Екатерина Островская - Заповедник, где обитает смерть

– Скоро, – ответил Филатов, отвернув лицо в сторону.

Он хотел вспомнить какое-нибудь специфическое ремонтное слово, чтобы старуха и впрямь поверила, что он из ремонтной службы, но сказал только:

– Не суетись, бабка.

У дверей квартиры долго переводил дух, одновременно прислушиваясь к звукам за стеной. Позвонил. Все по-прежнему тихо. Еще раз нажал кнопку звонка. Никто не подошел к дверям и не спросил ничего. Иван достал из кармана связку ключей и сразу увидел пару латунных для финских замков. Вставил один в замочную скважину, повернул, потом еще раз. Ни щелчка, ни какого-либо скрежета, но дверь уже была не заперта.

Иван оглянулся по сторонам. На площадке и на лестнице ни души. Он осторожно, чтобы без скрипа, приоткрыл дверь и вошел в квартиру. Остался на пороге, прислушиваясь, но слышал только, как бьется собственное сердце. Пистолет лежал в кармане куртки, и Филатов осторожно поддерживал его рукой через брезентовую ткань.

– Хозяева! – крикнул Иван, но получилось не громко, а так только свистящий шепот. – Хозяева, – повторил он. – Газовая служба. Вы что дверь не закрываете?

В ответ ни звука, хотя свет горел и в коридоре, и в одной из комнат.

Филатов осторожно вытер ноги о мохнатый коврик у двери. Посмотрел на свои итальянские зимние ботинки, торчащие из-под грубых рабочих брюк. Чтобы они не выглядели слишком роскошно, он полчаса назад втирал в них цементную пыль – вроде получилось.

– Есть кто дома? – тем же громким, но осторожным шепотом спросил Филатов.

Подойдя к двери комнаты, в которой горел свет, он заглянул внутрь: тахта с разложенной постелью, книжный шкаф, рабочий стол с компьютером, музыкальный центр. Судя по всему, комната Сталкера. Двинулся по коридору, открыл дверь еще одной комнаты – гостиная. Третья оказалась спальней родителей. Тоже никого. Пуста и кухня. Неужели пропустил парня? Что делать теперь, Филатов не знал. Неужели Сталкер скрылся так неожиданно, что даже не успел погасить везде свет? Даже в ванной…

Иван толкнул узкую филенчатую дверь ванной комнаты, шагнул внутрь и тут же отпрянул: прямо перед его лицом в дверном проеме висел худенький парнишка. Ноги не доставали до кафельного пола около полуметра, тапочки лежали возле чугунной ванны, а на большом пальце правой ступни наклеена белая полоска пластыря, закрывая красную кожу, стертую новой обувью.

Голова Филатова закружилась, стало мутить, он едва успел рвануть дверь в туалет, ввалился туда. Его вырвало. Бежать, бежать немедленно! Он выскочил в коридор, подбежал к двери, схватил оставленную при входе коробку для инструментов, хлопнул по боковому карману, проверяя, на месте ли пистолет, и замер. На лестнице раздались голоса: мужской и женский. «Родители», – догадался Иван и щелкнул задвижкой.

– Сколько тебе будут платить? – спросил женский голос.

– Во время испытательного срока – восемьсот, – ответил мужчина, – а потом полторы тыщи.

– Ой, – задохнулась от счастья женщина, – сразу шубу мне купим. Я тебя так любить буду.

– Через два месяца уже весна наступит.

– А мы все равно купим.

Шаги стихли.

Филатов, стараясь не смотреть в сторону ванной, зашел в комнату с разобранной постелью, подошел к рабочему столу, тронул мышку. Сразу же засветился экран монитора. На нем было послание для Сталкера.

«Поздравляем с выводом из игры Волыны. Ваш следующий объект – Шумахер. Желаем успеха».

Теперь надо уничтожить информацию, все, что есть в компьютере, все файлы, все программы, чтобы не осталось ничего, никаких следов.

