Дия Гарина - Страшная сила

– Это когда я понял, что должен нести свое учение людям.

– А почему свеча не горит? – возник у меня закономерный вопрос.

– Потому, что ни один образ не в силах передать божественный свет этого учения… Истина, высказанная вслух, перестает быть истиной. Вам может показаться странным, но многие из братьев и сестер до сих пор знают о моем учение едва чуть больше, чем вы. Я стараюсь, чтобы человек сам пришел к нему, как пришел когда-то я. Мне остается только провести их путем, который я сам когда-то прошел. Вам еще не рассказывали мою биографию? Нет? Как-нибудь загляните в архив местной прессы. Об этом писалось не раз, и не два. Вкратце сажу, что многое повидал в жизни. Разве что не сидел, как лживо утверждают некоторые мои оппоненты. Но жизнь узнал не понаслышке. И в старателях побывал, и в боксерах, и бизнес свой пытался открыть и… В общем, богатая биография. И именно моя биография стала основой моего учения.

– Это как? – искренне удивилась я.

– Идемте, покажу.

Мы вышли из кабинета, и поднялись на третий этаж. В отличие от подвала, дверей здесь было великое множество. А в остальном – знакомая картина: темный, без единого окна коридор, освещенный неверным пламенем лампадок.

– Сюда. – Бекетов распахнул одну из дверей. – Это наша, можно сказать, рабочая столовая. Проходите, Ника Валерьевна. Не стесняйтесь. Откушайте, что Бог послал.

Я уже собиралась возразить, что даже при всем уважении к Создателю не сумею впихнуть в себя ни единого кусочка, но замерла в дверях, пораженная открывшейся картиной. За длинным и низким, во всю комнату, столом переминались на коленях человек пятнадцать белозерских братьев и сестер в одинаковых белых рубахах и, украдкой сглатывая слюну, смотрели на стоящую перед каждым небольшую тарелку. На тарелке горкой лежал рассыпчатый черный рис. Одна горсть. При этом никто даже не пытался ухватить с тарелки отвалившиеся от горки рисинки. Похоже, Великий гуру должен был дать свое особое разрешение на вкушение. Но Бекетов не торопился. Он вразвалочку прошел вдоль стола, любуясь напряженными спинами своей паствы и, усевшись по-турецки на одно из свободных мест, поманил меня рукой.

– Присаживайтесь, Ника Валерьевна. Сейчас мы начнем.

Я осторожно опустилась на покрытый плетеными циновками пол, ежась в ожидании перекрестного огня любопытных взглядов. Но никто из сидящих за столом даже не поднял головы. Казалось, они просто медитируют над своими тарелками. Благоговейную тишину, повисшую в столовой, нарушил приход трех крепких молодых братьев. Я ожидала униженных извинений и поклонов в сторону Великого гуру, но опоздавшие, как ни в чем не бывало, принялись расхаживать по комнате, засунув руки в широкие рукава рубах. Не успела я поинтересоваться, что бы это значило, как Великий Кеша запел. Точнее загудел, словно самый большой церковный колокол:

– А-а-а-а-у-у-у-у-у-м-м-м-м…

Проголодавшиеся братья дружно подхватили, и вскоре комната наполнилась слитным монотонным гулом. «Вот теперь им можно есть», – подумала я, когда мычание прекратилось, и непривычная тишина заложила уши ватой. И на этот раз не ошиблась. Дождавшись, когда Великий Гуру своей святой рукой отправит в рот первую щепоть риса, несколько человек потянулись к еде, боязливо втянув голову в плечи. Но едва они начали жадно жевать, как расхаживающие за их спинами крепкие братья, которым больше пристало звание «братки», выхватили спрятанные в рукавах плети и, богатырски размахнувшись, полоснули по спинам давящихся сухим рисом людей.

Хорошо, что я еще не успела взять со стоящей передо мной тарелки ни единой крошки. Вот уж точно – поперхнулась бы от неожиданности. Недоуменно распахнув глаза, я повернулась к Бекетову и, насладившись его безмятежным видом, поняла, что все идет согласно генеральной линии партии. Еще несколько человек получили удары за отправленные в рот комочки риса. Тяжелые плети с шариками на концах кое-кому даже распороли рубахи. Открывшиеся костлявые плечи несчастных являли собой один сплошной кровоподтек. От свистящего прикосновения братья (и сестры!) вздрагивали, но не издавали ни звука. Лишь тяжелое дыхание было ответом на обжигающую боль и искры в глазах. При этом на лицах экзекуторов не отразилось ни тени сострадания или сомнения; правда, и садистского удовольствия я на них не заметила. Скучная ежедневная рутина – бить брата своего.

Закусив губу, я из последних сил боролась с мучительной тошнотой, трясясь от жалости и ненависти. Попытки успокоить совесть тем, что эти люди сами выбрали такой тернистый путь в рай, и в любой момент могут уйти отсюда, помогали слабо. Меня спасло то, что истязание довольно быстро закончилось. Порция риса съедалась за три-пять приемов. Как только опустела последняя тарелка, братья-братки, не прощаясь, покинули столовую, коротко поклонившись Великому Кеше. Следом потянулись полуголодные и избитые обитатели «Нирваны», оставляя меня один на один с человеком, чьей извращенной фантазии позавидовал бы любой нацист.

– Как вы… – начала я, обретая голос, но была остановлена властным жестом Великого Кеши.

– Успокойтесь, Ника Валерьевна. Вы всего лишь увидели в действии один из постулатов о рае на земле. Собственно, он почти ничем не отличается от канонических представлений. Ведь с самого возникновения христианства муссируется идея о том, что в рай можно попасть, если искупить совершенные грехи страданием. А еще в народе есть поговорка: «как потопаешь, так и полопаешь»; в смысле, что любое благо, в том числе и хлеб насущный, надо заслужить. Я всего лишь свел воедино оба этих постулата. Кстати, в отличие от рая, обещанного страдальцам после смерти, я честно предоставляю за физические страдания рай на земле.

– И в чем заключается ваш рай? – прошипела я сквозь плохо разжимавшиеся зубы. – В горстке черного риса? В ударах плетью? Может быть, мазохистам и подошел бы такой рай, но члены вашего братства – самые обычные люди… Не понимаю, что заставляет их терпеть подобное…

– Я же сказал, – удивился моей непонятливости Бекетов. – Они рады принимать страдания в обмен на возможность вкусить райское блаженство. Настоящее. Земное. Причем – ежедневно. Каждый вечер паства собирается на совместную медитацию, где благодаря пению мантр, чтению священных текстов и некоторых простейших поз хатха-йоги все они, примерно на четверть часа, впадают в нирвану. И поверьте, ощущение блаженства, которое они испытывают, не сравнится ни с чем. Сегодня вы все увидите своими глазами. А пока давайте вернемся в мой кабинет, и я вам подробно расскажу о моем учении. И о том, как я к этому пришел.

Не находя в своем интеллектуальном багаже слов, которые могли бы передать, что творилось у меня в душе, я молча кивнула, и последовала за спокойным, словно тридцать три китайских танка, Бекетовым. А в голове больным зубом пульсировала мысль: «Если Великий Кеша так обращается со своими, то что же он приготовил для Хуана и Эли? И как же мне все-таки их вытащить?..»