Роберт Уилсон - Кровь слепа

— Может быть, тебе стоит подумать о другом, альтернативном способе успокоить нервы.

Кальдерон поднял взгляд, в котором мелькнуло подозрение.

— Можешь как угодно лезть из кожи вон, Хавьер, но на твою кушетку психоаналитика я не лягу.

— Ну а на чью-нибудь другую кушетку? — Фалькон щелкнул кнопкой, перелистнув страничку ноутбука. — И есть еще один вопрос относительно записи.

Кальдерон, казалось, ощетинился. Не сводя глаз с Фалькона, он закурил и, выпустив дым уголком рта, сказал:

— Валяй. Я весь внимание.

— Как ты думаешь, зачем Марисе понадобилось сообщать старшему инспектору Зоррите о том, что она виделась с Инес?

— Зоррита говорит, что лжецы — сущие дети. Мариса пыталась втереть ему очки насчет своей встречи с Инес, но он оборвал ее.

— Зоррита не записывал показания от руки, а использовал диктофон. Я прослушал всю его беседу с Марисой, — возразил Фалькон. — Если и есть что-то в ее показаниях крайне для тебя невыгодное, о чем ты никоим образом не хотел бы ставить в известность Зорриту, так это факт встречи Марисы и Инес и особенно обстоятельства этой встречи.

— Наверно, — скучным голосом промямлил Кальдерон. Он не понял, куда клонит Фалькон, а упомянутая деталь не показалась ему значимой.

— Зоррита разыскал свидетеля, наблюдавшего их встречу шестого июня в Садах Мурильо. Сделать это оказалось нетрудно, потому что произошедшая между ними сцена была впечатляющей и запоминалась. Свидетель утверждал, что они скандалили, как две уличные девки, которые не могут поделить территорию.

— Похоже, свидетель в этом смысле человек опытный.

Мужчины обменялись невеселыми улыбками.

— Согласно его показаниям, оскорблениями сыпала Мариса, — продолжал Фалькон, не переставая щелкать страничками ноутбука. — Она даже выкрикнула что-то наподобие: «Так знай же, что если он и поднимает на тебя руку, так это потому, что ему обрыдло видеть утром твою кислую рожу после того, как ночью он был со мной и все было лучше некуда!» Тебе Мариса об этом рассказала? Спрашиваю потому, что в рассказе Зоррите она об этом промолчала.

— Ну и что тебя в этом так заинтересовало?

— Во-первых, мне интересно, откуда Мариса узнала о том, что ты бьешь Инес? Никаких синяков на лице у Инес не было. Может быть, ты говорил ей об этом?

— Нет.

— Может быть, ее прошлое, тяжелая жизнь в Гаване научили Марису хорошо распознавать следы побоев?

— Мне совершенно непонятно, к чему ты все это говоришь, Хавьер, — с металлом в голосе, словно с судейской трибуны, произнес Кальдерон.

— У Зорриты сложилось впечатление, что нападала Инес. В беседе с ним Мариса несколько раз повторила слова Инес: «La puta con el рurо». [4] Шлюха с сигарой (исп.).

— Она и мне упомянула эту ее фразу, — сказал Кальдерон. Теперь он слушал внимательнее.

— Зоррита решил, что рассказать ему о встрече с Инес Марису заставила еще не изжитая обида. Что она все еще зла на Инес за то, что та публично позорила ее. Но совершенно ясно, что это не так. На самом деле последнее слово оставалось за Марисой и перевес был на ее стороне. Свидетель утверждает, что Инес в результате поджала хвост и ушла, как побитая дворняжка. Так какой же смысл был Марисе рассказывать следователю об этой встрече?

— Ты думаешь, что здесь присутствовал какой-то расчет?

— Я прослушал запись. Зоррите стоило только разок-другой ее ткнуть, и из нее все это так и лилось. А история эта в ее интерпретации — лишний повод усмотреть в твоих действиях мотив: избавиться от Инес, забив ее до смерти, чтобы убийство выглядело непреднамеренным. Так что скрыть это все от следователя — самое милое дело и всецело в твоих интересах.

Кальдерон курил затягиваясь и с такой сосредоточенностью, что, казалось, голова его должна идти кругом от никотина.

— И последний мой вопрос относительно записи, — продолжал Фалькон. — Старший инспектор Зоррита встретился со мной спустя несколько часов после того, как допросил тебя. Я спросил, удалось ли ему тебя сломить и добиться признания. Зоррита ответил, что, в общем, удалось. Он признался, что, услышав твой отказ от услуг адвоката — бог знает, Эстебан, о чем ты только думал, отказываясь, — он посчитал себя вправе действовать грубее и при допросе надавить на тебя более решительно. Это, вкупе с ужасными результатами вскрытия, видимо, произвело на тебя сильное впечатление, так что в сознание твое вкралось сомнение. Зоррита решил, что именно тут ты и поверил в то, что действительно мог совершить убийство.

— Я был в замешательстве, — сказал Кальдерон. — А отказываться от адвоката меня заставляла гордость. Я и сам адвокат и мог бы защитить себя сам.

— Когда Зоррита попросил тебя описать твое возвращение домой в ту ночь, ты, по его словам, стал излагать события как бы в форме киносценария.

— Этого я не помню.

— Ты говорил от третьего лица, описывал увиденное словно со стороны, словно наблюдал все, покинув свою телесную оболочку или стоя за кинокамерой. Было ясно, что ты находился в трансе. Разве твой адвокат не сказал тебе об этом?

— Возможно, оттого, что был этим крайне смущен.

— В рассказе о том, что ты увидел, войдя в дом, наблюдается некоторая путаница, — сказал Фалькон.

— Ну, это-то мы с адвокатом обсудили.

— В твоей «сценарной версии» ты описал свое состояние как «раздражение» от нежелания видеть Инес.

— Я не хотел ссоры. Злости, которую испытывал, узнав от Марисы о ее встрече с Инес, я не чувствовал. Я был очень сонный и буквально спал на ходу. Для меня это были утомительные дни — много работы, а вечерами еще эти мероприятия, встречи с журналистами…

Фалькон открыл новую страничку своей записной книжки.

— Меня вот какие слова твои заинтересовали: «Добрел до спальни, рухнул на кровать и тут же отключился. Он осознал лишь боль. Он бешено задергал ногой». Что это значит?

— Ты цитируешь дословно?

— Да. — Фалькон положил на стол диктофон и нажал кнопку «play».

Кальдерон изумленно слушал. Дым от сигареты, застывшей в его руке, поднимался, окутывая пальцы.

— Это что — я?

Фалькон проиграл еще раз его слова.

— Разве это так уж важно?

— По-моему, Мариса прижгла тебе ногу зажигалкой, — сказал Фалькон.

Кальдерон вскочил так, словно в зад ему вонзилась иголка.

— Нога у меня уже который день болела, — возразил он, внезапно обретя память. — Я натер ее!

— Зачем же понадобилось Марисе жечь тебе ногу зажигалкой?

— Чтобы разбудить. Я дрых как сурок.

— Мне кажется, чтобы разбудить возлюбленного, существуют иные, более приятные способы, — сказал Фалькон. — Похоже, ей остро требовалось тебя разбудить, потому что время вашего расставания было очень важно.

Кальдерон опять опустился в кресло, закурил новую сигарету и уставил взгляд в высокое зарешеченное окно. Потом он моргнул, прогоняя навернувшиеся слезы, и закусил нижнюю губу.