Михаил Любимов - И ад следовал за ним

Михаил Любимов

И ад следовал за ним...

(фрагмент)

Михаил Петрович Любимов - бывший сотрудник разведки, работавший многие годы за границей, кандидат исторических наук, автор нескольких пьес.

Все имена, места, образы и события в этой книге являются художественным вымыслом, и любое сходство с действительными ситуациями, умершими или живыми людьми объясняется чистой случайностью.

Михаил ЛЮБИМОВ

Двух станов не боец, но только гость случайный, За правду я бы рад поднять мой добрый меч, Но спор с обоими досель мой жребий тайный, И к клятве ни один не мог меня привлечь "

А. К. Толстой

The soul of the spy is somehow the model of us all1

Jacques Barzun

(C)

Вместо предисловия

СССР, Москва, Тверской бульвар, 23, Михаилу ЛЮБИМОВУ, эсквайру.

Дорогой сэр,

Памятуя наши плодотворные дискуссии о сокращении разведывательной деятельности противостоящих блоков, я рискнул прибегнуть к Вашей помощи по одному весьма щепетильному вопросу Месяц назад, когда я покидал рыбный ресторан "Скоте", ко мне подошел человек, заявивший, что знает меня по телевизионным выступлениям (говорил он на добром ирландском языке), сунул в руки пакет и удалился, бросив на прощание "Уилки просил опубликовать это".

Помните ли Вы шумный процесс над австралийцем Алексом Уилки, обвиненном не только в шпионаже, но и в убийстве? Называя эту фамилию, я допускаю натяжку, ибо Уилки жил и по фальшивым паспортам, используя еще массу разных фамилий

Вернувшись к себе на Стеноуп-террас, где, если Вы помните, мы провели немало приятных бесед за чашкой чая, я достал в библиотеке подборку старых номеров "Таймс" и внимательно перечитал весь процесс.

Алекс Уилки обвинялся в работе на советскую разведку, что он категорически отрицал, как и свое якобы русское происхождение. Держался он спокойно, смело, даже дерзко Свидетельские показания оказались недостаточно убедительными более того, у меня сложилось впечатление, что британские спецслужбы не были заинтересованы в раздувании всего дела, а даже пытались его замять. Основная часть процесса проходила за закрытыми дверьми. По слухам, значительная доля обвинений строилась на весьма драматических материалах предоставленных американской разведкой.

1 Душа шпиона - это некоторым образом слепок с нашей души Жак Барзан

Что касается загадочного убийства, так и не опознанного лица, то Алекс Уилки сам признал свою вину, которую, правда, невозможно было отрицать, поскольку полиция схватила его на месте преступления. В итоге по решению суда он получил тридцать лет тюрьмы

Связавшись со своими друзьями из секретной службы, я узнал, что незнакомец, подстерегший меня у "Скотса" является уголовником, недавно освобожденным из тюрьмы, через которого Уилки передал пакет с рукописью, опасаясь ее экспроприации. Страхи его были напрасны, поскольку тюремные власти по устойчивой британской традиции всячески поощряют литературные экзерсисы, учитывая их исключительно целебное терапевтическое воздействие на заключенных.

Недавно в "Тайме" я прочитал очередную статью о жизни Уилки в тюрьме. Ведет он себя в тюрьме примерно, пользуется авторитетом у заключенных и по-прежнему отрицает свое русское происхождение. Мои друзья добавили, что он много читает, делает выписки (тюремным библиотекам Англии могут позавидовать многие оазисы культуры Европы) и считает свой литературный труд забавной игрой которая завершит его бурную жизнь.

Теперь о самой рукописи.

У меня сложилось впечатление, что Уилки отважился на жизнеописание и, возможно, даже на исповедь, прикрыв все это фиговым листком литературной формы. Я не претендую на роль литературного эксперта, но мне не по душе ни излишний натурализм, ни манерность, ни шпионский сленг, ни постоянная самоирония, доходящая до абсурда, которые мешают читателю окунуться целиком в повествование,

Уверен, что и Вы, сэр, будучи поклонником Чарльза Диккенса и Льва Толстого, во многом согласитесь с моими, возможно, не совсем зрелыми, суждениями.

Особенно поразила меня, сэр, эзопова манера повествования, все эти шитые белыми нитками "Мекленбург", "Монастырь", "Маня" и прочие выдумки отравленного конспирацией ума. Зачем это нужно? Неужели Уилки серьезно полагал, что его художественная проза может быть использована против него для пересмотра дела или для возбуждения нового дела о шпионаже? Если он так считал, то это не делает чести его специальной подготовке: в практике судов Соединенного Королевства не было еще дел, построенных на доказательствах, взятых из беллетристики обвиняемого.

Направляю Вам рукопись и надеюсь, Вы найдете ей достойное применение.

С надеждой снова увидеть Вас в Лондоне,

искренне Ваш профессор Генри Льюис.

Профессору Генри Льюису, 7 Стеноуп-террас, Лондон.

Дорогой сэр!

Глубоко благодарю Вас за рукопись и, особенно за теплое письмо. Я тоже часто и с удовольствием вспоминаю наши беседы у камина и особенно Ваше выступление на конференции по поводу разрушительного воздействия шпионажа на моральное состояние общества - теме, столь близкой моему сердцу. Совершенно убежден - и тут, если помните, мы сошлись с Вами в едином мнении,- что перестройка в международных отношениях невозможна, если существуют шпионаж и шпиономания.

Теперь о рукописи. Как Вы понимаете, я не преминул тут же обратиться в соответствующие компетентные органы и получил следующий ответ: "Никакого Алекса Уилки, связанного с советской разведкой, не было и нет, и весь шпионский процесс инспирировался определенными кругами, заинтересованными в нагнетании международной напряженности. Что касается лиц и событий, описанных в так называемом романе Уилки, то они целиком являются плодом явно больного воображения автора, начитавшегося триллеров Форсайта, Кленси и Ле Карре".

Тем не менее, учитывая счастливую эру гласности, я решился опубликовать это произведение, интересное прежде всего как человеческий документ и, если использовать ваш тезис, как свидетельство распада личности, ведь увы! тайная война наложила отпечаток на психику и поведение всех нас.

Возможно, Вам, сэр, покажется странным, но Уилки вызывает у меня чувство сострадания, несмотря на прекрасные условия, предоставленные ему в английской тюрьме. Мне трудно судить о тюремной жизни, ибо до сих пор судьба была милостива ко мне и уберегла от близкого знакомства с пенитенциарными системами.

Но говорят, у нас в стране тюремные библиотеки, возможно, не уступают английским. Судя по мемуарам Роберта Брюса Локкарта, в лубянской тюрьме, куда он попал за участие в заговоре против советской власти, имелся отменный выбор литературы: Фукидид, "Воспоминания о детстве и юности" Ренана, "История папства" Ранке, "Путешествия с ослом" Стивенсона и множество других превосходных трудов.