Сергей Высоцкий - Не загоняйте в угол прокурора. Сборник

Воскресенье Фризе провел на даче. Его никто не беспокоил, не донимал вопросами. Только в три часа, когда он, начистив картошки и поставив варить, залез в подпол за солеными грибами, около дома остановилась машина. Из подпола было хорошо слышно, как водитель выключил мотор, хлопнул дверцей. «Кого это мне ветром надуло? — встревожился Владимир, и тут же тревогу затмило сладкое предчувствие: Нина?»

Предчувствие его обмануло. Приехал Ерохин.

Майор тут же взялся помогать на кухне и с воплями «ого!», «вот это вкуснятина!» отправлял в рот то гриб, то кусок баночной ветчины.

— Да не перебивай ты аппетит! — не выдержал Фризе.— Полчаса терпения и поедим как люди. Телефон не работает, на службу никто не вызовет.

— Мой аппетит можно перебить только вместе со мной, но ради друга я готов потерпеть.

Фризе накрыл стол белоснежной скатертью, выставил хорошую посуду, набор ножей и вилок.

— Неплохо получилось бы и на газетке,— проворчал Ерохин.— Нас учили, что главное — содержание.— Но увидев большой штоф с жидкостью цвета темного янтаря — водку, настоянную на калгане, ворчать перестал.

Когда они сели, Владимир налил себе калганной, а изумленному приятелю бокал «Арзни».

— Поиздеваться решил? — Ерохин потянулся к штофу, но Владимир его отодвинул.

— Ты же за рулем! Останешься ночевать — налью. Да и то немного, чтобы к утру протрезвел.

— У меня через час все выветрится! Ты это прекрасно знаешь! А с такой закусью…

Так, препираясь и балагуря, они часа два просидели за столом, «уговорив» всю калганную и добавив еще коньяку. Событий прошедшей ночи, словно по уговору, не касались. Только на прогулке, остановившись на мосту, у наскоро забитой досками дыры в ограждении, куда «ухнули» «Жигули», Фризе спросил:

— Дима, скажи мне честно: они не справились с рулевым управлением?

— Я уже одному следователю дал показания. Захочешь, прочтешь в деле. И отвяжись от меня!

Фризе молча смотрел на незамерзшие воды реки. Он думал о том, какая здесь глубина, и вдруг волна легкой дурноты накатилась на него. Он представил, как судорожно пытаются выбраться из покореженной машины оказавшиеся в ловушке боевики «Харона», как из последних сил стараются задержать вздох, а замки дверей заклинило от удара.

— Может, они были в шоке? — Фризе казалось, что он только подумал об этом. Но оказалось, что подумал вслух. Дмитрий услышал.

— Они скончались от удара об ограждение моста. У тебя в баре, кажется, еще коньяк есть?

«Странное дело,— думал по дороге к дому Фризе,— в Переделкино я застрелил громилу — никаких угрызений совести. Михе Чердынцеву полголовы снес картечью — не раскаиваюсь. А подумал, как эти в машине умирали,— раскис».

И в понедельник он пришел на службу расстроенный. И радость на Петровке, 38 — Чердынцев, он же Семенов, он же Славин — убийца и грабитель, находился шесть лет в розыске, а еще у одного боевика, Гондадзе, нашли в кармане пистолет, из которого убили часового, охранявшего склад с оружием в Краснодаре,— эта естественная радость розыскников не добавила оптимизма Владимиру.

В двери торчала записка. Фризе развернул ее. «Я у Гапочки»,— уведомлял Ерохин. Не заходя к себе, Владимир толкнул дверь напротив. Гапочка и Ерохин пили чай.

— Продался за чечевичную похлебку? — усмехнулся Фризе, присаживаясь на колченогий пыльный стул.— А я тебя, между прочим, натуральным кофе поил, а не жидким чаем.

— Чай-то жасминовый,— извиняющимся тоном сказал Дима.— Слава из командировки привез.

— Тебе не предлагаю,— проинформировал Гапочка.— Знаю, что супермены с утра только крепкими напитками балуются. Да и чашки третьей нет.

— Что, попьете чай и начнем с Богом?

— Нет, не начнем. Ты кашу заварил — ты ее и расхлебывай.

— Приказ начальства разве нынче не закон для подчиненных?

— С такими подчиненными никакое начальство не справится,— поддел старший оперуполномоченный.

— А у вас справляется? Теперь, наверное, во всех районных управлениях начальники — геологи? Или ботаники? — обернувшись к Фризе, сказал Гапочка.— Шеф меня сегодня поднял ни свет ни заря, сообщил, что дело остается за тобой. Ты его знаешь, у него семь пятниц на неделе.— Подумав, добавил: — Насколько мне известно, теперь это дело само собой угаснет. «Харон» ты разорил под корень. Кого привлекать к ответственности? «Иных уж нет, а те далече».

Фризе встал и с неудовольствием посмотрел на свою модную куртку — она была в пыли. Сказал:

— У тебя, Слава, в школе хорошая учительница литературы была. Классиков без ошибок цитируешь. А по части логики… Ведь я с чего начал расследование, к тому и пришел. Ни на сантиметр не продвинулся.

Гапочка удивленно посмотрел на Ерохина:

— Что с твоим приятелем? Сильный жар?

— Володя, ты что? Правда, нездоровится? Такую банду накрыли…

— Это все — побочные результаты. С чего началось? С убийства санитара-водителя Уткина. Кто и почему его отравил? Я не знаю. А ты, доблестный розыскник?

Ерохин пожал плечами.

— Что-то они не поделили между собой. Теперь уж не узнаешь. Помнишь отравление грибами?! Такой же «глухарь».

— Думаешь, нынче все спишется? Нет, дружок. Николай Уткин выпил чужое пиво. Это тебе должно быть ясно. Я смутно догадывался с самого начала. И один настырный писатель меня усиленно к этой мысли подталкивал. Не в прямую, нет. Просто говорил, что Маврина убили, и намекал — за что.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросил Ерохин Гапочку.

— Ничегошеньки.

— А тут еще меня зашаховали, машину украли, в квартиру залезли, в Переделкино замочить хотели.— Он театральным жестом схватился за голову: — Ой, ой, бедный Володечка! Бессонница, еда всухомятку, шеф достает…

— Связи со случайными женщинами,— тихо добавил Ерохин.

Фризе осекся. Подозрительно посмотрел на товарища.

— Извини! Голова кругом. Вместо того, чтобы крепко задуматься, я стал быстро бегать. Скорее, скорее! К одному свидетелю, к другому.

— Ходилки длинные,— не удержался Ерохин.

— Кончай ты подъелдыкивать! — заорал Фризе.— Я перед вами стриптизом занимаюсь, а вы, как два идиота!

— Нэ волнуйтесь, товарищ Фризе,— голосом Сталина произнес Гапочка.— Мы вас в обиду нэ дадим!

Фризе не выдержал и улыбнулся. Сказал виновато:

— Ребята, засуетился я, что и говорить. Кинулся в аферы. Стрельба, то да се. Вот Ниро Вульф все распутывал, не выходя из дома.

— И гладиолусы успевал выращивать,— вставил Гапочка.

— Орхидеи.

— Если честно, Володя,— сказал Гапочка,— я тебя не совсем понимаю. Прошли две недели с того дня, как ты завел дело об убийстве Уткина. За это время наворочал — дай Боже! Нечего заниматься самокритикой. Дима прав — обезврежена целая банда.