Крейг Макдоналд - Убить Хемингуэя

Но Гектор тогда публиковал рассказы с завидной регулярностью и недавно продал первый из своих приличных детективов. У него завелись деньги, и он подумывал о переезде из Квартала и, возможно, даже из Парижа. Он поговаривал о возвращении домой и на Киз во Флориду, где, как он настаивал, жизнь значительно дешевле, чем в Париже, и где постоянно так тепло, что в домах даже нет каминов или радиаторов.

В те дни казалось, что Гектор умел попадать в хорошие и интересные места раньше меня или хотя бы убедительно врал по этому поводу. Но Гектор был убежденным холостяком, и я уверял себя, что это дает ему определенные критические преимущества как исследователю. Я в первый раз встретил Гектора в Италии. Он водил санитарные машины, а после того, как был ранен и списан, обучал меня и показал, как надо водить старые развалюхи почти без тормозов по горным дорогам. Позднее он почти год торчал в Париже, даже, возможно, два года, до того как я там появился, – и еще в одном случае он меня опередил: появившись раньше меня в Ки-Уэсте, хотя, очень может быть, лучше было бы для нас обоих, если бы он там вообще не появлялся.

Но до этого оставалось еще много лет, а именно в то утро мы были лучшими друзьями, был канун Рождества, мы сидели у огня и пили греющий живот и развязывающий язык ром «Сен-Джеймс». Мы сидели на террасе пивной, тут было теплее, но все равно утро выдалось очень холодным, несмотря на солнце, и мы видели пар нашего дыхания, когда разговаривали и даже когда просто дышали.

Мы немного поговорили о нашей утренней работе, и Гектор поведал мне, что собирается отдохнуть со шлюхой, с которой познакомился несколькими днями раньше и которую хочет наставить на путь истинный.

Имя у девушки было оригинальное – Виктория. Она приехала из Сент-Луиса в Париж, чтобы стать певицей или танцовщицей. Но она прошла через круги bal musettes [16], затем попала в revues поменьше, затем в «Фоли Бержер», а потом скатилась в самый низ, и теперь ее трудовое имя было Соланж.

Я встречался с ней раз или два, она была вполне хорошенькой: блестящие черные волосы, не по моде длинные и прямые. А глаза синие, не голубые, как у Гектора, и у нее была милая улыбка, но не было ямочек Гектора. И все же она была вполне привлекательной, и, глядя на нее, становилось грустно, что вот приехала она в Париж юной, были у нее мечты, но эти мечты не осуществились, даже близко ничего похожего не произошло, и превратилась она в обычную девушку с панели.

Когда Гектор получил деньги, он снял ей квартиру, что вызвало небольшой скандал с его вздорной и вдруг впавшей в религию femme de menage [17]и вынудило его искать жилье.

– Мы с Вики сегодня утром сделали немного попкорна, – сказал мне Гектор. – Все утро мы нанизывали попкорн, а после ленча собираемся пойти в Люксембургский сад. Я там нашел прекрасную сосну, совсем как новогодняя елка дома, мы повесим на нее попкорн и будем следить, как его клюют птицы, потом выпьем немного кирша и споем пару рождественских песен. Ты с семьей должен встретить нас там, Хем.

Как будто что-то вспомнив, Гектор сунул руку под стол и порылся в кармане лежащего на стуле пальто. Потом протянул мне небольшой бумажный сверток и сказал:

– Счастливого Рождества, Хем.

Это была металлическая фляжка, и я чувствовал, что в ней что-то булькает. Я уже собрался отвинтить пробку и понюхать, как он сказал:

– Перно. – Он поднял свой стакан с ромом. – Alla tue salute/

– Salute, – сказал я. Мы чокнулись, и он протянул мне еще два небольших свертка.

– Тот, что в красной бумаге, для Бамби, – сказал он. – Эту вещицу я на днях увидел.

Второй сверток, сказал он, предназначался моей жене. Гектор был чуть моложе меня, и моя жена относилась к нему по большей части как к младшему брату. Но иногда они начинали флиртовать друг с другом, и я понимал, что они относятся друг к другу очень хорошо, а Гектор, возможно, даже немного влюблен в мою жену. Разумеется, если такие люди, как Гектор, способны влюбляться. Но в то время все это было совсем невинно, так что, когда я, работая журналистом, вынужден был уезжать по заданию, я знал, что Гектор будет за ней присматривать, и за нашим сыном тоже, что они будут в безопасности и ничего непотребного не произойдет.

Но я ощущал через бумагу контуры подарка и чувствовал, что начинаю закипать. Рыжие волосы моей жены совсем отбились от рук после рождения ребенка, стали густыми и непослушными, а она умудрилась потерять одну из своих любимых щеток для волос, когда мы переезжали из Торонто. Только сегодня, когда я уходил, она чертыхалась, не в состоянии расчесать густые рыжие волосы.

Несколько дней назад мы с женой и Гектор со своей шлюхой, вставшей на путь праведный, гуляли по городу, жена увидела в витрине антикварной лавки серебряную щетку и что-то сказала по этому поводу. Я понял, что подарок – та самая щетка, которая ей понравилась.

– Я не могу это принять, Лассо, – сказал я.

– Это же не тебе, Хем, – осторожно заметил Гектор. – Скажи ей, что это от тебя. Тебе бы все равно пришлось так сказать, потому что все остальное было бы… неприлично. – Он тогда мне улыбнулся своей лучшей улыбкой, во всяком случае, я знал, что он считает ее своей лучшей улыбкой: мальчишеская улыбка с ямочками на щеках, которая должна стереть мою обиду – по крайней мере, он так считал. И довольно часто не ошибался. Тем более что моя первая настоящая выпивка за несколько недель сделала меня расслабленным и покладистым.

Но все же справиться с моей обидой до конца ему не удалось, и Гектор это почувствовал. Он сказал:

– Вы двое – единственная семья, которая у меня есть, Хем, и сейчас Рождество, так что принято дарить. Тебе просто надо смириться с необходимостью принимать подарки, перестать быть таким праведным сукиным сыном. – Он показал на подарок для моего сынишки. – У меня нет ни братьев, ни сестер, так что никогда не будет племянников или племянниц. Боюсь, что потребность в детях для меня исчерпывается Бамби. Черт, Хем, позволь мне устроить себе Рождество. Без этого мне останется только украшать деревья в парке вместе с падшими женщинами. Что это будут за Святки? Ты не можешь по-настоящему оценить семью, потому что она у тебя есть. Когда ее у тебя нет, ты только об этом и думаешь.

Я все еще не мог успокоиться, но тогда я был ужасно привязан к Гектору. Я еще не знал, что стану делать с подарками, и, если понесу домой, как объясню их появление, но его улыбка и честный голубой взгляд сломали мое последнее сопротивление и ревность и сняли с меня вину за то, что у меня нет денег.

Мы снова подняли тост, и я принялся думать о чем-нибудь, имеющемся в нашей крошечной квартире, что я бы мог подарить Гектору.

Гектор заказал гренки с сыром, мы продолжали тянуть ром. Потом я спросил: