Наталья Андреева - Ангард!

– А почему он не прекратил стройку?

– Смысл? К тому же Евгений Рощин тоже был упрямым человеком. Он делал вид, что здесь никто не живет. Что все это принадлежит ему.

– А у вас есть другой дом? – осторожно спросил Алексей.

– Разумеется! – Она энергично стряхнула пепел. – Два. И шикарная квартира в городе.

– Тогда зачем?

– То есть?

– Зачем терпеть неудобства, жить там, где идет стройка, ущемлять своих детей?

– У моих детей есть все, что им нужно, – отрезала Валерия Станиславовна. – К тому же пусть привыкают. Учатся жизни. Это хороший для них урок.

– Но все-таки, зачем Рощин это сделал? Почему не стал снимать фильм, а стал с такой поспешностью тратить деньги Петра Волового?

– Должно быть, он был уверен, что выкрутится. Ему давно хотелось иметь загородный дом. Еще когда у Белкина побывал, сказал: хочу. Но больше, лучше. Хочу свое. Он рассказывал. Иногда Женя со мной откровенничал. Это было в первый год нашего брака. Я была им сильно увлечена, а он… По-моему, он хотел переехать за город, подальше от этой женщины… Как ее? – Валерия Станиславовна наморщила лоб.

– Маргариты Лепаш, – подсказал Алексей.

– Какая странная фамилия… Я, кстати, знала, что у него любовница. Трудно остаться неохваченной, когда весь дом знает! Но я тоже не святая. Между двумя замужествами бывало всякое. Но он стал бегать к ней тайком, стервец! При мне! При своей жене! Она же живет в соседнем подъезде! Это и деньги Волового… переполнили чашу моего терпения. Я своих мужчин не делю ни с кем, – отрезала Валерия Станиславовна.

– И в отместку вы решили его разорить.

– Должна была простить? – В ее тяжелом взгляде вновь мелькнула откровенная насмешка. – Знаете, у моего бывшего мужа были странности. Когда Рощин сильно волновался или раздражался, он вдруг переходил на французский. Я не понимаю по-французски ни слова. Меня это раздражало так же, как его раздражала моя привычка курить. Впрочем, я вру. Такие выражения, как «о’дьябль!», в переводе не нуждаются. Так же как «же ву зем». Рощин, кстати, объяснялся в любви исключительно по-французски. Это производило впечатление. – Она усмехнулась. – Так вот, чтобы до него дошло, я выучила одну-единственную фразу. Долго учила. Il у a des limites! – скороговоркой сказала Валерия Станиславовна и тут же перевела: – Всему есть предел! Пусть вас не смущает мое произношение. Рощин понял. Вот когда я это сказала, он вдруг побледнел. Il у a des limites, Евгений Рощин! Туше! Разумеется, я его подвела! Он-то думал, что в любом случае расплатится с Воловым. Поставит новый спектакль, поедет с ним по провинции. А я предъявила имущественные претензии. Мол, половина сборов мне. Зажала его в угол. Он шагу ступить не мог, не согласовав это со мной. Не в личной жизни, разумеется. Спать он мог с кем угодно. Но делить прибыль только со мной. Вот так. – Она победно посмотрела на мужчин.

– Похоже, вы к бывшему мужу не испытывали жалости, – невольно вздохнул Алексей.

– Я хотела, чтобы все было хорошо. Разве мало я ему дала? Он в чем-нибудь испытывал нужду? Он не расплатился бы с долгами, если бы остался со мной? Разорился бы? Нет, нет и нет! Пожалуйста! Широкое поле деятельности! Бери – твори! Я испытывала к нему сильное чувство. Да и сейчас… – Она кашлянула, словно поперхнулась. – Простите… Это лишнее. Почему когда у него появилось все, он как художник закончился? Каким он был в последнее время! Вялым, равнодушным. Его ничто не интересовало. Ничто. Кроме этой… Лепаш. Мало того, что она жила в соседнем подъезде. Они еще и работали вместе! – выкрикнула вдруг Валерия Станиславовна. И тоном ниже: – Иметь дел со мной он не хотел.

– Скажите, фильм… Фильм, на который Воловой дал деньги… – заикнулся было Алексей, но она тут же перехватила инициативу:

– Провальный. Рощин с самого начала это знал. Что не будет снимать. В том состоянии, в котором он находился? О чем вы?

– Значит, он с самого начала хотел кинуть Волового?

– Да. Вроде того. У него была болезненная ревность по отношению к Петру. Кстати, деньги тот дал из личных фондов. Под честное слово друга юности Евгения Рощина. По бумагам они не проходили. Нет Петра – нет долга.

– Рощин не мог его убить. Они умерли практически в одно и то же время. Волового сбила машина, а Рощина закололи шпагой. Кто бы это мог сделать, Валерия Станиславовна?

– Воловой.

Алексей тяжело вздохнул:

– К сожалению, исключается. Потому что не сходится.

– Как так? Должно сходиться!

– Увы… А Белкина вы хорошо знали?

– Актера? – презрительно спросила она. – Не имела чести. То есть не стремилась с ним сблизиться.

– А Самарина?

– Самарин, Самарин… – Она вновь наморщила лоб.

– Роман Самарин.

– Ролан. Его зовут Роланом. Рощин как-то упоминал со смехом. Мол, чтобы завести Рому, достаточно назвать его Роланом.

– Интересно. А подробнее?

– Самарина я не знала, – Валерия Станиславовна вдруг резко поднялась. – Извините, у меня мало времени. Я жду гостей.

– Да-да. То, что вы рассказали, очень интересно. Насчет долгов Рощина.

– Теперь все кончено. Тяжба моя с бывшим мужем закончена тоже. О! Я устрою ему пышные похороны! И такую посмертную славу, что имя Евгения Рощина будет греметь! За то имущество, что он мне оставил, можно постараться.

– А если у него есть ребенок? Внебрачный?

– Это меня не касается.

– А долг Воловому?

Она задумалась.

– Должно быть, я сделала глупость. Мне надо было умолчать об этом долге. Но Воловой настолько серьезно говорил, что даст делу ход, что я была уверена: вы затем и приехали. Его жена наверняка потребует деньги назад. Я готова вступить в переговоры.

– Я поставлю Настю… – он кашлянул. – Анастасию Вячеславовну в известность. – Разумеется, она в курсе всех дел мужа, и если еще не уполномочила меня ими заняться, то только потому, что находится в глубоком трауре. Разумеется, она вскоре выяснит, какой именно суммы не достает, и…

– Да, да, – вздохнула Валерия Станиславовна. – Пожалуй, насчет пышных похорон я сказала зря. Здесь надо сохранить лицо. Впрочем, этот дом мне не нужен. Безобразный дом, вы не находите?

– Ну… – осторожно сказал Алексей.

– Завтра же отсюда съеду и буду искать покупателя. Думаю, с этой сделки я получу неплохую прибыль. Даже за вычетом долга. Нет, похороны будут пышными!

Опять-таки первой она направилась к дверям. Мужчинам ничего не оставалось, как последовать за хозяйкой. Очутившись в холле, Валерия Станиславовна замедлила шаги и прислушалась.

– Ольга! – громко крикнула она. – Я кому сказала!

Девушка в синих джинсах вышла из кухни. Движения ее были такие же замедленные, а лицо сонное.

– Наверх! – приказала мать.

И вдруг Ольгино лицо изменилось. Первой эмоцией, проявление которой наблюдал Алексей, была ненависть.