Евгений Кукаркин - Беженцы

- Дай патроны, - ору раненому.

- Их у меня только... три... осталось, - стонет он.

- Давай.

Он разжимает руку и на песок падает три патрона. Я спешно перезаряжаюсь. Еще один затих за капотом машины. Тут не выдерживают нервы у каких-то двоих бандитов и первый автомобиль мчится в пустыню. Остальные тоже последовали их примеру, прыгают в машины и удирают, оставляя неподвижные тела на песке.

- Здесь надо перевязать раненого, - кричу в вагоны, - кто-нибудь, помогите.

Две девчушки, приоткрыв дверь соседнего вагона, спрыгнули на песок и помчались ко мне. Я бегу к тепловозу. На перекрестке дороги, в крови, лежат человек семь. Я подхожу к первому попавшемуся и вырываю из его рук автомат, потом переворачиваю его и выдираю из карманов три рожка с патронами. Рядом тоже копошатся ребята, собирая оружие.

- По местам, - кричу им.

Они побежали к своим вагонам. Я вижу, как заталкивает несколько человек раненого в вагон и подхожу к тепловозу.

- Эй, - из кабинки выглянула чумазая голова, - поедем дальше?

Голова закивала. Противно заныл гудок. Состав тронулся. На ходу забрасываю оружие в вагон и прыгаю сам. Ольга мне помогает.

- Скорей бы все кончилось, - стонет она.

В Чарджоу наш состав ставят на отдельную ветку и окружают милицией. Они явно бояться приблизиться к нам и прячутся за соседними вагонами и строениями. Появляется один храбрец, это бравый полковник.

- Старшего можно на переговоры, - кричит он.

Я соскакиваю и подхожу к нему.

- Вы старший?

- Я отвечаю за охрану эшелона.

- Сдайте оружие.

- Пойдемте со мной.

- Зачем?

- Я вам покажу кое-что.

Он нехотя идет со мной. Я подвожу его к вагону.

- Вот здесь раненый в Сандыкачи, когда националисты пытались там вырезать всех русских, - мы идем дальше, - здесь тоже раненый, там тоже, а вот здесь раненый вчера, когда бандиты пытались ограбить эшелон. Там еще и еще. И ранены они, защищая женщин, детей и стариков, свои семьи. В Сандыкачи мы потеряли семь человек, неужели вы хотите продолжить список жертв. Мы отбивались от бандитов охотничьими ружьями, которые законно являются принадлежностью хозяев.

Полковник молчит. Он заскакивает в вагон, я остался на земле. Там идут бурные разговоры с озлобленной русской семьей. Ко мне подходит Максимов.

- Ну как?

- Пока уговариваю.

Выскакивает полковник и бросает мне фразу, не глядя в лицо.

- Сдайте только автоматы, ружья можете оставить себе.

- Спасибо, полковник.

Он взглянул на меня, как на сумасшедшего и пошел к своим.

Оказывается машинист тепловоза сообщил по рации о ЧП на дороге в Чарджоу, поэтому администрация так нервозно отреагировала на наше появление. Через два часа мы сдали оружие и милиция ушла. Мы вызвали скорую помощь и под плачь родственников, раненого пришлось отправить в больницу. На нашей стоянке забурлил народ, появились торговцы и торговки. Чарджоу это не Сандыкачи. Нам здесь поторопились выдать уголь, заправили водой и побыстрей вытолкнули мятежный эшелон в пустыню. Мы даже не платили мафии очередной мзды.

У границы с Узбекистаном в Газ-Ачане стоят еще два таких же эшелона. Мы встали рядом с ними и сразу же стали узнавать последние новости.

- Давно стоите?

- Нет. Второй день.

- Что так сложно?

- Туркменские пограничники мзду собирают.

- И много?

- По пятьдесят тысяч с головы, не различая младенец или нет.

- Тогда чего стоите так долго?

- Посмотрите вон туда. Видите склады. Это многие беженцы уже не имеют денег и вынуждены почти за бесценок торговать своим барахлом, что бы выбраться отсюда. Вот из-за этого и стоим. Скупщики из Ургенча приезжают в основном по четвергам и вторникам.

- Но мы же еще раз вернемся в Туркмению? Неужели и там так же?

- Говорят, так...

В этот же день вдоль нашего эшелона двигался жирный прапорщик с двумя солдатами.

- Сколько вас? - спросил он, записывая в блокнот номер вагона.

- Трое.

- Ага. Налог нужно платить, 150 тысяч.

- Вот возьми.

Я протягиваю деньги. Он пересчитывает их мокрыми от жары пальцами.

- Что-нибудь запрещенное, оружие, золото провозите?

- Нет, ничего не везем. У нас есть декларация на все имущество.

Прапорщик кивает головой.

- Все, пошли дальше, - кивает своим головой.

- А квитанцию?

- Какую квитанцию. Я отметил вагон и хватит. Москали проклятые, еще и требовать, что-то хотят.

Я пытался ему ответить, но тут Ольгина рука опустилась мне на плечо и ногти впились в кожу. Прапорщик с солдатами, ворча идет к следующему вагону.

- Успокойся, - говорит Ольга.

Мы оказались не так ограблены как соседи, и кроме того Максимов, имея крохи общественных денег уплатил кое за кого. Нам дали добро на проезд в Узбекистан.

- Еще одна такая граница и мы в жопе, - злится Максимов.

- У нас еще их три. Опять в Туркмению, потом опять в Узбекистан, а там Казахстан и Россия.

- И это раньше была могучий Советский Союз. Все братья, друзья. А этих друзей только шибанула бацилла национализма, так мы сразу стали низшим сортом и теперь они издеваются над нами как хотят. Самое поганое, я тебе скажу по секрету, по нашим данным, родным русским до нас нет дела. Москва морду воротит, как только возникает вопрос о беженцах. Миллионы русских возвращаются в Россию, а ждет-то то их... шиш. Там мы никому не будем нужны.

- Ты не прав, Не может Россия бросить своих.

- Эх, Коля, Коля. Я уже старый мужик и возвращаюсь в Россию нищим, а нищим сейчас там делать нечего...

Загудел тепловоз. Мы разбежались по своим вагонам.

Ургенч встретил солнечным утром. Ни кто не требовал с нас плату за воду, уголь валялся горами и мы спокойно воровали его мешками и корзинами. Какие-то личности обходили вагоны.

- Эй, - в дверь просунулась хитренькая, маленькая головка в тюбетейке, - золото, серьги камни есть. Я покупаю, хорошие дам деньги. Хочешь, продуктами оплачу.

- Ничего нет, - отвечает Ольга.

- А это что? - рука тыкает в оголившуюся картину.

Ольгина мама нечаянно сдернула покрывало, когда поднималась с нар, чтобы заглянуть, кто пришел.

- Это не продается.

- Дай посмотрю, много денег дам, если стоящая вещь.

- Я сказала, не продается.

Но нахал уже лез в вагон.

- Дай взглянуть только.

Тут я не выдержал и поднялся с нар.

- А ну катись от сюда.

- Да я только...

От легкого толчка он выкатился из вагона.

- Ну погоди, гяур, проклятый. Мы тебе сейчас покажем.

Он побежал вдоль вагонов.

- Началось, - Ольгино лицо тоскливо сморщилось. - Сейчас сюда придет орава...

- Ну-ка, прикрой двери, дай мне переодеться.

Я достаю из чемодана свою старую форму ОМОНовца и одеваю ее. В двери яростно стучат.

- Открой, - слышны свирепые голоса.

- Ольга, открывай.

Ольга приоткрывает дверь и тут же появляются руки и голова уголовника.