Наталья Андреева - Ангард!

– За что?!

И тут Белкин начал ругаться. Нецензурно. Ругался он изобретательно. «Бедный попугай! Бедная Маня!» – подумал Алексей. Барышев начал терять терпение и рявкнул:

– Молчать!

Потом нагнулся, поднял артиста с земли, словно тряпичную куклу. Ростом Белкин оказался ну чуть повыше Алексея и чуть ниже Мани. И дородностью не отличался. Барышев держал его в вертикальном положении легко. А для убедительности несколько раз сильно встряхнул. Залитое в организм артиста виски от этой основательной встряски проникло во все потаенные уголки, вплоть до мельчайших сосудов и капилляров. Отчего Белкин совсем размяк.

– Мать твою… – сказал Барышев. – Его надо не в «обезьянник», а в вытрезвитель.

– Веди в машину, там разберемся, – вздохнул Алексей.

– Дом надо бы закрыть. Белкин! Где ключи от дома? Ну? – спросил Серега.

Артист что-то невнятно забормотал.

– Должно быть, ключ во входной двери, в замке, – сообразил Алексей. – Он очень торопился. Ты веди его в машину, а я запру дом. И костер затушу.

Барышев кивнул и потащил Белкина к калитке. Алексей посмотрел им вслед и поднял с земли обгоревшую палку, которой поправляли дрова в костре. Еще когда подходил, почувствовал странный запах. Пахло паленым. Не кошку же он жарил! А с другой стороны…

Палкой Алексей пошевелил в костре. Нет, поздно. Дров в костер Белкин навалил предостаточно. Если только затушить… Под старой яблоней стояла бочка с водой. Он огляделся. Ничего подходящего под рукой нет. Поднял валявшуюся у костра бутылку с остатками виски. И вздохнул – какой благородный напиток пропадает! Подумал, а не допить ли? Нет, еще машину вести. Придется потерпеть до дома. С тяжелым вздохом вылил на землю виски и пошел к бочке зачерпнуть воду. Потом лил ее в костер. Процедуру пришлось повторить несколько раз, да оно того стоило. Вскоре огонь погас, но луна по-прежнему ярко светила. Он нагнулся и долго принюхивался, вороша палкой шипящие угли. Кажется, Алексей понял, что с такой поспешностью сжигал Валерий Белкин. И почему он не поехал на юбилей к Маниной маме, а рванул сюда, на дачу. И, кажется, понял, при чем здесь усики. Но любую догадку надо подтверждать фактами.

А потом он пошел к калитке, где стояла машина. Сереге удалось запихнуть Белкина в «пассат». Уже из машины Барышев нетерпеливо крикнул:

– Леха! Чего ты там возишься!

– Сейчас! Иду!

Остальное – детали. Он птицей взлетел на крыльцо. Как и предполагал, ключ оказался в замке входной двери. Да, Белкин торопился. И он решил поторопиться. Алексей взлетел на второй этаж, мигом расправился с иллюминацией. Потом спустился на первый. Проходя по освещенным комнатам, оценил обстановку. Более или менее проясняется. Дом, участок, обстановка достались Валерию Белкину от второй жены. С тех пор руки его ничего не касались. Ремонт не делался, мебель не обновлялась. Видимо, с деньгами у артиста было туго. Остается выяснить, кто была та женщина, которая оставила ему дачу, и что с ней стало. И еще, надо позвонить Мане, сказать, где ее машина.

Он запер дом и пошел к своему «пассату».

– Наконец-то! – нетерпеливо сказал Барышев.

– Не бурчи, – отозвался он. – Узнал много интересного.

– Где? – с иронией спросил Барышев. – Артист-то лыка не вяжет!

– Зато костер оказался разговорчив. Все, поехали.

У чугунных ворот их вновь встретил мужчина с военной выправкой. Собаки с ним не было. Открывая ворота, отставник поинтересовался:

– Артиста, значит, забираете? А как же его машина?

– Хозяйка за ней приедет. А вы пока присмотрите за «тойотой».

– У нас в поселке еще ничего не пропадало. А кого ж убили?

– Газеты читайте, – буркнул Барышев.

– Завтра на первых полосах, – добавил Алексей.

Лицо отставника оживилось. Сенсация, значит! Вот это новость! Алексей был уверен, что телевизор в маленьком ухоженном домике будет включен с утра. Интересно, огласят ли убийство Рощина с широкого экрана? Все ж таки личность незаурядная.

Ворота за ними закрылись. Теперь Барышев ехал на заднем сиденье, с артистом. Тот все пытался привалиться к широкому Серегиному плечу. И во сне то и дело вскрикивал, что-то бормотал. Алексей прислушался. Барышев тоже, видимо, пытался разобрать слова. Потому что сказал:

– Самарина кроет. Он, мол, убийца.

