Эд Лейси - Блестящий шанс

Выбив пепел из трубочки и пожав мне руку, она восхищенно прошептала:

- Сногсшибательный номер! - Она была счастлива как ребенок.

- Слушайте, - я понизил голос, - давайте договоримся: не надо устраивать из каждого события прецедент для борьбы за гражданские права.

- Это я устраиваю? Я просто не понимаю...

- А я просто хочу сказать, что когда я хочу чашку кофе, я только хочу чашку кофе, а не публичного скандала. Когда я же захочу провести социологический тест, я скажу об этом прямо. Я не виню ни вас, и никого. Даже этого рыжего гада не виню. Я просто высказываю свое мнение.

- Я вас не понимаю.

- Если вы заходите в общественное место купить себе бутерброд, то даже не думаете об этом, но для меня оказаться в ресторане среди белых - это всегда испытание на выдержку... Ладно, забудем об этом.

- Забудем о чем? Не хотите же вы сказать, что ходите в ресторан только в Гарлеме?

- Нет, конечно, просто прошу вас на будущее, предупреждайте меня, что вы хотите - поесть или развлечься! - Я хотел ещё добавить, что у неё уже есть трубочка и что ей необязательно иметь к трубочке и меня впридачу, чтобы вызвать интерес у окружающих. Но вместо того я улыбнулся, точно мы невинно шутили, и сказал обычным голосом: - У нас только десять минут. Не пора ли идти?

- Пожалуй, - ответила она и как ни в чем не бывало - только с улыбкой на губах - вышла. На улице она сказала: - Это так меня задело. Я всегда изо всех сил стараюсь держаться предупредительно с неграми. Но вы такой ранимый.

- Я тоже всегда изо всех сил стараюсь вести себя любезно с вашими.

- Слушайте, что вы надо мной постоянно насмехаетесь? Я же сказала: мне это не нравится.

- Да не насмехаюсь я - это вы такая ранимая, - успокоил я её и мысленно приказал себе заткнуться, пока меня не уволили. Я скроил ей свою самую приветливую ухмылку и добавил: - Мы ссоримся из-за ерунды. Давайте работать. Мы вдвоем слишком бросаемся в глаза, стоя рядом у ворот грузовой компании. Томас когда-нибудь видел вас?

- Нет. Я сама вела себя как первостатейный детектив. Вот вам собранное нами досье на него - адрес, возраст, приметы и прочее. А вот снимок, сделанный шесть лет назад. Он с тех пор мало изменился, вот только теперь у него короткие волосы, выкрашенные в песочный цвет. Вы сумеете узнать его и по этой фотографии, но если хотите, я его вам покажу.

- Да, чтобы уж быть уверенным, лучше покажите. Вот что, встанем на другой стороне улицы подальше друг от друга, и как только вы его увидите, отправляйтесь на угол. Я остановлю вас и попрошу прикурить. Ход дурацкий, но сгодится. Не глядя на него, вы мне скажете, что на нем надето, чтобы уж я твердо знал, что получу нужного клиента. Потом идите дальше и подождите меня за углом. Я отвезу вас в вашу контору.

- Не беспокойтесь, я возьму такси. Позвоните мне домой в районе восьми сегодня и расскажите, как идут дела.

- Договорились, - сказал я и сунул в карман бумаги, которые она мне дала.

Она опять ослепительно улыбнулась.

- Благодаря вам, это утро было восхитительным!

- Ну и славно. Так, рабочие начинают выходить на обед. Пошли.

Мы оказались вблизи магазинов, и улица начала заполняться народом, в основном продавщицами, большей частью пуэрториканками и негритянками. Мисс Роббенс стояла около входа в здание, похожая на манекенщицу, ждущую своего кавалера. Я примостился у витрины кафе и достал трубку.

Из здания на противоположной стороне улицы заструился поток мужчин и женщин. Это был небольшой небоскреб, в котором разместилась дюжина промышленных концернов и небольших одежных фабрик. Мисс Роббенс двинулась мне навстречу, и мы разыграли сцену с прикуриванием. Я чувствовал себя последним идиотом, но раскуривая трубку, она свирепо зашептала мне в ухо:

- Вон он в синем свитере. Видите его?

