Анна Литвиновы - Наш маленький Грааль

Никитка услышал слово «яблоко» – продукт, который можно бесконечно долго обсасывать и надкусывать с риском подавиться, – и сразу оживился.

– Нет, зайка, – твердо сказала я. – Никаких яблок. Сейчас будем обедать.

А непедагогичная по отношению к малым детям сестра только пожала плечами, схватила из вазы на столе антоновку и протянула племяннику.

Никитка вгрызся в плод мертвой хваткой.

– Ему только симиренку можно! – пискнула я.

– Да какая разница! – фыркнула сестра. И продолжила давить: – Ну ты вспомни, вспомни, как тогда, восемь лет назад, дед нас с этими яблоками развел!..

Да что там особо вспоминать.

Вокруг Абрикосовки – южного поселка, где проживает наш дед, – полно садов. И яблоки в них обалденные. Сочные, в меру сладкие, налитые. Только вот он, один из парадоксов нашей действительности, – в поселке их не купишь. Их сразу увозят на продажу куда-то в дальние города. Нам с Машкой случайно единственное яблоко перепало, и мы сразу загорелись: вот бы таких раздобыть хотя бы килограммчик! Только шансов у нас не было – сады в Абрикосовке охраняются покруче, чем иные военные объекты: дядьки с ружьями, собаки и даже видеонаблюдение.

Мы пожаловались деду, что нигде не можем достать местных яблок. Он поначалу только плечами пожал: на рынке турецкий «гольден» продается, его и покупайте… Но как-то вечером ворвался в нашу комнату с самым загадочным видом. Велел:

– Срочно одевайтесь!

И бросил на кровати по комбинезону защитного цвета.

– Зачем? – обалдели мы.

– Идем сады грабить.

Грешны: колебались мы недолго. Послушно оделись – комбинезоны, что удивительно, оказались точно впору. И со всеми предосторожностями, дед во главе, отправились на промысел.

О, какое это было приключение! Мы резали специальными плоскогубцами проволоку на заборе… затаивались в канавах… чтобы сбить со следа собак, посыпали следы белым, за неимением кайенского, перцем… вдалеке слышались мужские голоса, лай и даже звуки отдаленных выстрелов, луна то исчезала за тучами, то расплывалась в предательской улыбке… но миссию мы в итоге выполнили – и вернулись домой страшно довольные, с полными рюкзаками восхитительно вкусных яблок. Машка, хоть уже и студентка была, радовалась, как ребенок, я тоже была в восторге, но больше всех ликовал дед. Не уставал повторять: «А ведь нас, милочки мои, подстрелить могли запросто! Или в милицию забрать, вот ваши родители бы порадовались!..»

Мы смотрели на деда, нашего проводника, как на бога. А перед отъездом случайно подслушали его разговор с приятелем – тот, как мы поняли по контексту, служил в яблоневых садах начальником охраны. И дед благодарил его за то, что тот «помог развлечь девчонок и разрешил эту маленькую авантюру».

…– Но что в той истории такого особенного, Маш? – усмехнулась я, не спуская глаз с Никитки, который с остервенением вгрызался в яблочную кожуру. – Забавно, конечно, и вкусно, но…

– Да я в ту ночь, когда мы сад грабили, только, считай, и жила! – неожиданно выпалила сестра.

– В смысле? – Я удивленно уставилась на нее.

– Так все скучно! Институт, учеба, работа, экзамены, помыть посуду, уступить место старушке… Все правильно, все рассчитано: в двадцать пять лет – кандидатская, к сорока – докторская, инфляция десять процентов в год, пить – вредно, курить – нехорошо… Кругом сплошные нормы. Надоело!

– Вау! – не удержалась я. – А гены-то работают. Дедова внучка!

– Дедова, – кивнула она. – Я ему завидую. Он хоть пожил интересно…

– И что это ты до сих пор преподавательницей в институте работаешь? – продолжала подначивать я. – Может, тебе подать заявление в какое-нибудь ЦРУ? Авось возьмут в агенты ноль-ноль-семь?

– Да я бы пошла, если б позвали, – с искренним сожалением вздохнула Машка. И добавила: – А то с этой правильной жизнью иногда тоскливо до жути. – Она тяжело вздохнула. – И одиноко.

Я понимающе склонила голову: теперь, когда Мишка, разозленный, ушел, я понимала сестру как никогда. Конечно, она тоскует не из-за того, что у нее работа «правильная», а потому, что в свои двадцать восемь до сих пор одна. До чего ужасно, когда тебе некого ждать по вечерам!..

– Ты смеяться будешь, но я даже своим студентам завидую! – задумчиво продолжала Машка. – У них-то пусть дождь и сырость, а постоянно какие-то события. Любовь, вечеринки. В Питер мотаются на выходные… А у меня сценарий один: работа – дом, работа – дом.

Я тоже не удержалась и пожаловалась:

– У меня и вовсе: только дом.

– Ну вот. А тут съездим, развеемся. Дед-то – он при всех своих минусах – такой забавный! То, что он Максу про какую-то выгоду говорил, – это, конечно, полная ерунда. Но наверняка он нас развлечет. Всех троих. И особенно тебя, а то ты совсем уже в своих ползунках погрязла. Сплошная глажка-готовка-стирка.

Будто в ответ Никитос издал утробный звук… и вывалил кусочки непереваренного яблока на свежевыстиранный комбинезончик.

– Срыгнул. Говорила тебе: не давай! – напустилась я на сестру.

– А, ерунда, – отмахнулась Машка. – Оставь мужу – постирает…

– Нет, Маша. Я никуда не полечу.

– Полетишь, – усмехнулась она. И добавила: – Только насчет пары ползунков я, пожалуй, была не права. Бери как можно больше.

Захотели приключений – и получили их с избытком.

Начать с того, что сестры решили сэкономить – не вызывать такси по телефону, а поехать на частнике. Частником оказался, как и положено в Москве, колоритный горец на ржавых «Жигулях»-«пятерке». (Когда мы голосовали, втроем плюс Никитос у Аськи на руках и три чемодана, мимо проезжали и более приличные машины. Но иных охотников остановиться возле нашей живописной группы не нашлось.)

Дороги в аэропорт горец не знал, нас, когда мы ему советовали, как ехать, не слушал. Плюс вечные столичные пробки, а едва мы из них выбрались – машина чихать начала, потому что бензин кончался, еле дотащились до заправки… Время летело, регистрация заканчивалась, Аська с Машкой все больше впадали в истерику, и даже Никитос, который вначале воспринимал поездку с восторгом и упоенно со своего заднего сиденья драл водителю роскошную шевелюру, начал канючить.

В итоге во Внуково мы явились за полчаса до вылета, и дальше прочие пассажиры могли лицезреть живописную картинку: как Аська с крошечным, притихшим от множества событий Никиткой под мышкой умоляет самолетных служительниц не снимать нас с рейса, а мы с Машкой, два барана, периодически подвываем: «Ну по-ожалу-уйста!»

А едва мы прошли в самолет и в изнеможении рухнули в кресла – Никитос вдруг налился пунцом, закряхтел и огласил салон характерными звуками, плюс запашок пошел, будто и не малый ребенок по-большому сходил, а добрый молодец.