Джон Фасман - Библиотека географа

Вопреки обыкновению и, вероятно, вопреки закону, я поехал в Линкольн, не дожидаясь, когда прояснится в голове от выпитого бренди и пива. Что-то связанное с этим Клоугхемом вызывало у меня беспокойство. Складывалось впечатление, будто город не принял меня и науськал своих обитателей, которые не пожалели усилий для того, чтобы я побыстрее его покинул. Все, кого я здесь встретил, отнеслись ко мне враждебно, за исключением сидевшего в баре костлявого парня, имени которого я не знал, но тем не менее был обязан ему возможностью убраться отсюда без увечий.

Добравшись до офиса, я обнаружил там Остела и Арта в прежнем положении: один глазел в окно, другой сидел в своем кабинете, закрыв дверь и нацепив наушники. Изменилось только освещение. Мягкий предвечерний свет придавал лицу Остела еще более непосредственное и детское выражение. Арт же, чья борода купалась в лучах закатного солнца, смахивал на ожившую икону византийского письма.

Закрыв за собой дверь, я взмахом руки поприветствовал Остела и сразу же, прежде чем он успел меня перехватить, прошел к Арту. Остел тем не менее потащился за мной и стал прогуливаться в закутке перед кабинетом редактора. Увидев меня, Арт выключил свой плейер.

— Ну как, паренек, успехи есть?

— Никаких. Остался на том же месте, что и до поездки. Никто не в курсе, где и когда он родился, хотя имя у него эстонское. Один из его коллег считает, что оно вымышленное, но настоящего не знает.

— Он говорил на эстонском языке?

— Говорил.

Арт выпустил струю табачного дыма в лившийся из окна солнечный поток, в котором дымная змейка замерла, словно в недоумении, а потом постепенно растаяла.

— Эстония, значит? Таллин? Был там в восемьдесят девятом году и еще раз — в девяносто третьем. Один из старинных городков Европы. На каждом углу киоски с открытками, мощенный булыжником игрушечный Старый город с ресторанчиками и сувенирными лавками. Картинная такая, знаешь ли, красивость. — Он театрально передернул плечами. — Извини за отступление… Итак, ты пытаешься мне сказать, что, проведя весь день в Уикендене, так ничего и не узнал?

— Ну, кое-что мне все-таки удалось выяснить. Один из профессоров, с которыми я разговаривал, сообщил мне, что Пюхапэев выпивал в городишке Клоугхем, в баре «Одинокий волк»… — Я сделал паузу, пытаясь определить, слышал ли об этом баре Арт, но он лишь поднял брови и покачал головой. — Я заехал туда, чтобы выяснить, не знают ли что-нибудь о нем бармен или местные завсегдатаи.

— И?..

— Ни черта они о нем не знают. Странное это местечко, как ни крути. Мне лично очень не понравилась его аура.

Остел бочком протиснулся в полуоткрытую дверь и встал у меня за спиной.

— Клоугхем, говоришь? Ничего удивительного. Там все малость чокнутые, и всегда такими были. Во время войны тысяча восемьсот двенадцатого года и позже — во время русско-японской войны…

— Послушай, Остел! — перебил его Арт. — Как ты смотришь на то, чтобы выставить сегодня вечером выпивку, которую задолжал? Коли не возражаешь, позволь мне дослушать до конца этого парня, после чего я перейду в полное твое распоряжение, о'кей?

У Остела засветилось лицо.

— Наш доблестный редактор, вкушающий шерри у меня перед камином? Это действительно выдающееся событие. Я сейчас же позвоню Лауре и сообщу ей об этом.

Подобно домашнему псу, устремившемуся за брошенной хозяином палкой, он выскочил из кабинета Арта.

Арт покачал головой, раздраженно, но и любовно одновременно, и жестом предложил мне продолжить.

— Что-то с этим баром не так. Хозяин заведения по прозвищу Албанец Эдди…

— Албанец Эдди? — рассмеялся Арт. — Такое впечатление, что ты влип в гангстерскую историю. Не припомню, впрочем, чтобы я слышал о таком человеке. — Он прикурил очередную сигарету. — Итак, что же этот Албанец Эдди?

— Не захотел со мной разговаривать. Более того, ясно дал понять, что не желает меня больше видеть.

— Надеюсь, ты не пострадал?

— Все в порядке. Но мне бы не хотелось снова оказаться в том месте в одиночестве. С другой стороны, я был бы не прочь выяснить, почему этот парень столь враждебно настроен по отношению к посетителям. Меня не оставляет мысль, что он знал о смерти Пюхапэева. Когда я сказал об этом, он едва удостоил меня взглядом и продолжал протирать свои стаканы. Между тем один костлявый парень, тамошний завсегдатай, который не раз выпивал с Пюхапэевым, сообщил мне, что профессор регулярно посещал это заведение чуть ли не все последние десять лет.

— И что же из всего этого следует?

— Что следует? А то, что один и тот же человек десять лет ходил в одно и то же заведение, а его хозяин даже не удосужился повернуть головы, узнав о его смерти! Как-то это подозрительно, вы не находите? Особенно если учесть, что городишко маленький и в баре переизбытка клиентов не наблюдается.

— Что ж, в этом действительно есть нечто странное. Возможно, даже подозрительное.

— То-то и оно. Кроме того, враждебность бармена показалась мне чрезмерной. Это уже не странность, а попытка скрыть что-то важное. Черт! Да он пообещал меня убить, если я напишу о его баре!

— Возможно, это просто один из способов создания рекламы заведению… Послушай, если ты считаешь, что за всем этим что-то кроется, тогда выясни, что именно, — сказал Арт. — Правда, почему бы тебе не заняться этим делом? Так что действуй, паренек, и обязательно поставь меня в известность, если тебе потребуется помощь. Однако как редактор считаю своим долгом предупредить, что это скорее всего пустышка.

— Что ж, справедливо замечено… Ох! Чуть не забыл: мой старый профессор сказал мне, что у Пюхапэева были неприятности с властями.

— Какого рода? Он что — не платил налоги?

— Нет, налоги здесь ни при чем. Дело в том, что он постоянно носил при себе пистолет и как-то вечером выстрелил из него через окно в бродячую кошку.

— Выстрелил в кошку? — крякнул Арт. — Вот это штука! Балующийся оружием профессор истории… Нет, это происшествие кажется мне все более и более странным. Ты получил подтверждение этого факта в полиции Уикендена?

— Нет еще. Собираюсь позвонить туда ближе к вечеру. Кстати сказать, там работает племянник моего профессора.

Арт провел рукой по своим волосам.

— Теперь ты понимаешь, почему я хочу помочь тебе устроиться на работу в более крупную газету, чем наша? Ведь ты себе места не находишь от волнения. Кроме того, тебя разбирает жуткое любопытство. А неравнодушие и любопытство — суть два лучших качества, какие только могут быть у репортера. Я тебе так скажу: это дело надо сегодня вечером основательно обмозговать. А завтра мы с тобой окончательно решим, стоит ли им заниматься и совать повсюду свой нос или, наоборот, лучше оставить его и вернуться к привычной рутине.