Михаил Литов - Улита

Ей горько было сознавать, что она навсегда потеряла меня, деньги у нее были, и она хотела предать меня земле хорошо, как бы со вкусом, независимо оттого, заслуживал ли мой прах особых почестей, - вот все, что она чувствовала и разумела и чем руководствовалась. Осуществила бы она свою цель и с помощью обычного бюро, где за деньги могли организовать Бог знает сколь пышное погребение, однако скорбящую овевали фантазии, ее вела в неизвестность туманная мечта о чем-то из ряда вон выходящем, изысканном, как будто даже поэтическом и неокончательном, не вполне земляном. И она почувствовала себя вознагражденной, когда в глухом переулке, куда и не всякий мужчина решился бы ступить, обнаружила похоронное агентство со странным названием "Навьи чары". Это художественное, чуточку и позаимствованное название подразумевало, конечно же, что в стоящем за ним агентстве с телами ушедших в мир иной обращаются не заурядно.

Улита вошла, и в тяжелом, со свисающей по углам коричневой и пепельного оттенка декоративной паутиной вестибюле ее любезно встретил высокий молодой человек в черном. Он опустил веки и медленно покачал головой, сокрушаясь, что повод для их знакомства не удался радостным, а затем жестом пригласил клиентку в кабинет, тоже обставленный скорбно, усадил за массивный, похожий на гроб стол и с тихой проникновенностью объявил, что цены в агентстве головокружительные, исполненные самого смелого новаторства, зато обслуживание, какого не сыскать даже в краях, где к смерти испытывают небывалое почтение. Этот молодец, попутно поименовав себя сначала Хароном, а затем и Гадесом, перечислил некоторые земные пределы, несомненно благословенные для гробовщиков, ибо там люди почитают даже за некое поэтическое счастье поскорее скончаться, завещав кругленькую сумму на погребальный обряд. Улита односложно выразила готовность к сотрудничеству с конторой, где в своем ремесле брали за образцы лучшие достижения похоронной мысли и чувственности. Тем самым она как бы аккредитовала себя богатой клиенткой. Впрочем, я уже говорил, что деньги у нее водились, вот только их источник так и остался для меня тайной за семью печатями.

Молодой человек провел Улиту в просторный зал и отдал в руки немногословной Персефоны, которая продемонстрировала ей различные модели катафалков, венков и прочих атрибутов материального и морального траура. Для убедительности она даже укладывалась в гробы, показывая удобство лежания в них, и густо оснащалась упомянутыми венками. Оставленная мной девушка сказала, что вполне доверяет вкусу этих безоговорочных специалистов. Тогда Харон-Гадес дал Персефоне отдых в одном из катафалков, накрыв ее крышкой, и, повернув бледное лицо к Улите, витиевато осведомился:

- Желаете ли оплатить услугу в виде переодического явления призрака дорогого и безвременно покинувшего вас человека?

Улита не выразила удивления и не заподозрила в словах чиновника ничего подобного пустому острословию и жестокому юмору могильщиков. Полагаю, у нее не возникла даже мысль, что подобная услуга должна стоить баснословно дорого. Она огляделась, как бы ожидая и моего показательного выступления среди всех тех удручающе роскошных образцов, а затем, собравшись с духом, произнесла:

- Я любила его... Я бы хотела встретиться с ним вновь... Это возможно?

- Вполне, - ответил Харон-Гадес.

- Я согласна.

Молодой человек сказал:

- Знаете, наши клиенты, люди, убитые горем, поначалу, как правило, с воодушевлением хватаются за такую возможность свиданий, но впоследствии нередко раскаиваются. По самым разным причинам, хотя, должен отметить, что никаких бытовых хлопот и лишений призраки с собой не приносят. Тут неудобства скорее нравственного, чувственного плана, чем материального. Поэтому мы гуманно ввели двухмесячный испытательный срок, по истечении которого вы, если сочтете это целесообразным, сможете продлить контракт с нами на все обозримое будущее.

Улита несколько времени колебалась, не решаясь задать вопрос, который ее по-настоящему мучил. Ей ведь нравился молодой чиновник с его набором и самых необходимых, и самых неожиданных услуг, ей представлялось, что он по своей службе все предусмотрел наилучшим образом, а потому ее вопрос может показаться ему неуместным и даже отчасти оскорбительным.

- А для самого покойника, - наконец решилась она, - это... я хочу сказать, необходимость подвизаться призраком... не оборачивается какими-нибудь нежелательными последствиями? не приносит ему вреда?

Молодой человек определенно не обиделся. Ни один мускул не дрогнул на его лице утопленника, не блещущем мужественностью, прекрасном, как лунное лицо русалки. Он пожал плечами и ответил:

- Не могу знать. Ведь суть в том, что наше дело - живое. Мы с вами, согласитесь, не настолько хорошо знаем жизнь, чтобы понимать еще и смерть... простите, это уже не наша вотчина, то есть та, что за гробом, мы по части погребения, не более того. И если мы прикасаемся к миру мертвых в том смысле, что вынуждаем заказанный призрак являться в оговоренный срок, то это еще не значит, будто нам известно, что в том мире чувствуют и, скажем, думают о нас. Тут, уважаемая, надо ждать откровений от самого Господа, а не от меня, - закончил чиновник с некоторой развязностью.

- В таком случае, - заявила Улита, - вопрос о призраке - вопрос спорный и нравственный.

- Не могу с вами согласиться, - возразил Харон-Гадес, несгибаемый в борьбе за статью дохода. - Не зря же сказано: пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Не углубляясь слишком в философию и эзотерику этого странного, на первый взгляд, высказывания, мы вправе полагать нашей первейшей задачей защиту собственных интересов, а они есть не что иное как интересы нашего мира, мира живых. И если нам необходим призрак усопшего, мы его вызываем, не задаваясь вопросом, как это отликнется на знаменитом и вместе с тем до смешного мало изученном мире ином.

Решимость молодого человека не задаваться этим вопросом подкреплялась большими деньгами клиентов, Улите же надо было поискать другие стимулы, чтобы преодолеть моральное сопротивление и вполне естественный страх и дать согласие на встречу со мной на каком-то мистическом, может быть, ужасно сомнительном уровне. Но сумеречное обаяние руководителя фирмы "Навьи чары" было так велико, что она в конце концов уступила, и даже с некоторой торопливостью, пока он не заподозрил, будто в решающую минуту она вдруг стала экономить на своем дорогом покойнике.

Сделка состоялась. Я, лежа в холодильнике морга, ничего о ней не знал. Час моего возвращения еще не пробил. Бедную Улиту, подписавшую договор не иначе как с самим дьяволом, не посвятили в детали предстоящей авантюры, велев ждать в полной уверенности, что призрак найдет ее везде, где бы она ни очутилась. А это "везде", кстати сказать, имело для нее известную актуальность, ведь когда я перестал быть хозяином дома, ее право жить в нем оказалось под вопросом, ответить на который мог лишь единственный теперь домовладелец, мой брат Юрий.