Алан Уильямс - Дневники Берии

— Просмотрите, пожалуйста, но вначале хочу оговорить отдельные условия, которые мы намеренно не обозначили в контракте.

— Условия? Еще условия? — забеспокоился Грегори. — Пока мы поставили одно условие: сделать отсрочку на тридцать дней, и мне пришлось попотеть, чтобы оно не было более суровым.

Грегори стискивал стакан одной рукой, а другой приглаживал волосы и молчал. Мискин продолжал:

— Поскольку мистер Грегори отказывается назвать себя, мы естественно настаиваем на предоставлении доказательств подлинности материала.

— У Вас же есть мнение Круля, — сказал Грегори.

— Да, у нас есть его мнение, но мы с таким же успехом можем получить противоположное мнение от специалиста такого же уровня. При этом мы все же уверены в подлинности материала и потому не обратились к другим экспертам, — Мискин помедлил, Детвайлер сидел с невозмутимым видом, сложив руки на коленях.

Мискин повернулся к Грегори:

— В прошлый раз вы сообщили, что поручили материалы из Венгрии. Мы хотим знать, как дневник попал в Венгрию. Наверное, из России?

По мере того, как Мискин говорил, Грегори подходил все ближе и ближе, и на Мискина пахнуло смесью пота и одеколона. Грегори вздохнул и уселся между своими собеседниками. Мискин заметил, что он слегка расслабился.

Детвайлер заметил:

— Прежде вы не ставили этих условий!

— У меня не было на то полномочий, и не знал позиции моих хозяев.

Мискин взглянул на Грегори.

— Ни один приличный издатель не заинтересуется материалом, источник которого неизвестен.

Грегори уставился в пол и время от времени двигал ногами, обутыми в туфли из крокодиловой кожи. Наконец он сказал:

— Неважно, как материалы попали в Венгрию. Западный турист провез их в своем багаже. Он почти не рисковал. Летом бывает много туристов из Венгрии, и таможенники, как правило, не обыскивают багаж.

— Как к нему попали эти материалы?

— Кое-кто в Будапеште их ему передал.

— Кто? — последовала тишина.

— Я должен это узнать, мистер Грегори, иначе я не полномочен подписывать контракт.

Русский шевельнулся, рука его дернулась к волосам и застыла, потом он извлек из кармана толстый пакет, который швырнул Мискину, как бомбу. На конверте было напечатано: «Господину Мискину. Конфиденциально».

— Внутри — документ, подписанный моим другом — венгром. Это очень ценный документ. — Он помедлил. — Я говорю с вами не как бизнесмен, а как человек. Если имя этого человека получит огласку, последствия будут ужасны. Вы это сами знаете… — Мискин сочувственно кивал.

— Это известный человек, — продолжал Грегори, — старый коммунист, сражался в Испании на стороне красных, был награжден орденом Ленина. Позднее занимал высокий пост в венгерском правительстве. В начале пятидесятых его посадили в тюрьму в результате известных чисток, он вышел из тюрьмы в 1955 году, удалился от дел и сейчас занимается сочинением стихов.

— Он вывез материал из России?

— Да. — Толстые пальцы Грегори ковыряли остатки пластыря на щеке. — Документ официально заверен.

Мискин держал конверт, не открывая его. Наконец он сказал:

— Старого коммуниста-ренегата впустили в Москву?

— Документ заверен, — вновь повторил Грегори.

— И на нем стоит его имя?

— Да.

— И Вы получили все это от туриста, который доставил документ в Вену? — Грегори кивнул. — А как вы вышли на этого туриста?

— Он мой старый приятель.

— А венгр?

Грегори налил себе шампанского.

— Я с ним знаком — и детали неважны.

— Все важно, — сказал Мискин.

Грегори пожал плечами.

— Я с ним познакомился в Москве, очень давно. Мы все время переписывались.

— О'кей. А какая ему от этого выгода? Он получит проценты?

— Да нет же! Он не торговец, он просто идеалист! Вы же понимаете, что этот текст станет последним гвоздем, вбитым в крышу гроба сталинизма. После его публикации последыши Сталина уже никогда не поднимут головы. Ради этого он и старался, а не из-за ваших долларов!

— Но вы же ими не гнушаетесь!

— Я совсем другое дело. Я не идеалист!

Он вскочил и вновь начал мерять шагами комнату, расплескивая шампанское.

— Ну ладно, — сказал Мискин. — А теперь имя этого туриста.

— А вот это совсем ни к чему. Он профессионал и должен иметь хорошую репутацию.

— Это ему не повредит. С каких это пор стало преступлением вывозить рукописи из-за железного занавеса?

— Ничего вы не понимаете! — Грегори снова сел. — Когда такие вещи выплывают наружу, бывает много грязи. Все эти советологи — просто мафия! Они не терпят соперничества. Они устраивают заговоры, как было с Солженициным. Не заполучив его, они разъярились и, чтобы его скомпрометировать, начали распространять грязные сплетни о том, что его книги были подброшены Западу службой КГБ.

— Информация, которую вы нам предоставляете, будет содержаться в тайне. Даю вам слово, — сказал Мискин, и к его радости русский как будто успокоился.

— Все просто, — сказал Грегори. — Скажите, что получили материалы из надежного источника. Публика вам поверит. И Вы ее только насторожите, если будете слишком много говорить.

Мискин вертел в руках конверт.

— Хорошо, забудем пока о контракте. А это, — он кивнул в сторону конверта, — нам необходимо проверить, мы это сделаем осторожно, не волнуйтесь. Вашему другу нечего опасаться. Но должен вам сказать: если что-то не сойдется — берегитесь. Контракт будет разорван.

— Не беспокойтесь. Все сойдется! — вскричал Грегори. — Только предупреждаю — если всплывет его имя, я вас достану, мистер Мискин! Сверну вам шею!

Мискин обернул все в шутку:

— Так и договоримся, Джон. Но вначале я должен это прочесть. — Он помахал конвертом. Позвольте мне удалиться в спальню.

— Да-да. Но никаких копий, никаких фотографий!

Мискин улыбнулся:

— Уж не думаете ли вы, что у меня в кармане ксерокс?

Через пять минут он вернулся, сел и старательно уложил письмо на дно дипломата.

— Неплохо. Но кое-что надо проверить и тогда мои хозяева согласятся на вариант с тридцатидневной отсрочкой.

— А основной контракт? На три миллиона?

— Для этого понадобится еще кое-что. Что-нибудь внушительное.

— Например?

— Понадобится свидетель. Кто-нибудь, кто может публично заявить, что эти дневники… — Он покосился на Детвайлера, не зная по-прежнему, насколько тот осведомлен о содержании материала, — … свидетель, который может под присягой заявить прессе и на телевидении, если нужно, что данные факты имели место.

Он ожидал, что Грегори взорвется, но тот реагировал спокойно. Просто кивнул, но Мискин почувствовал какой-то подвох: он так привык к бурным реакциям Грегори, что его внезапное спокойствие по-настоящему озадачило Мискина.