор. Хватит воду в ступе толочь. Спрашивай, что надо. И разбегаемся.

-- Вопрос тот же самый. Почему вы не обратились к нам сразу?

-- Вначале не придал значения, да и сейчас... Хотя далеко зашел гад.

-- До этого случая вам угрожали?

-- Обещал пришить всех троих. В случае неуплаты. Или в случае, если надумаю обратиться в милицию.

-- Вас это остановило?

-- Я же сказал: не придавал значения.

-- Преступник сообщался с вами письменно? Или по телефону?

-- Две записки. Вторая там, в пакете. Он ее к голове на гвоздь приколотил.

Алексей выглянул из машины:

-- Вадим Абрамович! Записку нашли?

Через минуту подошел Дьяконов. На руках у него были надеты резиновые перчатки. Подал следователю перемазанную, в подозрительных пятнах четвертушку бумаги. Пояснил.

-- В пакете валялась, на дне.

На четвертушке крупными печатными буквами, веройтно, шариковой ручкой было написано:

ИВАН ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ ТРИ ДНИ НА ОЧЕРЕДИ ТВОЙ ДОЧ

Вез знаков препинания и прописных букв, с ошибками. Но неграмотный текст вполне мог оказаться имитацией.

-- Что-то еще?

Дьяконов с сомнением пожал плечами.

-- На срезе шеи налипли частицы какого-то вещества. Надо сделать смыв. И тоже на экспертизу. Кстати,-- он просунул голову в машину к Глухову.-- У вас дома дырокол имеется?

-- Чего нет, того нет.

-- Угу. Кусочки бумаги на шее -- от дырокола.

-- Бумага та же? -- Алексея ткнул пальцем в записку.

-- Трудно сказать. Хотя дырокол, как будто, с изъяном. С индивидуальными признаками, пригодными для идентификации.

Переговорив с Дьяконовым, Алексей снова обернулся к Глухову. Тот молчал, глядя отеутствующими глазами в окно. Ои настолько ушел в свои мысли, что Алексею пришлось дважды повторить свой вопрос.

-- Первая записка?.. Валяется где-то, в столе. Небось, ваши орлы уже нашарили.

-- Конверт сохранился?

-- Лежала в почтовом ящике. Без конверта.

-- Что в записке?

-- Как я должен отдать миллион.-- Глухов усмехнулся.

-- Ну-ка, ну-ка?

-- Я должен повесить в окне, на кухне, красную тряпку. Знак. И ждать дальнейших указаний.

-- А вы повесьте.

-- Поздно, прокурор! Теперь ваши дознаватеди бегают по подъездам и каждого спрашивают: вы тут не видели на днях подозрительного гражданина? Он зашел в девяносто вторую квартиру к Глухову. Под мышкой держал отрезанную голову. Вон... взгляни.

Он кивнул в сторону дороги, через поле. Там, на обочине, собралась кучка лщдей. В одном из них Алексей разглядел понятого, дежурного вахтера из соседних гаражей. Тот что-то говорил и часто тыкал рукой в сторону милицейских машин возле свалки, на одной из которых безмолвно вращалась синяя мигалка.

-- Да, реклама солидная,-- согласился Алексея.

-- И миллион жалко отдавать,-- мрачно съязвил Глухов.

-- Иван Андреевич, поскольку миллиона у вас нет и не было, то шантажировать вас не имеет никакого смысла. Однако вам угрожают, в том числе действием. У вас есть соображений на этот счет? Скажем, друзья-хохмачи? Враги? Или знакомые психи? Обиженная и оскорбленная женщине?

-- Женщина... ха! -- Глухов рассмеялся, хрипло, надреснуто.

-- Напрасно недооцениваете,-- Алексея пожал пдечами.-Недавно допрашивал, из совхоза "Северный" обвиняемая. Пришла баба домой после вечерней дойки. Вхожу, говорит, во двор и слышу -- на сеновале хихикают. У меня, говорит, сердце от злости зашлось, насилу на ногах устояла. Походила по двору, будто ничего не знаю, а потом -- к лестнице на сеновал. Вытащила из угла ржавую борону. И зубьями вверх опрокинула. Сама ушла в магазин. Когда вернулась, во дворе толпа народу собралась. Мужа с одной конторской дамой с зубьев снимают. Он первый впотьмах на борону спрыгнул и закричал. Любовница перепугалась, хотела убежать. И тоже на зубья спрыгнула. Нога насквозь у обоих. Жаль, говорит, соседи помешали, я бы топором посекла их тут же, на бороне.

-- Вы с олигофренами, кажется, имели дело? -- перебил Глухов.

-- Учащийся контингент?

-- Они самые. Единственный способ привести эту публижу в чувство -- поголовная кастрация. Все остальное пустая трата времени.

-- У вас есть основания кого-то подозревать?

-- Два разбойных нападения, не считая мелочей. Это как? Основание?

-- Лично на вас?

-- Главным образом.

-- Значит, на других из вашего коллектива тоже нападали? В двух словах -- об обстоятельствах?

-- Какие там обстоятельства! Первый раз напали возле подъезда. Похоже, поджидали. Человека три или четыре, темно было. Лиц тем более не разглядел. Но просчитались ребятки. Им бы по куску арматуры взять, а они... В общем, не получилось. Я и сам люблю помахаться. Ей богу, даже удовольствие подучил.

-- Понятно, и когда это произошло?

-- Сейчас скажу. Сегодня восемнадцатое? В конце прошлого месяца дело было, двадцать третьего. Ровно неделю спустя -второй случай. Мы с Охорзиным возвращались.

"Эте который Киряй Киряич," -- вспомнил Алексей из показаний эспэтэушников.

-- Тоже ввечеру было. Идем не спеша, разговариваем. Вдруг мимо носа кирпич... вернее, половина. Это на улице Шмидта произошло, возле новостройки. Судя по траектории, кирпич саданули из окна. Сверху-вниз.

-- Квартиры проверили?

-- Да. Но Охорзин со мной не пошел. Даже у подъезда отказался стоять. Короче, олигофрены смылись, пока я из подъезда в подъезд по этажам бегал. Правда, лежбище нашел. В углу матрад, бутылки под ногами катаются. И табаком воняет... не выветрилось еще. Мочиться и срать ходили в соседнюю комнату.