Через пять минут все было закончено. Можно было уходить. Но вдруг Иван понял: должно быть письмо, хоть какая-нибудь предсмертная записка. Он вошел в гостиную, окинул ее взглядом – ничего. Потом пошел в спальню родителей, включил свет и сразу увидел черный пистолет, лежащий на тумбочке. Под ним лист бумаги. Филатов сунул оружие во второй боковой карман комбинезона и взял предсмертное письмо Сталкера.

«Дорогие папа и мама.

Простите меня, но квартиру, которую мне оставила бабуля, я продал, а деньги истратил. На меня что-то нашло, я ввязался в страшную игру и теперь стал убийцей. На тротуаре кричала маленькая девочка. Это было страшно. Пуля попала ей в живот, и по телевизору передали, что она умерла в больнице. Кроме нее, еще двое погибли случайно. Я не хотел их убивать. Передайте родственникам, что я… Меня тоже убьют, можете пострадать и вы, как пострадали от меня невинные люди. Лучше уж самому выйти из игры. Хорошо, если загробный мир существует, тогда я скоро увижу бабулю. Мама и папа, я вас очень люблю. Я просто хотел стать богатым, чтобы вы не надрывались на работе. Простите меня.

Ваш сын Алик.

А мои роликовые коньки подарите мальчику с пятого этажа. Сейчас они ему велики, но года через два будут как раз. Я вас люблю».

Иван скомкал письмо и положил в карман. Вышел в коридор, отодвинул задвижку и прислушался. Все тихо. Можно уходить. Он спустился по лестнице. Внизу около лифта стояла все та же старуха, рядом с ней мальчик лет двенадцати.

– Ну как, исправили? – спросила бабка.

– Да, – кивнул Филатов.

– А теперь вот лифт не работает: как нам с внуком на пятый этаж подниматься?

В ожидании дневного поезда на Петербург Иван бродил в окрестностях площади трех вокзалов, от нечего делать заходил в магазины, рассматривал ненужные ему вещи, даже купил в подарок Волошину узкий настенный коврик, на котором по лыжне среди елочек бежали две биатлонистки в белых костюмчиках с надписью «СССР» на груди. Продавщица коврик аккуратно свернула, упаковала в полиэтиленовый пакет с изображением американского звездно-полосатого флага. Филатов вышел на улицу и сразу увидел дверь с табличкой «Интернет-кафе». Зашел внутрь – барная стойка и десятка два столов с компьютерами. За несколькими сидели подростки.

– Мне бы где-нибудь в уголочке, – попросил Иван администратора, – и если можно, пятьдесят граммов коньяка и чашечку кофе.

«Бах! Бах! Бах!» – раздалось где-то совсем рядом: кто-то из подростков играл в компьютерную стрелялку. Иван закрыл ладонями уши, чтобы ничего не слышать.

Ему принесли кофе и заказанную рюмку коньяка. Филатов выпил коньяк залпом, сделал глоток из чашки, закрыл глаза и почти сразу увидел перед собой кафельную стену ванной и тощее тело парня.

– Еще рюмочку, – сказал он администратору.

За то время, пока ему наливали и несли на подносе рюмку с коньяком и блюдечко с двумя кружками лимона, Иван успел отправить сообщение:

«Сталкер выведен из игры.

Вампир».

Умники говорят, что отношения между людьми регулируются их отношением к собственности. Не размерами доходов, а именно отношением человека к чужому богатству определяется место человека в обществе, и совсем неважно, как он добывает свой хлеб, главное, что это честный труд. Тот, кто завидует богачу и презирает бедняка, обманывает самого себя и свои надежды на счастье. На преступление толкает не бедность, а нищета духа. Нищий не тот, у кого не хватает денег на самое небходимое, а тот, кто мечтает о доходах, которых у него никогда не будет. У мечты о дорогом автомобиле, морской яхте, о красавице с обложки журнала нет будущего. Но печальнее всего, что у страны, в которой уважают богатого убийцу и презирают нищего попрошайку, тоже нет будущего.