Анна и Сергей Литвиновы - Небесный остров

С Вадимом Андреевичем Соловец больше не виделся. Но с его женой продолжал общаться. Кому еще несчастную женщину поддержать? Пусть со здоровьем у той наладилось, зато душевное состояние было кошмарное. Тем более что вел себя муж нарочито жестоко. Скрываться даже не пытался – Виолетта открыто звонила ему домой, и на свидания он собирался на глазах у жены. Наглаживал рубашку, прихорашивался перед зеркалом. Подарки, что своей зазнобе покупал, жене показывал, интересовался:

– Как думаешь, понравится Виолочке?

А уйти Гале некуда было. Заикнулась, чтобы квартиру разменять, Вадим отрезал: «И не подумаю!» Сбережений собственных у нее никаких, детей нет, а работать она перестала больше двадцати лет назад, когда инвалидность получила.

Жаловалась Соловцу:

– Вадим мне вчера сказал, словно бы между делом: «Правы были спартанцы, когда инвалидов со скалы сбрасывали».

Вениамин Аркадьевич (пусть жизнь прожил, но с жестокостью людской не смирился) с жалостью смотрел на женщину. Искренне хотел ей помочь. Советовался от ее имени с юристом – на каких условиях возможен развод? Но тот его огорчил: когда одна сторона не согласна, дело чрезвычайно осложняется. Если квартиру разменивать по суду, процесс может на много лет затянуться. Алименты на содержание нетрудоспособного иждивенца, конечно, взыскивать будут, но Соловец прекрасно знал, что зарплата (официальная, в ведомости) у Вадима Андреевича мизерная. Да и сама Галина, пусть и говорила постоянно, что не может жить под одной крышей с предавшим ее человеком, уходить, похоже, не хотела. То ли ждала, что супруг одумается. Или боялась просто остаться на старости лет со всеми болячками одной и без копейки.

И однажды (месяца через два после увольнения Соловца) пришла ей в голову идея отправиться к разлучнице. «Поговорить с ней. Убедить, чтоб отступилась. А не получится – хотя бы в глаза ее бесстыжие посмотреть».

– Галочка, это глупо, – убеждал ее Вениамин Аркадьевич. – Ничего ты не добьешься, только расстроишься.

Но останавливать Галину, коли та что задумала, было бесполезно. Соловец еще и выяснил по ее просьбе, где Виолетта живет, когда дома бывает. Только везти ее отказался, сколько женщина ни просила.

– Не хочешь – обойдусь, – фыркнула та. – Возьму такси.

– Делай, как знаешь, – вздохнул Вениамин Аркадьевич. – Но, когда домой вернешься, обязательно позвони.

Весь день он маялся, места себе не находил. Час прошел, как она уехала. Два. Три. Должна бы давно вернуться. Или настолько расстроена, что ни с кем, даже с ним, говорить не хочет?

Не выдержал. Стал набирать номер сам. Дома длинные гудки. Мобильный выключен. На сердце становилось все неспокойнее. Вдруг скандал (а чем еще могла закончиться встреча с бесстыжей юной любовницей?) стал последней каплей? Не выдержала Галочка унижений, покончила со своей несчастливой, безрадостной жизнью?

«Нет, она никогда не пойдет на такое. Она сильная», – убеждал себя Соловец. Но почему тогда она не откликается? Тем более что он давно стал единственным человеком, кому Галина доверяла.

Ближе к вечеру, после череды безуспешных звонков, он решился на крайние меры. Отправился домой к другу-недругу своему и к Галине. В конце концов, пусть с Вадиком они отношения оборвали, он не к нему ведь пришел!

Дверь ему отперли, едва он коснулся звонка.

На пороге стоял молодой, неприятного вида мужчина. Соловец, хотя в глаза никогда его не видел, сразу догадался: это Эдик Смолянинов, новый фаворит в Институте моря. За его спиной маячил бледный, растерянный Вадим.

– Что вам угодно? – надменно обратился к Соловцу парень.

– Я хочу видеть Галю, – твердо произнес Вениамин Аркадьевич.

И увидел, как исказилось лицо Вадима. А Эдик бесстрастным тоном произнес:

– Сожалею, но Галина Васильевна сегодня скончалась.

– Как?! – опешил Соловец.

– Острая почечная недостаточность, – пожал плечами молодой человек. – Частый, увы, исход при ее болезни. «Скорая», к сожалению, приехала слишком поздно.

А Вадим за его спиной хрипло добавил – будто к другу обращался и не было меж ними размолвок:

– Я, Венька, во всем виноват. Недосмотрел.

И выглядел безутешным.

– Вадик, – тихо молвил Соловец, – когда она умерла?

И увидел: лицо приятеля исказилось испугом. Однако голос был тверд:

– Час назад, врачи только уехали…

«Значит, пришла от любовницы твоей. Разнервничалась, одна дома, помочь было некому. Ох, друг мой, ты и тварь!»

– И на похоронах отец к Вадиму даже не подошел, – продолжил рассказ Женя. – И сам после смерти Галины Васильевны быстро сдал. Давление скакало, однажды в коридоре упал: голова закружилась. Мы с мамой его в больницу гнали, обследоваться, но он никак не хотел. Говорил, дело у него есть. А что за дело – не признавался. И вел себя странно. Телефон завел второй, с новой сим-картой. Если мы в комнате были, на звонки по нему никогда не отвечал. Уходил часто куда-то. Возвращался хмурый. Однажды мама услышала, как он сам с собой разговаривает. Она только одну фразу разобрала: «Подлость людская границ не знает». И чувствовал отец себя все хуже. Давление каждый вечер под двести. А недели две прошло, мне звонят, – Женя сглотнул, – из милиции. Спрашивают, кем мне Вениамин Соловец приходится… Папа, оказывается, на улице упал. Инсульт. Я в больницу, а он не узнает уже никого. Парализован полностью. Говорить не может, мычит. Мы с мамой к нему лучших врачей вызвали, но не помогло ничего. Умер отец. Через два дня. Но перед смертью – я у его постели сидел – вдруг что-то снизошло на него. Открыл глаза. Посмотрел на меня. Узнал. И говорит абсолютно чисто:

– Женя. Галину убил Вадим. А Эдик помог ему сухим из воды выйти.

Вздохнул с облегчением, будто долг важный исполнил. Закрыл глаза. Сжал мою руку. И через минуту уже не дышал.

– Вот это да! – выдохнула Надя.

Полуянов же деловито спросил:

– А доказательства?

– Естественно, я тут же взялся их искать, – откликнулся Евгений. – Все отцовские бумаги перерыл, в столе, на чердаке, везде. Ничего не нашел. Но слов его предсмертных забыть не мог.

– А ты не допускал, что отец твой просто ошибался? – выстрелил вопросом Дима. – И Галина, неработающий, кстати, инвалид, действительно умерла от почечной недостаточности?

– Разумеется, допускал, – чуть ли не враждебно откликнулся Евгений. – Потому и понимал: доказательства мне нужны железные.

Но как их было добывать? Он же не сыщик. И даже не пишущий журналист, у которого связей полно в ментовке, в загсе, в больнице. Да и время против него играло: с момента смерти Галины минуло уже три месяца. Плюс город у них маленький, все на виду. Явишься с расспросами, допустим, к врачу, который свидетельство о смерти подписывал, и сразу разговоры пойдут. А отец, кроме предсмертных своих слов, ни единой подсказки не оставил. Женя не то что бумаги какой, даже телефона его второго, секретного найти не смог.