Светлана Бестужева-Лада - Одинокая волчица

Полчаса спустя мы шли по совсем недавно просохшим аллеям Царицынского парка, который действительно находится практически рядом с нашим домом. Наверное, именно поэтому мы в него выбираемся раз в год по большому обещанию, хотя могли бы дышать чистым кислородом хоть каждый день. Один из немногих уцелевших в черте Москвы зеленый уголок был когда-то частью необъятного поместья князей Кантемиров, богачей, меценатов, любимцев многих русских императоров, а ещё больше — императриц. В итоге — руины раскритикованного когда-то Екатериной дворца и каскад некогда великолепных прудов. Так проходит мирская слава…

Последнюю фразу я, забывшись, произнесла вслух, что вызвало законное любопытство у Андрея. Тем более, что перед этим мы минут десять вообще молчали, наслаждаясь прогулкой, а тут вдруг я выпалила достаточно помпезную фразу. Ни к селу, как говорится, ни к городу. Более того, почему-то мне захотелось произнести её на родном, с позволения сказать, языке, то-есть на латыни.

— Не понял, — естественно откликнулся Андрей. — Переведи.

Я перевела, но ясности в ситуацию это не внесло. Пришлось коротко посвятить друга в ход моих мыслей.

— Князья, говоришь? — изумился он. — Ну, надо же! А я думал, что соседняя станция метро названа вовсе даже в честь дивизии. Которая Кантемировская.

— Солнце мое, а в честь кого названа сама дивизия?

— Знаешь, никогда не задумывался. У нас ведь на слуху всегда две подмосковные дивизии были: Кантемировская и Дзержинского. Привыкли…

— Вот я и говорю: так проходит мирская слава. Уверена, лет через пятьдесят многие будут свято уверены в том, что вторая дивизия получила свое имя в честь какой-нибудь станции. Хотя, станцию уже давно переименовали в Лубянку… Слушай, объясни мне, бога ради, зачем нужны все эти бесконечные переименования? Ладно, с Железным Феликсом более или менее понятно. Но Пушкин-то чем помешал? Антон Павлович Чехов чем не угодил? Герцен, наконец, в чем провинился?

— В том, что разбудил декабристов.

Я посмотрела на своего друга с огромным соболезнованием.

— Вот из-за таких, как ты, держава и развалилась. Бывший сотрудник государственной безопасности не знает, кто кого разбудил. У вас что, политпросвещения не было?

— Я что-нибудь напутал?

— Еще как! Переврал, между прочим, не абы кого, а самого дедушку Ленина. Тот же четко объяснил: декабристы разбудили Герцена. А уж он бабахнул в «Колокол», после чего из искры разгорелось пламя. Ты вообще-то в какой стране живешь?

— А шут его знает! — безмятежно отозвался Андрей. — Наверное, в стране чудес. В любом случае, жизнь дается нам один раз, и прожить её как-то надо.

— Н-да, живем, конечно, один раз, зато каждый день, — философски вздохнула я. — Пойдем, съедим шашлык. Воспользуемся одним из преимуществ новой экономической политики…

На берегу пруда было достаточно многолюдно, но отыскать свободный столик в только что открывшемся летнем кафе удалось практически сразу. Единственным минусом было то, что в непосредственной близости от этого столика расположилась какая-то уж очень развеселая компания, причем сугубо мужская. Ненормативная лексика давно и прочно вошла в обиход моих сограждан и соотечественников, но, по-моему, ею стали все-таки злоупотреблять. С моей, сугубо интеллигентской точки зрения, материться нужно редко, но метко. А когда краткое непочтительное обозначение особы женского рода на букву «б» употребляется через два слова на третье, общий эффект снижается, а информативность по-прежнему остается практически нулевой.

Андрей принес две тарелочки с шашлыком, пиво и, заметив мою брезгливую гримасу, принял её на счет продуктов питания.

— Ты же сама предложила шашлык, а теперь косоротишься…

— Я не тебе косорочусь. Меня лексика соседей нервирует.

Андрей прислушался и усмехнулся:

— А ты отрешись. Думай о вечном и светлом. И не усугубляй, за такое поведение сейчас даже пятнадцать суток не дадут.

— Что ж, постараюсь не усугублять, — кротко вздохнула я. — Хорошо, что с нами нет малолетних детей. Страшно подумать, чему они могли бы научиться у невоспитанных взрослых дядей.

— Да конкретно — всему, — именно в этот момент повысил голос один из мужской компании. — Всему базару могу объяснить на пальцах. А кто не понял — тот…

Говорил мужчина неопределенных лет, внешность которого четко укладывалась в определение «плюгавый». А на фоне окружавших его вполне нормальных и даже упитанных парней он выглядел вообще заморышем-замухрышкой. Тем не менее, слушали его с некоторым даже почтением. Так мне, во всяком случае показалось.

— Не заводись, Черномор, — открыл было рот один из слушателей, но тот, кого он назвал по имени сказочного персонажа, только ещё больше распалился.

— И ты помолчи! За кайфом ко мне придешь, правильно? Значит, должен уважать. А то сядешь на голодный паек. Или вообще урою, мне это — раз плюнуть. И ничего мне за это не будет, я психический инвалид. Понятно? Одна вот довыступалась…

— Слушай, — шепотом сказала я Андрею, — по-моему, это местная мафия. И ведь до чего обнаглели — открыто свои дела обсуждают.

— Ты неисправима, — покачал головой Андрей. — В каждом алкоголике с зачатками паранойи тебе мерещится особо опасный преступник. Расслабься, дыши воздухом. И не подслушивай чужие разговоры, это нехорошо.

— Если бы не матерились… — вздохнула я. — Нет, в развитых странах все-таки народ культурнее, даже среди мафии. Пристрелят молча — и ладушки. Все, больше не буду. Тем более, что этого типа я видела несколько раз в нашем дворе. По-моему, мы соседи, а с соседями лучше дружить. Или хотя бы поддерживать отношения дружелюбного нейтралитета.

— С таким соседом лучше вообще не иметь никаких отношений, — абсолютно серьезно ответил Андрей. — Я сейчас случайно встретился с ним глазами. Так вот, могу сказать тебе, как профессионал: тормозов у мужика нет. И он не алкоголик, тут я промахнулся. Наркоман со стажем, самый тяжелый вариант.

— Ну, не знаю… По-моему, я его видела, когда он в машину садился. В собственную. И очень, хочу сказать, недешевую. Разве наркоманы водят машины?

— Представь себе. Это безопаснее, чем пить, для них, то есть, безопаснее, потому что дуть в трубочку гаишнику они могут сколько угодно. Для окружающих, конечно, беда. А ты уверена, что видела именно его? Что-то он не тянет на владельца роскошного авто. По идее, у него вообще ничего ценного уже не должно остаться. Господи, Наташка, мы с тобой уже сами спятили на криминале! Нашли о чем говорить!

— Так уж человек устроен, — философски заметила я. — Любит покопаться в чужой грязи, правы ученые, из мира животных к нам ближе всего не обезьяны, а именно свиньи. Прикинь: почему при любом несчастном случае вокруг немедленно собирается толпа зевак? Потому что — за редким исключением — всех всегда, как магнитом, тянет посмотреть на чужое несчастье. Или хотя бы обсудить его. Так что я, скорее всего, без работы не останусь: в детективе же всегда есть жертва или жертвы — таков закон жанра. И приятно уже то, что несчастье случилось с кем-то еще, а не с тобой. И вообще…