Анатолий Галкин - Полоса прибоя

Из договора Комар понял, что за это он не заплатит ни копейки… Подвох был в маленьком пункте – за ремонт здания Ляхов получал дом в аренду на тридцать лет.

Ни Артем, ни его покойный дед не знали, что к этой афере приложил руку депутат Кулябко. Поэтому-то Феликс Маркович и платил долги таким образом – для Кулябко любые номера, в любое время и по льготной цене.

Ляхов имел права на гостиницу, но не мог сменить название, которое придумал Андрей Дмитриевич Комар – санаторий «Стручер».

Странное имя, но догадаться можно… В самом начале сорок пятого здесь в Ливадийском дворце встречались главы побеждающих стран. Они жили рядом, всего в ста метрах от гостиницы. Они, это Сталин, Рузвельт и Черчилль… Вот вам и Стручер… Комар сам придумал. Ветеран!

В глубине души Ляховы имели легкий демократический настрой и не хотели оставлять имя тирана в названии своего отеля. Но юридически без ветерана Комара ничего они не могли изменить, а он после аферы слег с сердечным приступом в своей киевской квартире. И лежал долго-долго…

В какой-то момент Ляховы вдруг поняли прибыльность бренда – Стручер.

Они ввели в оформление элементы того победного года. Флаги, бюсты, привратник в форме старшины с колодкой орденов и медалей.

И заработало! Попасть в Стручер считалось престижным. В номерах появились бархатные скатерти с бахромой, бочковатые графины с одним стаканом и чуть запыленные медные люстры на пять рожков…

Гостиница имела три этажа и всего восемь номеров. Но каких!

На втором этаже пять небольших люксиков. Два однокомнатных и три двухкомнатных.

На третьем этаже три люкса на уровне президентских. В каждом – все! Даже в ванной – телефон, фен, и наушники с легкой музыкой. По желанию – джаз.

Две пары молодоженов из Москвы оказались, естественно, на третьем этаже, куда вел свой широкий лифт с диваном и видом на зимний сад.

Третий люкс рядом с ними занимала супружеская чета из Киева по фамилии Кулябко.

Денис очень не любил неожиданностей. Он знал, что в этой небольшой гостинице они будут жить почти месяц… Он также знал, что хозяева предпочитают не распространяться о постояльцах.

Носов в первый же час улучил момент, когда улыбчивая Софья Абрамовна срочно убежала на кухню своего ресторана – книга регистрации осталась открытой. Денис просто переписал фамилии и еще все, что успел.

На втором этаже в двух однушках – Артем Комар из Киева и Вера Васильевна Хохлова. Медсестра из Киева.

В трех двухкомнатных по одному человеку. В номере три – Руслан Душкин, актер. В четвертом – Баторин А.Н. А в пятом – Галина Шустрова… И все – из Киева! Понятно, что Киев – столица, что он есть мать городов русских, но странно. Два номера заняли москвичи и шесть – киевляне… Ни из Харькова, ни из Житомира или Жмеринки…

Первый этаж Стручера – зона общих удовольствий. Это маленький ресторан на десять столиков, сауна с бассейном на десять тел, игровой зал, зимний сад с пальмами… Все исключительно для своих – конфиденциально и кулуарно… Чужие тут не ходят!

В меню ресторана хватало экзотики: горячие колбаски «Сигары Черчилля», фаршированная курица под названием «Лендлиз» и тортик, который смутно напоминал Рейхстаг. Он назывался «Гитлер капут». Перед подачей его обливали коньяком и поджигали…

Балкон Дениса и Ольги выходил прямо на Ливадийский дворец… Весь он не был виден. Часть стены закрывала разлапистая секвойя, привезенная из Америки еще в царские времена…

Ольга вышла на балкон в полночь… Муж заснул, а она очень боялась продолжения того сна, что она видела во дворце над Массандрой… Осень двадцатого года, песенки Вертинского и красные виноградники на закате… Странная история. Странная и страшная!

Ольга боялась, что все кончится плохо. Князь Яблонский ничего не сможет сделать и погибнет… Красные ворвутся и разорят все вокруг… По улицам Крыма польется кагор, похожий на кровь…

Яблонский пожалел, что попросил барона дать ему военных курсантов. Нет, эти юнкера уже были обстреляны и ловки в бою, но они были почти дети. Гибель каждого была бы для князя большей трагедией, чем смерть сорокалетнего костромского мужика в серой шинели. Почти сразу Яблонский понял, что ему дали остатки Киевского артиллерийского училища. Ребятам было кому восемнадцать, кому девятнадцать…Особенно запомнился конопатый верзила. Он еще ни разу не брил усы, и рыжий пух над его верхней губой был смешным и трогательным.

Они стояли по шесть человек – распределившись по машинам. У каждого грузовичка стоял шофер в рыжем кожаном шлеме с очками и в куртке такого же цвета. На руках – перчатки с отворотами. На ногах – сапоги со шнуровкой… Вид бравый и это внушало надежду доехать без технических приключений.

Вместе с шофером стояли юнкера в черных шинелях и с трехлинейками. Около каждой машины рядом с последним пятым юнкером стоял пулемет «Максим» и три коробки с лентами.

Яблонский понял, что от него ждут речь, но не нашелся, что сказать, кроме общих фраз, повторяющих задание:

– Сейчас мы поедем в Гурзуф. Там погрузим товар и вернемся назад… День туда, день там и день обратно. Хорошо, если уложимся в три дня… Приключения нам не нужны. Особенно на обратной дороге…

Он специально сказал, что они едут в Гурзуф, а не в Массандру. Это рядом, но не одно и то же… Опять же он сказал о товаре, но не разгласил тайну, что это, по существу – золотой запас остатков белого движения.

Юнкера привыкли, что в конце такой речи их обычно вдохновляют и кричат что-то вроде: «Молодцы, юнкера!» А они на это отвечают троекратным и раскатистым «Ур-р-ра!»

На этот раз полковник говорил, как купец с бурлаками… «Загрузим, привезем и без приключений».

Юнкера промолчали, и тогда князь добавил:

– Я поеду на первой машине. Не отставать! Дистанция не больше тридцати шагов… Задние борта открыть и пулеметы выставить в полной готовности… По машинам! В добрый путь, юнкера!

На всю площадь рядом с Графской пристанью разнеслось звонкое юнкерское «Ура!»… Гордо и троекратно!

До Сапун-горы доехали спокойно. Здесь дорога почти без леса. Опять же близость Севастополя не давала красным бандам свободы маневра.

Обычно это были конные группы по десять-пятнадцать человек. Днем они прятались в лесах, жили в схронах, в пещерах, а иногда и в хатах мирных жителей, которые понимали, что скоро белые уйдут, а красные придут. К ним и надо крестьянину подаваться.

Нападали красные бандиты только на более слабых. Яблонский считал, что на три машины с пулеметами они не полезут. Это им не по зубам.

Но на лесных дорогах и, особенно на серпантине за Байдарским перевалом – партизаны могут завалить пару деревьев и рассечь колонну… Он остановил машины, собрал всех и еще раз предупредил – дистанция минимальная, никто не отрывается. При обстреле всем покидать машины и бить пулеметами без остановки… И из трехлинеек стрелять, но редко и прицельно…