Анна и Сергей Литвиновы - Печальный демон Голливуда

И тут что-то с ними произошло. Или – с ним произошло. Во всяком случае, молодой человек почувствовал: меж ними словно натянулась невидимая нить.

Он сделал шаг вперед, к ней. Она отступила.

– Ты, кажется, что-то говорил насчет выпить?

Ксения посмотрела на парня искоса, снизу вверх. А он оказался с ней совсем рядом и заключил ее в объятия.

– Как вы предсказуемы, – вздохнула она.

– Мы – это кто?

– Вы – это мужчины, – прошептала Ксения, а он наклонился и попытался ее поцеловать.

– Но-но-но, не так скоро!

Она оттолкнула парня, с силой упершись ему в грудь обеими руками. И, словно змейка, почти незаметно выскользнула из его объятий – текучая как вода. Миг – и она уже стоит посередине комнаты.

– Я, пожалуй, пойду.

– Подожди!

– Нет-нет, мне пора.

– Куда ты пойдешь: без денег, без документов!

– Ну, уж как-нибудь.

– Я отвезу тебя.

– Вези.

– Потом.

– Когда?

– После всего.

– Всего – чего?

– Трех поцелуев.

– Нет!

– Ну двух.

– Нет, ни за что.

И вдруг, в какой-то момент, ему это надоело. «Какого черта? Час назад я даже не знал о ее существовании, а теперь вот развожу на секс. Да пошла она! Да, красотка. Да, почему бы не попробовать. Вот я и попробовал. Будем считать, что не получилось».

– Ладно, – устало проговорил он, – ты права. Время позднее. Поехали.

– Ох, сиди уж дома. Я пойду.

– Да зачем тебе ночью по Москве болтаться, – запротестовал он, но вяло, безо всякого энтузиазма.

– Послушай, тебе не приходило в голову: раз уж я проходила здесь, по вашему дурацкому двору, – значит, я шла от кого-то? Или наоборот, в гости к кому-то?

И едва он успел сделать движение, чтобы остановить ее, Ксения схватила в охапку куртку, отперла дверь – замок английский – и вот она уже за порогом.

– Все, не провожай меня! – и скатилась вниз по лестнице.

Арсений подхватил ее на руки и закружил. И кричал при том на все Патриаршие:

– Слышите?! Вы слышите? Она приняла мое предложение! Она согласна!

А Настя стучала кулачками по его плечам и хохотала.

– Отпусти, сумасшедший! Ты людей разбудишь!

…С той весны, с той майской ночи, минуло почти двадцать лет [1]. Однако мало что переменилось в Москве, на Патриарших.

По крайней мере, внешне. И – только на первый, самый беглый взгляд. Все так же бултыхались на глади пруда утки, а вокруг него чинно прогуливались элитные пенсионеры и мамочки с колясками. И голуби рыскали вокруг лавочек. Толстые птицы удивительным образом сочетали в себе достоинство и ежесекундную заботу о пропитании.

Видит Бог, далеко не все люди так умеют. Чего-чего, а суеты за истекшее двадцатилетие в Москве прибавилось. В ряды степенно гуляющих пенсионеров то и дело врывались проносящиеся из офиса в офис клерки в галстуках от Вьютона и Этро. Проскакивали боящиеся каждого куста гастарбайтеры в кожаных куртках. Спешили дамочки – новые миллионерши, которым, казалось бы, сам Бог велел излучать довольство и благость. Однако и они спешили – то ли на свиданку, то ли в кафе, то ли на массаж. Все, за исключением голубей, мамаш и пенсионеров, куда-то неслись, опаздывали, обгоняли. И стоило одному автомобилю замешкаться в поисках парковки у пруда – как сзади немедленно раздражались нетерпеливые клаксоны.

Пытаясь не обращать на торопыг внимания, Настя Капитонова, сцепив зубы, в одно движение припарковала свой внедорожник у ограды пруда.

Джип, который более всех разорялся сзади, притормозил. Тонированное оконце открылось. Выглянул водитель. Он хотел было произнести в адрес Насти нечто нелицеприятное – но при виде ее красоты и ухоженности сменил гнев на милость и с ходу предложил:

– Поехали пообедаем вместе?

– Занята! – бодро выкрикнула Настя. Внимание противоположного пола по-прежнему ей льстило – но не докучало уже. И можно сколько угодно говорить себе, что ты так ухожена и одета, что выглядишь на тридцать максимум семь, – она-то сама знала, что ей все сорок пять. И что теперь делать с этой цифрой?

Пруд и бульвар вокруг него ограничены довольно высоким барьером. Настя оглянулась по сторонам – к проходу шагать далеко. И она – все равно одета по-походному, сейчас надо на объект ехать – подпрыгнула и ловко перемахнула оградку. Студенты, дувшие на лавочке пиво, маневр Насти оценили, один поднял вверх большой палец, второй зааплодировал. «У меня сын старше вас, а туда же…» – пробурчала Капитонова про себя – однако внимание молодняка ей, тем не менее, польстило.

На соседней лавке сидел уже далеко не юный человек. Не пенсионер, конечно, но в некогда буйной шевелюре различимы и лысинка, и седина. И морщинки залегли возле рта. И ботинки, пусть дорогущие, но растоптаны, если не сказать заношены. А главное, вся фигура мужчины излучает мудрость, и усталость, и безволие, и, что ли, покорность судьбе. Но вдобавок – как ни пытайся смотреть на него со стороны – он родной, этот мужчина, знакомый до каждой черточки, жеста, неосознанной привычки.

И пахнет от него очень знакомо. Дорогим французским парфюмом – Настя подарила его Арсению еще в советские времена, когда они начинали жить вместе. И с тех пор своей привычке – весьма дорогостоящей, надо сказать – муж не изменял. Заканчивался один пузырек с туалетной водой – он покупал новый. А еще от Сеньки сейчас слегка попахивало спиртным. Да не просто водкой, а коньяком. И тоже, кажется, недешевым. Откуда, черт возьми, – шевельнулось в Насте раздражение – у безотцовщины, сироты, внука провинциального врача столь барские замашки? Времени – четверть двенадцатого – и, между прочим, рабочий день.

То, что муж выпивши, подтвердило его благодушное настроение. Увидел ее, заулыбался, залучился:

– О, Настенька, прекрасно выглядишь!

Она не ответила и с ледяным лицом небрежным жестом достала из сумочки конверт, передала ему.

– Возьми вот, – бросила снисходительно. – Твоя доля.

– О, как она холодна. Как величава! – прокомментировал иронически муж. – Кто тебе, милая, с утра настроение испортил?

– Ты.

– Помилуй, – добродушно пробасил он, – мы только две минуты назад с тобой увиделись.

– Мне и этого хватило.

– Да чем же я тебе насолил?

– Ох, хватит, – досадливо поморщилась Настя. – Ты все прекрасно понимаешь.

– Список твоих претензий ко мне столь обширен, о любимая, что я всякий раз теряюсь в догадках, чем же я прогневал твое высочество в данный конкретный момент времени.

– Хватит паясничать, – поморщилась она.

– Претензия номер семь, – понимающе покивал головой Арсений. И добавил, передразнивая: – «Несерьезный, легкомысленный человек, которому нельзя ничего доверить». Я прямо-таки слышу голос твоей маменьки.