Белинда Бауэр - Черные Земли

Как бы там ни было, до тех пор, пока в дело не вмешался Мэйсон Дингл, жертв Арнольда Эйвери никогда не обнаруживали, а самого его не то что не арестовывали, а даже не штрафовали за превышение скорости, и ни один следователь не нашел бы его имени ни в одной базе данных мира.

Поэтому, заприметив Мэйсона Дингла в Лэпуинге посреди убогой детской площадки, в одиночестве выцарапывающим что-то малоприличное на красных пластмассовых качелях, Эйвери подъехал к тротуару, расстегнул что положено и свистнул мальчишке — свято веря в бессилие как «Девона и Корнуэлла», так и всех остальных полицейских подразделений.

Мэйсон поднял голову, и Эйвери воспрянул духом при виде его смазливой физиономии. Он помахал мальчишке, и тот вразвалку подошел к фургону.

— Объяснишь, как проехать?

Дингл поднял брови в знак согласия. Это был — Эйвери наметанным глазом сразу определил: типичный младший брат при нескольких старших. Это было видно и по нарочито приподнятым плечам, и по сдержанной готовности помочь (как мужчина мужчине!), и по сигарете за маленьким розовым ухом возле стриженого виска… Но какое лицо! Чистый ангел.

Мэйсон наклонился к окошку, поглядывая вдаль, точно отвлекшись на минутку от куда более важных дел.

— Проблемы, командир?

— Мне в бизнес-парк, покажешь на карте?

— Да просто вниз и налево, командир.

Мэйсон махнул рукой в сторону парка и сунул голову в фургон, чтобы взглянуть на карту на коленях у водителя.

— Сюда?

Парень не сразу понял, на что ему показывают, а разглядев, дернулся и ударился головой о дверцу. Эйвери была знакома эта реакция. Теперь имелись два варианта развития событий: либо дурачок начинает краснеть, заикаться и быстренько ретируется, либо краснеет, заикается, но чувствует себя обязанным — ведь Эйвери, взрослый человек, попросил его о помощи! — показать то, что нужно, на карте в паре дюймов от штуковины. Во втором случае дело могло зайти куда дальше — и порой заходило. Эйвери предпочитал второй вариант как более продолжительный, но и первый — увидеть на их физиономиях страх, и смущение, и чувство вины — был неплох. Чувство вины, поскольку все они в конечном итоге хотели того же самого. Он просто был честней, чем они.

Но Мэйсон Дингл избрал третий путь. Нырнув в окошко фургона, он вдруг вывернул ключ из замка зажигания.

— Попался, старый ублюдок! — ухмыльнулся он, помахав ключами.

Эйвери разъярился.

— А ну, верни, говнюк!

Он выскочил из фургона, на ходу застегивая молнию.

Мэйсон с ухмылкой приплясывал в некотором отдалении от него.

— Хрен тебе! — крикнул он и бросился бежать.

Арнольд Эйвери был излишне хорошего мнения о Мэйсоне Дингле. Внешность часто бывает обманчива. Несмотря на ангельское личико, Мэйсон оказался парнем не промах. И потому Эйвери сидел теперь в фургоне, ожидая возвращения мальчишки — с ключами, за которые наверняка тот потребует денег, с кем-то из старших, а то и с полицией.

Все это не особенно пугало Эйвери. Уличные манеры пройдохи, без сомнения, сослужили тому хорошую службу, но их можно будет использовать и против сопляка. Даже очаровательному домашнему ребенку, рассказывающему подобные вещи, поверят немногие, что уж говорить о столь сомнительном элементе. Особенно если обвиняемый в низости и разврате спокойно дожидается полиции, а не ведет себя так, будто ему есть что скрывать. Эйвери закурил и уселся на детской площадке — здесь он чувствовал себя как рыба в воде, — ожидая возвращения Мэйсона Дингла.

Поначалу полиция не собиралась принимать Мэйсона Дингла всерьез. Но тот знал свои права и был настойчив, так что в конце концов двое полицейских усадили его в патрульную машину — перед тем подробно расписав, чем чреват ложный вызов, — и отвезли на детскую площадку к белому фургону. Полицейские убедились, что ключи подходят к замку, и тут на месте возник разъяренный Арнольд Эйвери, утверждая, что мальчишка украл ключи и пытался его шантажировать.

— Сказал — или я раскошеливаюсь, или он приведет полицию и расскажет, будто я перед ним штаны снимал!

Внимание полицейских снова сосредоточилось на Мэйсоне, и, пока мальчишка в деталях излагал правду, полицейские все охотнее склонялись к Арнольдовой версии развития событий.

В общем, все шло именно так, как Эйвери и предполагал, пока вдруг, с внезапной слабостью в коленях, он не заметил мужчину с маленьким мальчиком, которые направлялись к ним явно с недобрыми намерениями.

Эйвери пытался сохранять самообладание перед офицерами полиции, в душе проклиная собственную глупость. Все, что было нужно, — подождать! Немного подождать — и все закончилось бы прекрасно! Но ведь это была детская площадка, а детские площадки притягивают детей, и хотя восьмилетний толстяк, с воплями приближавшийся к ним, был совершенно не в его вкусе, но тот первый мальчишка так долго не возвращался… Надо же было чем-то заняться.

Словом, во всем виноват треклятый Мэйсон Дингл. И хотя Арнольд Эйвери пытался донести свою точку зрения до инспектора — после того, как на вылизанном дождем Эксмурском плато обнаружили с полдюжины неглубоких детских могилок, — инспектор собственноручно сломал ему нос, и даже адвокат Эйвери лишь пожал на это плечами.

Дело набирало обороты.

Медленно, но верно обнаруживались совпадения, объединялись пункты, и Арнольда Эйвери в конце концов обвинили в шести преднамеренных убийствах и трех похищениях. Число вменяемых в вину убийств совпадало с числом найденных тел, а число похищений вывели из детских вещей, обнаруженных в квартире и машине, — хотя Эйвери так никогда и не признал своей вины. Однорукая Барби принадлежала десятилетней Мэриэл Оксенберг из Винчестера, бордовый свитер с единорогом на кармане — Полу Баррету из Вестворда, а на язычках почти новых «найковских» кроссовок, найденных под передним пассажирским сиденьем фургона, было гордо выведено фломастером: «Билли Питерс».

Миссис О'Лири сказала, что «Навсегда ваш» здесь не подходит. В деловых письмах положено писать «Благодарю за понимание». Стивен заменил, но подумал, что она, наверное, все-таки ошибается. Лучше уж он будет благодарить тех, кого знает и любит, а не директора местного супермаркета, в котором продается рыба, настолько не соответствующая разрекламированным стандартам, что убивает бабушек.

Ему самому «Навсегда ваш» казалось очень солидным и церемонным. Но, будучи человеком практичным, Стивен решил, что раз уж оценки здесь выставляет миссис О'Лири, лучше принять ее версию.

Миссис О'Лири сказала еще, что «филе» пишется через «и», но особо не цеплялась. Письмо ей понравилось. Сказала, что оно как настоящее, и зачитала его в классе.