- Угу. Я вам позвоню. - Она пошла дальше, и я увидел, как она остановила такси.

Томас заметно выделялся в толпе - высокий, здоровый, с солдатской выправкой, и с худым костистым лицом - вот только губы были тонкие и какие-то девчачьи. Лицо у него было запоминающимся = с такими-то губами и с сильным квадратным подбородком. На вид я бы ему дал лет двадцать пять, и если его грязно-светлые волосы и впрямь были крашеными, то красил его явно мастер своего дела. На нем были груботканные штаны, синий свитер и рабочие башмаки. Он зашел в закусочную вместе с двумя парнями. Перейдя улицу, я стал читать написанное от руки меню на окне закусочной. Томас сидел у стойки и пил кофе. За ухом у него торчала сигарета. Обращенная ко мне щека оказалась в оспинах.

Я пошел на угол и купил вечернюю газету, пролистал её и через двадцать минут зашагал обратно к закусочной. Томас по-прежнему сидел за стойкой, но на сей раз с губы у него свисала сигарета, и он о чем-то трепался с приятелями. Судя по их расслабленным позам, они занимались тяжелым физическим трудом - парни были похожи на боксеров-тяжеловесов, отдыхающих в перерыве между раундами. Когда они вышли, я двинулся прочь. Они перешли улицу и, остановившись позади грузовика, продолжали беседу на солнцепеке. Я стоял в вестибюле невысокой многоэтажки, покуривал и не спускал глаз с Томаса до тех пор, пока без четверти час он не скрылся в дверях. В досье говорилось, что он кончает работу в пять, так что до того времени я был свободен. Жизнь внезапно стала праздником: я на целый месяц обеспечен работой, которую мне принесли на серебряном подносе.

Вернувшись на стоянку, я обнаружил, что у "ягуара" одна шина спустила. Может, это была работа сторожа, видевшего меня с белой женщиной, а может быть, просто ниппель был никудышный - так он сам объяснил. Да и баллон у меня старый. Он сделал невинное лицо, а я, не обнаружив прокола, попросил его поставить новый ниппель и накачать шину.

Сивилла работает оператором на междугородной телефонной станции, она помощник начальника бюро обслуживания - это что-то вроде бригадира - и её рабочий день делится на две половины: с одиннадцати до двух и потом, после большого перерыва, с восьми до одиннадцати. Ей нравится такой график, потому что не надо рано вставать и реально у неё шестичасовой рабочий день, хотя платят ей как за восемь часов. Я позвонил ей из автомата в камере хранения, но не застал на месте и попросил передать, что заеду за ней в два. Потом я позвонил Сиду - поблагодарить за рекомендацию и разузнать поподробнее о мисс Роббенс, но его тоже не оказалось.

Чтобы как-то убить целый час, я позвонил Теду Бейли, но он был занят розысками очередного бегуна-неплательщика в Гринвич-Виллидж. Я попросил его подождать меня у входа в контору и пообещал довезти до центра.

Демобилизовавшись в 1948 году и поступив в Нью-йоркский университет по льготе для фронтовиков, я попросил Сида найти мне почасовую работенку, и он уговорил Теда Бейли взять меня на два дня в конце недели охранником в универмаге. Сид - отличный малый. Он был летчиком, и мы с ним как-то раз в сорок пятом напились в Риме и с тех пор стали закадычными друзьями. У Бейли было довольно-таки солидное агентство - семеро его сотрудников топтались в том самом универмаге, - так что дела у него шли нормально. Он относился ко мне точно так же, как к остальным своим людям - со всеми он был одинаково раздражителен. В 1950-м меня опять призвали из резерва и когда я снова демобилизовался в 1953-м - к счастью, так и не побывав в Корее, - универмаг уже набрал собственную команду охранников. А по пятницам и субботам туда приглашали одного парня из конторы Теда. Он счел, что такое дело не стоит гроша ломаного и предложил мне заняться его бизнесом - вот так я и открыл собственное агентство...