Арнальд Индридасон - Голос

— В фильмах полицейским запрещено пить, когда они при исполнении, — объяснила она.

— Я не смотрю фильмы, — сказал Эрленд и улыбнулся.

— Да, конечно. Вы читаете книги о страданиях и смерти.

Они выбрали столик в углу и сидели молча, наблюдая за входящими и выходящими посетителями. У Эрленда складывалось впечатление, что по мере приближения Рождества гости становятся все более шумными. Праздничная музыка безостановочно лилась из громкоговорителей. Иностранцы приходили с яркими разноцветными пакетами и пили пиво так, будто и ведать не ведали, что здесь оно самое дорогое в Европе, если не во всем мире.

— Вам все-таки удалось взять анализ слюны у Уопшота? — спросил Эрленд.

— Что это за человек? Полицейским пришлось повалить его на пол и открыть ему рот. Было ужасно смотреть на его поведение, как он боролся с ними в камере.

— Я тоже его не понимаю, — сказал Эрленд. — Я не знаю точно, что он здесь делает, и даже представить не могу, что он скрывает.

Эрленд не хотел вдаваться в подробности по поводу детской порнографии и судимостей за сексуальные домогательства в Великобритании. Ему казалось, что это неподходящая тема для разговоров с Вальгерд, а кроме того, Уопшот, несмотря ни на что, имеет право на тайну частной жизни, и нечего о нем сплетничать с первым встречным.

— Полагаю, вас таким зрелищем не удивить, — заметила Вальгерд.

— Я никогда не брал анализ слюны у человека, поваленного на пол, ревущего и вопящего.

Вальгерд засмеялась.

— Не знаю, не знаю, — сказала она. — По-моему, уже более тридцати лет я не сидела вот так, с мужчиной, если не считать моего мужа. Так что прошу простить меня, если я веду себя… неловко.

— Мы оба ведем себя неловко, — заверил ее Эрленд. — У меня тоже небогатый опыт. Скоро четверть века с тех пор, как я ушел от жены. Женщин в моей жизни можно пересчитать по пальцам одной руки, и то с остатком.

— Думаю, я уйду от него, — с трудом выговорила Вальгерд.

Эрленд смотрел на нее в недоумении.

— В смысле? — удивился он. — Вы уходите от мужа?

— Я пришла к выводу, что между нами все кончено, и хочу извиниться перед вами.

— Передо мной?

— Да, — вздохнула Вальгерд. — Я, наверное, похожа на психопатку. Собиралась использовать вас, чтобы отомстить ему.

— Я ничего не понимаю в ваших объяснениях.

— Я и сама не понимаю. Места себе не нахожу, с тех пор как узнала.

— О чем?

— Он мне изменяет.

Она произнесла это так, будто речь шла о чем-то привычном, с чем она сжилась, и Эрленд не мог угадать, что она чувствует. Слышал только пустоту в ее словах.

— Я не знаю, когда это началось и почему, — продолжала Вальгерд.

Потом она замолчала, и Эрленд, не зная, что сказать, тоже молчал.

— Вы изменяли своей жене? — ни с того ни с сего спросила Вальгерд.

— Нет, — честно ответил Эрленд. — Мы разошлись не из-за этого. Мы были молоды и не подходили друг другу.

— Не подходили друг другу, — повторила Вальгерд с отсутствующим видом. — Как это?

— И вы намерены развестись с ним?

— Я пыталась разобраться в себе, — ответила Вальгерд. — Возможно, все будет зависеть от того, что он предпримет.

— Как он вам изменял?

— Как? По-вашему, измены бывают разные?

— Это продолжалось годами или произошло впервые? Может быть, он изменял со многими женщинами, а не с одной?

— Он сказал, что встречается с одной и той же женщиной уже два года. У меня нет сил спрашивать его о прошлом, о том, были ли еще другие, о которых я никогда не подозревала. Ни в чем нельзя быть уверенной. Доверяешь своей семье, мужу, пока в один прекрасный день не узнаешь, что еще два года назад близкий тебе человек познакомился с другой женщиной. И он принимается рассуждать о семейных узах, а ты чувствуешь себя полной идиоткой. Никак не можешь взять в толк, о чем он говорит. Таким образом вылезает наружу, что они встречались в отеле вроде этого…

Вальгерд замолчала.

— Она замужем, эта женщина? — спросил Эрленд.

— Разведена. На пять лет моложе его.

— Он пытался как-нибудь объяснить свое поведение? Почему он?..

— Вы полагаете, в этом моя вина? — перебила его Вальгерд.

— Нет, я не…

— Может быть, я и виновата, — согласилась сама с собой Вальгерд. — Не знаю. Никаких объяснений не было. Только гнев и бессилие.

— А ваши сыновья?

— Мы еще не сказали им. Они уже не живут с нами. Может быть, вот оно, объяснение. Нам не хватало времени на себя, пока мальчики росли, а теперь, когда они стали взрослыми, времени оказалось слишком много. Возможно, мы плохо знали друг друга и даже столько лет спустя остались чужими.

Воцарилось молчание.

— Не надо просить у меня прощения, — в конце концов проговорил Эрленд и взглянул на нее. — Более того, это я должен извиниться за ложь, за то, что не был искренен с вами.

— За ложь? Вы мне лгали?

— Вы спросили меня, почему я интересуюсь погибшими в горах и на пустошах, но я не сказал вам правды. Это потому что я почти никогда не говорю на эту тему и, думаю, у меня сложился комплекс. Мне кажется, что это никого не касается. Даже моих детей. Моя дочь находилась при смерти, я боялся, что она не выживет. И вот тогда я испытал потребность поделиться с ней, рассказать обо всем.

— О чем? — спросила Вальгерд осторожно. — Что-то случилось?

— Мой брат погиб, когда ему было восемь лет, — сказал Эрленд. — Его так никогда и не нашли и вряд ли найдут.

Этой малознакомой женщине в гостиничном баре он рассказывал о том, что камнем лежало у него на сердце почти сколько он себя помнил. Может быть, он давно об этом мечтал. Может быть, он больше не хотел бороться в одиночку с этой бурей.

— Наша история описана в одной из тех книг о гибели людей, которые я все время перечитываю, — сказал Эрленд. — Повесть о том, как погиб мой брат, о его поисках и о глубокой скорби, охватившей наш дом. Замечательно точный отчет, сделанный предводителем поисковой группы и записанный другом моего отца. Там были названы наши имена и изложены реальные обстоятельства нашей жизни. Реакция моего отца вызывала всеобщее недоумение. Он погрузился в глубокую депрессию и самобичевание, сидел в комнате, уставившись в одну точку, не двигаясь с места, в то время как другие целыми днями вели поиск. У нас никто не спрашивал разрешения на публикацию, и мои родители очень болезненно ее восприняли. Могу как-нибудь показать вам книгу, если хотите.

Вальгерд кивнула.

Эрленд начал свою повесть, а она сидела и слушала. Когда он закончил, она откинулась на спинку стула и вздохнула:

— Значит, его так и не нашли?

Эрленд покачал головой.

— Мне еще долго потом казалось и даже сейчас порой кажется, что мой брат не умер. Что он спустился с плоскогорья вниз, несчастный и потерявший память, и однажды мы встретимся. Иногда я ищу его в толпе и пытаюсь представить себе, как он выглядит. Понятно, что нет ничего необычного в подобных реакциях, когда не находят тело. Уж этому служба в полиции меня научила. Надежда умирает последней.