– Все может быть.

– Значит, ты признаешь?

– Самарин – личность загадочная. Из всех четверых – темная лошадка. Дорого бы дал, чтобы узнать в подробностях его биографию.

Да, эта биография в прессе не освещалась. Как, допустим, биография того же Евгения Рощина. И не была такой прозрачной, как у Петра Волового. Жизненный путь Романа (или Ролана) Самарина был сложным…

После того как команда шпажистов распалась, Рома Самарин не видел друзей примерно год. Потому что испытывал неловкость. Они теперь студенты, а он работяга. Единственный из четверки, в институт Самарин не поступил. Баллов не хватило. Петька Воловой прорвался на экономический, Рощин стал учиться на режиссера, Валерик Белкин прошел отбор в театральное училище. И только Самарину не повезло. Теперь его ждала армия.

Впрочем, Самарин был к этому готов. Неженкой он не был, да и родители его были людьми небогатыми, не такими, как у того же Рощина. К Женьке репетиторы на дом ходили, преподаватели французского натаскивали чуть ли не с пеленок. А знаменитый папа лично ходил к военкому. На то, что его родители добьются отсрочки от армии, Рома никогда и не рассчитывал. Репетиторов мама с папой не нанимали, полезных знакомств не имели. Се n’est pas votre faute, – как говорит все тот же Рощин. «Это не ваша вина». Будь он неладен!

А здоровье у Ромы Самарина было отменное, он был хорошим спортсменом, имел разряд по фехтованию. Комиссия признала: годен!

В марте Роме исполнилось восемнадцать, этой же весной его и забрали. Друзья пришли на призывной пункт прощаться.

…И вновь была весна. Петька Вол крепко пожал руку: «Бывай! И давай – держись там!» Валерик Белкин тонко улыбнулся: «Сочувствую».

– Как у тебя с Марготой? – хмуро спросил обритый налысо Самарин у Женьки Рощина. Тот отрастил за год длинные волосы и черной резинкой стягивал их в «хвост» на затылке. Пижонил. – Когда свадьба?

– Мне еще учиться и учиться. И ей тоже. А пока любовь у нас свободная, что не мешает ей быть качественной, – нагло сказал Рощин.

Рома едва удержался, чтобы его не ударить. Толку-то? Он уходит, а Рощин остается. С ней.

– Сказать, чтобы тебе написала? – понимающе спросил Рощин. И хлопнул его по плечу. – Я так понимаю, что девушки у тебя нет. Хочешь, Маргота будет писать?

– Не надо, – отрезал Самарин.

А про себя подумал: «В подачках не нуждаюсь». Тогда, в восемнадцать лет, он еще был гордым. Да и куда писать? Роман был хорошим спортсменом и отличался отменным здоровьем. Его забрали в Афган. Как лучшего из лучших, достойного из достойных. Самарин и это выдержал. Опасность, постоянно витающая в воздухе, притупила боль в душе. Теперь глаза цвета моря только снились, наяву же было не до них. Воевал он недолго. Месяцев пять, потому что получил серьезное ранение. Еще полгода валялся в госпитале, потом комиссия признала: не годен. Его комиссовали. Прошел еще год, прежде чем Самарин оклемался окончательно. Здоровый организм все-таки взял верх над болезнью. И фехтование помогло. Превозмогая боль, он возобновил тренировки. Рана беспокоила все реже и реже. Он задумался о будущем. Что делать? Теперь у Самарина были льготы как у участника войны в Афганистане, получившего там серьезное ранение, и оказалось, льготы немалые. Он вновь отправился сдавать экзамены в институт. Теперь на него смотрели по-другому. Натянули тройки и приняли, оттеснив кого-то из зеленых юнцов ботаников, пороха и крови не нюхавших. Теперь Самарин смотрел на таковых свысока. Женька Рощин, Петька Вол и Валерик в одночасье перестали быть его ровесниками. Война и госпиталь состарили Рому Самарина на добрый десяток лет. Еще долго-долго по ночам ему снились кошмары… Учился он слабо. Но учился. Тянул лямку, порою заменяя ответ на вопрос билета рассказом о бое, в котором был ранен. Преподаватели слушали внимательно и, проявив сочувствие, ставили в зачетке очередную тройку. Через пять лет институт он закончил, получил диплом инженера. Опять-таки как участнику войны в Афганистане ему дали отдельную квартиру. В Химках. И распределение Самарин получил хорошее. Потому как был обеспечен жильем и был участником войны в Афганистане. Это потом посыпались другие войны, их стало много, а льгот мало. Тогда же к воинам-афганцам внимание было особое.