Юлиан Семенов - Пресс-центр. Анатомия политического преступления

— Я за свободу печати, — отрезал Санчес. — Это их дело… Я достаточно тщательно анализировал североамериканскую прессу накануне интервенции в Гватемалу… Если тебя интересует, как готовится интервенция, почитай эти материалы и ты поймешь, когда есть реальная опасность… Я ведь не обижу тебя, если скажу, что журналистам легче печатать тухлятину? За это, видимо, лучше платят?

— Увы, ты меня не обидел…

— Прости еще раз, но ведь это правда, не так ли?

— Это правда… Кто стоит за спиною правых экстремистов, скрывающихся в сельве на севере Гариваса?

— Я лучше скажу, из кого они рекрутируются. Убежден, что, когда мы начнем нашу экономическую реформу, когда каждый гражданин получит реальное право проявить себя в бизнесе — да, да, именно так, в бизнесе, обращенном на благо всех и соответственно от вклада каждого в это дело на свое собственное благо, — питательная среда для демагогов, рекрутирующих правоэкстремистских отщепенцев, исчезнет.

— В чем ты видишь смысл экономической реформы?

— В честной и справедливой оплате, которая бы подвигала людей на труд, на творческий труд. В честном распределении национального дохода. В привлечении иностранного капитала, достаточного для того, чтобы дать стране энергию. Ты ездила по республике и видела, что у нас практически нет механизированного труда, женщины и дети работают на солнцепеке вручную, в то время как все это же можно делать машинами…

— А чем ты займешь людей, если сможешь провести экономическую реформу, то есть от ручного труда перейдешь к машинному?

— Побережье… Наше побережье может стать таким курортно-туристским местом, равного которому мало где сыщешь…

— А после того, как вы застроите побережье?

Санчес хмыкнул.

— Что касается того времени, когда мы построим то, над чем работают сейчас архитекторы и скульпторы, это будет уже вопрос следующего десятилетия, а я прагматик, я обязан думать о ближайшем будущем; те, кто в нашем правительстве занимается проблемами перспективного планирования, думают о далеком будущем…

— Кто работает над проектами?

— Архитекторы Испании, Югославии и Болгарии.

— А отчего не Франции и Италии?

— Опыт испанцев, болгар и югославов более демократичен так мне, во всяком случае, представляется…

— Кто будет финансировать энергопрограмму?

— Европейские фирмы, заинтересованные в широких контактах с развивающимися странами.

— Но ведь американские фирмы ближе?

— Мы пока что не получили от них предложений… Одни слова… Тем не менее мы готовы рассмотреть любое деловое соображение с севера, если оно поступит.

— Кто в Европе проявляет особый интерес к сотрудничеству с Гаривасом?

— У нас есть довольно надежный партнер в лице Леопольдо Грацио. Впрочем, я бы просил тебя не упоминать это имя, я не до конца понимаю всю хитрость взаимосвязей китов мирового бизнеса, конкурентную борьбу и все такое прочее, так что, думаю, имя Грацио не стоит упоминать в твоем интервью. Санчес вопросительно посмотрел на своего помощника Гутиереса. Тот кивнул. — Во всяком случае, — добавил Санчес, — до той поры, пока я не проконсультирую это дело с ним самим… А еще лучше, если это сделаешь ты, я дам тебе прямой телефон…

— Спасибо. Я непременно ему позвоню, как только вернусь в Шёнёф.

— Я дам тебе прямой телефон его секретаря фрау Дорн, которая, если ей звонят именно по этому телефону, соединяет с Грацио, где бы он ни был: в Лондоне, Палермо или Гонконге.

— Хорошо быть миллионером.

— Честным трудно.

— А разве есть честные?

— Я считаю, да. Это люди, ставящие не на военно-промышленный комплекс, а на мирные отрасли экономики…

— Мне кажется, что коммунисты отнесутся к твоему утверждению без особой радости.

— Во-первых, я говорю то, что думаю, не оглядываясь ни на кого. Во-вторых, надо бы знать, что Ленин призывал большевиков учиться хозяйствовать у капиталистов.

— Среди членов твоего кабинета есть коммунисты?

— Насколько мне известно, нет.

— Ты говоришь: "Мы — это национальная революция". Нет ли в этой формулировке опасности поворота Гариваса к тоталитарной националистической диктатуре армии?

— Ни в коем случае. Национал-социалистская авантюра Гитлера была одной из ярчайших форм шовинизма. Его слепая ненависть к славянам, евреям, цыганам носила характер маниакальный. А наша национальная революция стоит на той позиции, что это верх бесстыдства, когда белые в Гаривасе считали себя людьми первого сорта, мулатов — второго, а к неграм относились так, как это было в Северной Америке во времена рабства — не очень, кстати говоря, далекие времена. Шовинизм основан на экономическом неравенстве, бескультурье, предрассудках и честолюбивых амбициях лидеров или же несостоявшихся художников и литераторов. В нашем правительстве бок о бок работают негры, белые и мулаты.

— Ты позволил мне задавать любые вопросы, не правда ли? "Я всегда позволял тебе это, любовь моя, — подумал он, — а ты чаще всего задавала мне только один: "Ты любишь меня? Ну, скажи, любишь?" А я отвечал, что не умею говорить про любовь, я просто умею любить, а ты шептала: "Женщины любят ушами…"

— Да, я готов ответить на все твои вопросы, — сказал он, добавив: — Впрочем, я оставлю за собой право просить что-то купировать в твоем материале…

— В вашем кабинете нет разногласий?

— В нашем кабинете есть разные точки зрения, но это не значит "разногласия".

— Позволь напомнить тебе строки Шекспира… Когда Кассий говорит Бруту:

Санчес пожал плечами.

— Тот не велик, кто взвешивает свое имя… Сравнивать кого-либо из государственных лидеров двадцатого века с Цезарем неправомочно, ибо он полностью был обуреваем мечтою осуществить на земле прижизненное обожествление… Это особая психологическая категория, присущая, как мне кажется, лишь античности… Все остальное — плохое подражание оригиналу… Впрочем, меня в Цезаре привлекает одна черта: больной лысый старик, он не боялся смерти; этот страх казался ему неестественным, противным высоте духа… Словом, Брутом в наш прагматический век быть невыгодно; в памяти поколений все равно останется Цезарь, а не его неблагодарный сын… [1] Существует версия, по которой Брут был внебрачным сыном Цезаря. Упоминания об этом предположении есть в книге Плутарха "Избранные биографии" и в примечаниях к книге Гая Светония Транквилла "Жизнь двенадцати цезарей".

— Брут был республиканцем, полковник Санчес… Он чтил римлянина Цезаря, но Рим был для него дороже…