Мария Брикер - Купель Офелии

Терехин махнул ручкой и зашагал вниз по ступенькам. Лукин припустил следом, одарив деву многозначительным взглядом.

– Да, сама справишься, – смущенно сказал Хлебников, который наконец-то сумел подняться. – Погодите, ребята! Я с вами! – заорал он во всю пасть. Оставаться наедине с сумасшедшей беременной готкой ему было страшно.

– Какие обидчивые все, боже ж мой… Ну и валите, без вас обойдусь! – закричала девчонка вслед. Но ее голос вдруг сорвался на фальцет: – Ой, мальчики! Мальчики! Мамочки!!!

– Чего это она так странно орет? – переглянулись друзья – ответ не заставил себя ждать.

– Рожаю!!! – разнеслось над набережной.

– Твою мать… – печально вздохнул Терехин.

Он побежал обратно вверх по лестнице, к метро. Лукин с Хлебниковым поскакали следом.

Готка довольно быстро спускалась им навстречу, босая и испуганная.

– Хотя вроде мне еще рано, но живот сильно болит, – пожаловалась девушка. Затем вручила Ваньке ролики и ключи с брелком «БМВ». – У меня около смотровой площадки машина припаркована. Там остались телефон и документы. Я торопилась и сумку забыла взять. Все равно ведь наверх намылились, если не в лом, проводите меня туда, пожалуйста, – хмуро попросила она. Вежливость явно давалась ей с трудом. – Не дрейфьте, сама дойду. Просто стремно одной лазить в темноте по горам. Рожу еще, как кошка, в кустах где-нибудь.

– Не в кустах, а на экологической тропе. Это ж круто! – пошутил Лукин, все еще злясь на идиотский розыгрыш.

– Рожать я собираюсь в воду, – доверительно сообщила готка.

– Да хоть в песок, как черепаха! – хмыкнул Терехин. И вздохнул: – Ладно, пойдем, юродивая. Замерзла? Не дождавшись ответа, он набросил девушке на плечи свою олимпийку и попытался взять ее под локоток. Готка нервно высвободила свою руку.

– Что за мода такая фуфельная? – скривилась девица, запахнулась плотнее и неуклюже засеменила по лестнице вниз.

На экологической тропе было так же пустынно, как на набережной. Ванька озадаченно озирался по сторонам. Удивляло, что в столь теплый летний вечер никто не гуляет с собаками, не пьет пиво на детских площадках и не обжимается на лавочках. А он-то надеялся взять у кого-нибудь мобилу и вызвать наконец-то «Скорую». Страстно хотелось поскорее избавиться от беременной идиотки и забыть о ней навсегда.

Готка шла впереди, немного прихрамывая. Иногда останавливалась, потирала поясницу, пыхтела, чуть слышно стонала и шла дальше. С каждой новой ее остановкой, вздохом, стоном у Терехина сердце сбивалось с ритма все сильнее, а мозг стекленел и выдавал такие пугающие миражи, что отказывали ноги. Ужас от перспективы стать акушером накатывал на Ваньку, как цунами, закручивал душу в пружину, морозил руки и колени, холодил лопатки.

«Сейчас она родит прямо тут, а ты будешь принимать роды», – пугал себя Терехин. Надежды на друзей никакой: Лукин слишком эмоционален, удерет с перепуга, Пашка – тормоз, будет стоять столбом, смотреть, как лезет младенец, и морщить единственную извилину мозга. Да он и сейчас отстал от процессии, плетется далеко позади, «цветочки нюхает». Семен, напротив, шел с прискоком, постоянно наступая своими чеботами Ваньке на пятки, чем бесил несусветно.

Лукин в очередной раз наступил Терехину на кед, Ванька обернулся, чтобы сказать Семену все, что он о нем думает, и… О, чудо! В их сторону бодро шагал мужик с собакой. Терехин оживился и, когда мужчина поравнялся с ними, открыл рот, чтобы выклянчить мобилу. Но готка его опередила:

– Не напрягайся, в больницу я не поеду. Рожать буду в ванной.

– Да хоть в туалете! – схохмил Ванька, с грустью проводив взглядом удаляющуюся фигуру с собакой.

Впереди их ждал новый аттракцион – крутой подъем по лестнице с бесчисленными ступенями. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они вскарабкались наверх и оказались на улице Косыгина.

Ванька, вдохнув полной грудью, наконец-то расслабился. Здесь, наверху, в нескольких метрах от смотровой площадки, кипела жизнь, все блестело от света фонарей, шуршали по асфальту машины, прогуливались люди, носились с ревом байкеры – цивилизация. С души словно камень свалился.

Доковыляли до «Олимпа» не все – по дороге где-то потерялся Павлуша. «Верно говорят: жрать много вредно», – мстительно подумал Ванька, протирая вспотевшие очки манжетой рубашки. Лукин завалился на траву и лежал, раскинув руки и высунув язык.

– Вот и пришли! – запоздало отреагировала готка.

Выглядела она довольно бодро, улыбалась и щурилась. Правда, смотреть на нее было страшно. Белила на ее физиономии смешались с подсохшей кровью из носа, помада размазалась, один глаз потек – ну, прямо недобитый босоногий Арлекин в балетной пачке и с пузом. Ванька нервно хихикнул, глядя на мрачно-пугающий вид девицы. Прохожие поглядывали на них с ужасом и ускоряли шаг, но Терехина это не смущало, а веселило. Его вообще все вокруг радовало.

– Я тачку бросила вон там. – Девушка указала рукой в направлении церкви, сняла олимпийку и вернула Ваньке, тот отдал ей ролики, пошутив:

– Надеюсь, в роддом ты их с собой не возьмешь?

– Я же сказала, что рожать буду в воду! Ребенок должен сразу попасть в естественную среду, чтобы стресса у него не было, – немного раздраженно пояснила девушка, разглядывая свои роликовые коньки, словно видела их впервые в жизни. – Ладно, мерси, что проводили. Я пойду? – Девица пытливо посмотрела в глаза Терехину, словно спрашивая у него поддержки.

– Иди, родная, иди! – разрешил Ванька и широко улыбнулся, вполне искренне. Освобождение от готки было так близко, что та перестала его бесить. Он даже поймал себя на мысли, что привык к ее «неотразимости».

– Аривидерче и счастливого разрешения от бремени! – подал голос с земли Сеня и заржал во всю пасть.

Готка на остроту не отреагировала, а все еще таращилась на Ваньку и уходить не торопилась.

– Здесь рожать собралась? – не выдержал Терехин. – Езжай уже, детка. Не испытывай судьбу.

– А уже все! – Готка погладила себя ладошками по пузу.

– Родила? Или все рассосалось? – заржал в очередной раз Лукин.

– Ложная тревога, – пожала плечами девушка. – Схватки не настоящие. Наверное, я слив объелась. Когда сливы ем, то…

– Милая, избавь нас, пожалуйста, от физиологических подробностей! – взмолился Ванька. – И иди уже! Иди!

Девушка сделала пару шагов и обернулась.

– Может, вас куда-нибудь подбросить? Так сказать, в качестве компенсации за моральный ущерб.

Ванька уже открыл рот, чтобы послать готку куда подальше в более понятных выражениях, но услышал за спиной шуршание кустов и радостный вопль: «Да!»

– О, Наш Мальчик нарисовался! – гоготнул Лукин и замер, глядя на товарища с изумлением.