Екатерина Островская - Заповедник, где обитает смерть

– Есть кто-то на при…

Волошин хотел спросить: «на прицеле», запнулся, но почти сразу нашелся:

– … на примете?

Девушка посмотрела в сторону, покачала головой и только потом ответила:

– Нет.

– Какие ваши годы – найдете еще!

– Мне двадцать четыре.

Вера странно посмотрела на Волошина, и ему стало неловко оттого, что он задает вопросы, которыми мужчина не должен интересоваться в беседе с малознакомой девушкой и к тому же в некотором роде подчиненной. Чтобы как-то сгладить неловкость, Алексей произнес, ни к кому не обращаясь:

– Почему наш заказ не приносят?

Покрутил головой, чтобы увидеть официанта и подозвать, но за танцующими парами никого не было видно.

За двухместный столик в проходе опустились двое парней. Оба откинулись на спинки своих кресел и стали разглядывать женщин, сидящих за столиками. Один из них скользнул взглядом по Вере и даже чуть наклонил голову, словно пытаясь заглянуть под стол. Вскоре музыка закончилась, Филатов, раскрасневшийся от удовольствия, подвел Эмму, и разговор, который начался между ними во время танца, продолжился.

– Представляете: отпуск в январе – врагу такого не пожелаешь, – сказала Эмма, опустившись в подставленный услужливым Ваней стул. – Даже за границей – мертвый сезон. Конечно, можно было бы поехать в Майами или на Карибы, но таких денег у меня нет.

– А у мужа? – вкрадчиво поинтересовался Иван.

– Зачем мне муж? – нахмурившись, ответила его возлюбленная. – Когда у меня даже на свои нужды доходов не всегда хватает.

Филатов отвернулся, чтобы никто не заметил его счастливой улыбки. Так он и сидел, глядя в сторону, до тех пор, пока официанты не начали подносить салаты и закуски. Но прежде чем приступить к трапезе, Иван, у которого уже почти появилась уверенность в ближайшем будущем, уверенно заявил:

– У моей жены, даже у невесты, если таковая появится на горизонте, не будет проблем ни с отдыхом, ни с чем-либо еще. И работать ей не придется, разве что ходить по магазинам – по бутикам разным и ювелирным салонам.

Он посмотрел на Эмму, а та вместо ответного восторга попросила:

– Положите мне осетринки, пожалуйста.

Иван поспешил исполнить.

– Работать все равно необходимо, – тихо произнесла Вера.

Ее мнение как будто никого не интересовало. Только Волошин слегка кивнул в ответ.

Официант разлил по бокалам шампанское.

– Мне не наливайте, – попросил Филатов.

Пили только Эмма и Волошин, а Вера лишь подняла свой бокал и чокнулась с ними, потом поставила его на стол:

– Я не пью.

– Напрасно, – усмехнулась Эмма, – у всякой женщины всего три радости в жизни: хороший гардероб, драгоценности и шампанское. Если две первые не всякая женщина может себе позволить, то уж третью…

– Я думала, счастье – это муж, семья, любимая работа и здоровье близких.

– Вы очень наивны, – покосилась на нее Эмма и, обернувшись к Ивану, начала подниматься:

– Пойдем потанцуем.

Ванька резво вскочил, как та самая игрушка – его тезка, и, осмелев уже окончательно, повел свою ненаглядную к танцевальному кругу, поддерживая за талию. Волошину было неловко оттого, что Эмма пытается выставить Веру совершеннейшей дурочкой. Для того чтобы как-то сгладить ситуацию, он предложил:

– Может, и мы тоже?

Она не стала отказываться, не сказала вообще ничего, просто поднялась и пошла рядом с Алексеем, который держал ее под локоть и испытывал странное чувство удивления и почти нежного сострадания. Локоток был худенький и острый. То же самое чувство возникало на школьных вечеринках, когда приходилось танцевать с одноклассницами. Но тогда ко всему еще примешивалась тоска сладостного ожидания чего-то запретного и таинственного. В те годы поцелуи на диванчике в углу полутемной комнаты казались верхом блаженства. Или почти. Все тогда было внове, но сейчас-то ему ничего не надо – просто танец из вежливости, ничего больше. Они топтались в центре зала, в сутолоке, на небольшом круге для танцев, Алексей молчал, а сам если бы и пытался что-либо сказать своей партнерше, то она вряд ли его услышала – здесь музыка звучала особенно громко. Зато Филатов что-то орал в ухо Эмме, и та покачивала головой, соглашаясь.

«Интересно, что он вкручивает?» – подумал Волошин.

Вскоре все вчетвером вернулись к столу. Алексей наполнил свой бокал и бокал Эммы, а Иван с таким вожделением следил за его рукой, что Волошин не выдержал.

– Сто граммов, не больше, – сказал он и хотел было уже налить другу, но его опередила Вера:

– Возьмите мой бокал, я к нему не притрагивалась.

Филатов обрадовался и даже тост произнес. Короткий, но с почти философским смыслом:

– За то, чтобы все игры заканчивались благополучно!

При этом он внимательно посмотрел на Эмму, со значением, прямо в глаза, причем задержал свой взгляд и чуть-чуть приподнял бокал – дескать, думайте что хотите, но мои ухаживания не игра, а нечто очень серьезное. В голубеньких глазках Ивана блестела решимость и отраженный свет стеклянных свечей висящего на стене электрического бра.

К столу подошел официант. За его спиной стоял человек лет сорока в велюровом пиджаке.

– Простите, – обратился ко всем сразу официант, – у вас два места свободных: не будете против, если я подсажу к вам одного посетителя?

– Я ненадолго, – произнес человек в английском пиджаке. – Только поужинаю и сразу уйду. Не хотел мешать вашей компании, но других мест в зале просто нет.

Лицо его внушало доверие, подбородок был волевым, да и взгляд приветливый.

– Я не против, – улыбнулась Вера.

Их новый сосед сделал заказ. Ужин его не обещал оказаться таким уж коротким: пара салатов, соленые грузди, маринованные огурчики, семга, яйца, фаршированные черной икрой, ветчина, сырокопченая колбаса, язычок с хреном, суточные щи, шашлык, бутылка красного грузинского вина «Киндзмараули»…

– А для начала сто граммов водочки, – попросил гурман официанта. – У вас есть «Охотничья» с перчиком?

– Есть «Старка», – склонился в поклоне официант.

– Несите и заодно прихватите пару ломтиков селедки в горчичном соусе.

Похоже, этот человек умел есть. Даже Вера прослушала его заказ с некоторым интересом.

– Утром из Москвы вернулся, – словно извиняясь, произнес человек, – весь день делами занимался, поесть было некогда, а сейчас домой зашел и вспомнил, что голоден.

– Вы где-то рядом живете? – поинтересовалась Эмма.

– Недалеко, – кивнул головой сосед и тут же представился: – Меня зовут Николай Сергеевич.

Каждый назвал себя, тут как раз принесли водку и селедку на тарелочке.

– За знакомство и за ваше здоровье, – произнес Николай Сергеевич и залпом выпил.

Он оказался интересным собеседником, и то, о чем он говорил, казалось значительным, как будто новый знакомый сообщал сведения, известные лишь ему одному или весьма узкому кругу лиц – из числа самых-самых.