Патрик Квентин - Подозрительные обстоятельства

Пэм Торнтон, которая появилась у нас несколькими годами позже дяди Ганса, в молодости считалась ближайшей приятельницей матери. В актив ее творческой биографии засчитывалось выступление с собакой в программе «Пэм и ее друзья». Но, с другой стороны, она была дочерью британского полковника, а дочери британских полковников, особенно те, кто учился в школе Юных Леди в Суссексе, оказались эмансипированными лишь настолько, чтобы играть в хоккей, но отнюдь не выступать на арене цирка.

Если и было в Пэм что-то необычное, так это ее неумение хранить от меня секреты. Мы нежно любили друг друга, и ложь между нами исключалась. У нас была своя игра, и мы свято соблюдали ее правила.

Я молча наблюдал за дядей Гансом. Его интерес ко мне пропал. Сейчас он печально снял белого коня черным слоном. Рядом переливалась изумительными оттенками вода бассейна, легкий ветерок шевелил верхушки пальм. Красиво, будто в цветных фильмах. Как бы мне хотелось отрешиться от терзающего меня беспокойства! Быть бы сейчас в Париже и с восхищением наблюдать, как Моника готовит завтрак!..

И тут я с облегчением увидел торопливо пробирающуюся между кактусами Пэм.

Трай, огромный, выдрессированный ею пес, тащил большущий сверток, перевязанный тесьмой, концы которой развевались за ним, как флаги.

Я подбежал к Пэм и расцеловал ее.

— Ники! — Она радостно улыбнулась. — Какие боги вернули тебя обратно? Трай тащит твой костюм для похорон. Примерь его. У дверей церкви будет полно телевизионных камер, и наша старушка бросится с крыши, если ее драгоценный сыночек не будет выглядеть самым элегантным на всем побережье. Слава богу, я помню, что не должно быть никаких складок.

Она схватила меня за руку и потащила за собой прочь от дяди Ганса к небольшому домику, который походил не то на таитянский крааль, не то на гаитянский крааль, не то просто на какой-то крааль. Трай упорно тащил за нами сверток.

— Старушка сказала тебе, что она собирается играть Нинон? — на ходу спросила Пэм.

— Да.

— Это, конечно, пока неофициально. Контракт не подписан, но, кажется, все решено, и это нас спасает.

— Спасает? — изумился я.

— Я ничего не сказала тебе перед твоим отъездом. Я вообще никому не говорила. Я даже самой старушке сказала об этом пару недель назад, но мне страшно. Ты знаешь, как она все проматывает? Так вот, мой дорогой, у легендарной Анни Руд за душой нет ни цента. А деньги, которыми она швыряет налево и направо, оборачиваются долгами. У нас нет ни гроша. Поэтому я говорю: да здравствует Нинон де Ланкло! Если бы не это, пришлось бы просить милостыню.

Мне стало совсем худо.

— Трай, — велела Пэм, когда мы дошли до домика, — отдай Ники его костюм.

Трай разжал челюсти, и сверток упал к моим ногам, но когда я нагнулся, пес зарычал.

— Трай! — крикнула. Пэм.

Он немного поворчал, но все же разрешил мне притронуться к свертку.

— Какая непослушная собака, — возмутилась Пэм.

— Трай! Ты наказан. Четыре прыжка с кувырканием!

Но для пса это не было наказанием. Он проделал кувырки с огромным энтузиазмом. Я вошел в комнату, примерил костюм и предстал перед Пэм. Часть домика, где находился бар, имитировала жилище колдуна. Столами и стульями служили колдовские барабаны. За одним из них сидела Пэм и потягивала джин.

«Пэм пьет перед ланчем? Значит, случилось нечто ужасное», — подзумал я. Пэм твердо придерживалась незыблемого английского правила: пить следует лишь после заката солнца.

Судя по всему, пиджак был в порядке. Пэм придирчиво осматривала меня со всех сторон и, наконец, одобрила.

Она долго разглядывала брюки, но тут я не выдержал.

— Что вы делали у Нормы?

Мне-то казалось, что неожиданная атака застанет Пэм врасплох, но я немедленно поплатился за это. По лицу Пэм пробежала тень, и передо мной стояла дочь британского полковника, с презрением относящаяся к актерам.

— Бог мой, Ники, о чем ты говоришь?

— Почему вы все были там, когда она упала?

Пэм слегка покраснела и устремила взгляд в сад, где дядя Ганс занимался своими делами.

— Иногда я просто прихожу в отчаяние, — вспыхнула она.

— Кто тебе это сказал? Дядя Ганс? Джино?

— Прелесть Шмидт. Это был уже нокаут.

— Прелесть? Откуда ей знать?

— Она говорит, что когда в тот вечер вы уходили, мать велела отвечать, что все у Ронни. А на следующее утро была к ней чрезвычайно мила и попросила держать язык за зубами.

— Но… но… Почему Анни не сказала мне? Надо же. Прелесть… Что мы о ней знаем? Она же здесь совсем недавно.

— Она поклялась, что никому не говорила, — добавил я, не очень-то веря в эти клятвы.

Пэм отхлебнула глоток джина с тоником без льда, что также было для нее необычно.

— Мне следует убить себя!

— Все так плохо?

— Конечно! А если пронюхает пресса? Или полиция?

— Расскажи же мне все.

— О, Ники, наверное, теперь я просто обязана это сделать. Признаться, давно пора, потому что кроме нас с тобой о старушке некому позаботиться.

— Не надо так говорить. Ты бы слышала ее собственные заявления.

— Ты же знаешь, что это ложь, Ники. Твоя мать — самая удивительная женщина в мире. Просто она не хочет, чтобы ее без нужды беспокоили. Но, мой дорогой, если бы ты знал, что случилось на самом деле… Скверно, очень скверно.

— Расскажи, только с самого начала, — подавшись вперед, взмолился я.

Вот что случилось в ту ночь. По крайней мере, столько мне удалось выудить из беспорядочного рассказа Пэм.

Первой «скверной» вещью, по словам Пэм, была страсть Ронни к матери. Вероятно, связь с Сильвией Ла-Мани, увлечение «звездочками» и тому подобное плюс запутанные отношения с Нормой — все это ему осточертело. Он стал преследовать мать по пятам, и это было еще «сквернее», так как сама она не придавала значения его влюбленности. Мать постоянно бывала у них на правах старинной и близкой подруги. Она же заставила Ронни дать Норме роль Нинон.

Конечно, сама мысль об этом была ему ненавистна. При всей любви к матери он не мог не видеть, что с Нормой в роли главной героини фильм провалится, и проще сразу выбросить шесть миллионов на ветер. Но мать продолжала гнуть свою линию, и через две недели после моего отъезда в Париж торжественно объявила дома, что Норма будет играть роль Нинон де Ланкло. Она бросит пить и станет брать уроки французского языка у маленького негра, которого мать разыскала в Санта-Монике. Через полтора месяца начнутся съемки.

— Подумай, Пэм, все шашни Ронни с Сильвией прекратятся. Теперь дорогая Норма имеет шанс начать новую карьеру.

Бедняжка Пэм, чьи мысли и заботы были совсем о другом, огрызнулась:

— А не лучше ли подумать о новой карьере для несравненной Анни Руд?

Отчаяние придало ей смелости, и она заговорила о финансовых затруднениях. Мать это ничуть не встревожило. Она подсела к пианино и начала одним пальцем наигрывать какую-то легкомысленную мелодию.