Анна Шевченко - Презент от Железной леди

— Постой-ка! — Я взяла альбом и стала внимательно вглядываться в портрет. — Выходит, в момент написания портрета она была беременна? Скажи мне, мистер Всезнайка, когда родился пушкинский первенец?

— В мае тысяча восемьсот тридцать второго, — тотчас же, как будто только и ждал моего вопроса, ответил он.

— То есть срок был уже приличный! А на портрете у нее такая тонкая талия! Чуть толще шеи! Неужели ее так утянули?

— Вот еще! — ухмыльнулся Игорь. — Что она, своим детям враг? Но ты, Наташка, молодец, правильно соображаешь! В этом-то вся суть дела!

— Гош, я, наверное, дура. Я ничегошеньки не понимаю.

— Сейчас поймешь. Слушай дальше: «Письма твои меня не радуют. Что такое vertige [9] Головокружение (фр.). ? обмороки или тошнота? виделась ли ты с бабкой? [10] Имеется в виду акушерка. (Прим. автора.) Пустили ли тебе кровь? Все это ужас меня беспокоит. Чем больше думаю, тем яснее вижу, что глупо я сделал, что уехал от тебя. Без меня ты что-нибудь с собой да напроказишь. Того и гляди выкинешь… Бог знает, кончу ли здесь мои дела, но к празднику к тебе приеду. Голкондских алмазов [11] Голкондские алмазы — заложенные драгоценности Н. Н. Пушкиной («Жизнь Пушкина, рассказанная им самим и его современниками», том второй, примечания. М., 1988. Издательство «Правда»). дожидаться не намерен и в новый год вывезу тебя в бусах».

— Ну? — Я выжидающе смотрела на Гошу. Конечно, но ведь какие-то драгоценности у Гончаровой были!

— Были, конечно, но этих серег не было и в помине, — улыбнулся он. — Знаешь, что получится, если собрать все, что мы с тобой тут нарыли, воедино? Художник рисует портрет беременной, отвратительно себя чувствующей молодой женщины. Ей, наверное, лежать-то было невмоготу, не то что часами позировать.

— Пожалуй, ты прав. — Я знала на примере своих подруг, что многие переносят беременность нелегко.

— Я знаю, что прав, — самодовольно сказал Игорь. — А теперь представь себе художника. Написать портрет — это ведь не снимок «Полароидом» сделать. Тут время нужно. А время, как ты понимаешь, — это деньги. Портрет — удовольствие не из дешевых, и каждый сеанс стоил немало.

— Да, — согласилась я. — Брюллов — мастер известный.

— Но дело-то в том, что речь идет не о знаменитом Карле, а об его менее популярном брате. Портрет Натали — именно его кисти. То ли Карл запросил много, то ли просто отказал Пушкину, но факт остается фактом. Портрет писал Александр Брюллов. И за свою работу он взял не очень дорого. Ведь чем меньше сеансов, тем дешевле. Вспомни знаменитый гоголевский «Портрет». Там классно рассказано о том, как рисовали заказные портреты. Думаю, Брюллов провел от силы два сеанса, тщательно выписав только лицо и плечи Натали. А фигуру, детали костюма и тем более украшения он писал или по памяти, или нарисовал серьги из своего реквизита художника.

— То есть, — наконец дошло до меня, — и неправдоподобно узкая для такого срока беременности талия, и серьги — плод фантазии художника?

— Именно! Еще вспомни фразу о голкондских алмазах, и все сразу станет на места.

— Я что-то проворонила эти слова.

— А в них-то вся суть! В силу того, что Пушкину пришлось расплачиваться по долгам Гончаровых, бриллианты Натальи Николаевны были заложены. И в момент написания портрета их у нее просто не было! Брюллов нарисовал серьги либо по описанию Натальи Николаевны, либо нафантазировал, а подлинные спокойно лежали в закладе.

— Так что кто-то здорово обманул Светлану Иосифовну. Отдать такие бабки за пусть даже антикварные серьги с бриллиантами, но не принадлежащие Натали!

— Вернемся домой, покажу их знакомому ювелиру. Он разберется, — ответил Игорь.

— А почему не сделать это здесь?

— Да поздно уже, и потом не нравится мне этот город, и все тут!

Я долго молчала, а потом произнесла:

— Слушай, Игорь! Что же это получается? Выходит, Славу вообще убили ни за что!

— Выходит, что так! — ответил Игорь и начал собирать книги.

Ранним утром в дверь постучали.

— Девчонки, поднимайтесь! — услышали мы бодрый голос Тарховского. — Горы ждут!

— Уже идем!

Мы быстренько оделись и спустились вниз. У дверей гостиницы стоял синий милицейский «пазик», откуда нам приветливо замахал рукой полковник Чхеидзе. Следом за нами в сопровождении Гоши вышли Свенсоны. Мы уселись, и автобус покатил вдоль берега.

День стоял ясный, небо было по-летнему синее и высокое. Вскоре автобус свернул с шоссе и начал петлять по узкой горной дороге. Я все время молча смотрела в окно, пытаясь прояснить свое отношение к Игорю. Полковник рассказывал о местах, где мы проезжали, а Татьяна с удовольствием играла роль переводчика.

Автобус заехал на симпатичную лужайку, заросшую молодой изумрудной травой, и остановился. Место было просто создано для пикников. Аккуратные столы и скамеечки, навесы… Отсюда отлично была видна огромная алая надпись: «Вход воспрещен! Заповедная зона».

— Это место называется Чертовы ворота, — сообщил полковник. — Вон там, за скалой, — самый настоящий водопад, образующий горную реку.

— А что написано там, наверху? — Грета была по-журналистски дотошна.

Танька, не задумываясь, перевела. Шведы недоуменно переглянулись.

— Так туда же нельзя! — Улоф часто заморгал.

— Но некоторым можно, — ответила Танька.

— Вот с этого и начинается беззаконие, — покачал головой швед и посмотрел на наших спутников. — Не переводите этого, Таня!

Мужчины вытащили плетеные кресла и пластиковые столики, собрали мангал и начали разводить костер.

— Вы, девушки, отдыхайте. Шашлык — дело мужское, — сказал Чхеидзе.

Мы с Танькой уселись в кресла, а Грета с отцом вооружились видеокамерой и отправились запечатлять окрестности.

Костер разгорелся сразу. Толстые и тонкие ветки постепенно сгорали в жарких объятиях пламени. Неподвижно сидеть в кресле стало холодно, и я переместилась поближе к огню.

— Ты сейчас вся дымом провоняешь, — предупредила Татьяна.

— Спасибо за заботу, — отмахнулась я. — Уж лучше прокопчусь, но хоть согреюсь.

Игорь неслышно подошел ко мне сзади и ласково обнял за плечи. «Боже, что ж он делает! Неужели не понимает, что в наших общих интересах нам лучше держаться подальше друг от друга?!» — подумала я, но была не в силах отстраниться.

— Что, Наташка, замерзла?

Я кивнула.

— Давай согрею! — Игорь, не дожидаясь моего ответа, сгреб мои застывшие пальцы в свои горячие руки. Мне одновременно хотелось и прижаться к нему покрепче и, наоборот, убежать подальше.

Игорь заметил, что со мной опять что-то не так, и предложил:

— Пойдем, прогуляемся. Подвигаешься и согреешься хоть чуть-чуть.

— Не хочу. — Я прекрасно представляла, что если мы останемся наедине, то снова начнем выяснять отношения. А этого мне ужасно не хотелось.