Анна Литвиновы - Пальмы, солнце, алый снег

Так, она сказала – «нам». Это хорошо.

– Нет, не следует.

– Тогда зачем узнавать? – пожала плечами Наташка.

– Пока не знаю зачем, – честно призналась я. – Мне просто кажется, что эта Ярослава – какая-то очень мутная. Она утверждает, что знакома с Гвоздициным всего-то пару лет, а я нюхом чую: врет. Вот и хочу узнать, какие между ними отношения на самом деле.

– Думаешь, что этот Гвоздицин ее в психушку заточил? А она теперь таким оригинальным образом ему мстит? Сама убивает коллег по тренингу, а подставляет его?

– А ты соображаешь! – искренне похвалила я. – Или другой вариант: там, в психушке, она в этого Гвоздицина, врача своего, влюбилась, такие истории, говорят, частенько случаются. А он – извращенец, убийца. Ему доставляет наслаждение убивать. Она, ошалевшая от любви, его подвиги покрывает. И слишком поздно понимает, до какой степени была не права.

– Богатая фантазия глубоко беременной женщины… – хмыкнула Наталья.

– Или еще вариант, уже не с Ярославой, – вошла в азарт я. – Этот Гвоздицин – он старый пень, лет пятьдесят с лишним. Но в его официальной биографии ни про жену, ни про детей ни слова. Как думаешь, почему?

– И почему? – покорно переспросила Наташка.

– Так я и хочу, чтобы ты узнала! Женат он или нет. Или, может, развелся?

– Да зачем тебе это?

– А вдруг он супругу, например, при разводе до нитки обобрал? И она ему за это мстит?!

– Убивает участников его тренинга?! И подставляет бывшего мужа?! Да нет, Алена, не может такого быть!

– Все может! Или еще: вдруг этот Гвоздицин у какого-нибудь своего коллеги, скажем, ноу-хау украл? Или идею?.. В общем, узнай: были ли в его жизни громкие скандалы?..

– Да, Кокорекина… Ну, у тебя и запросы…

– А у тебя – огромные возможности. Узнай, пожалуйста, а?!

– Мне тут час назад мама звонила, – вдруг сменила тему Наташка. – И я сказала ей, что ты ко мне в гости мчишься. Она в такой ужас пришла!

– Да ладно!

– …Но велела: «Ты только Аленку не обижай». Ладно, так и быть. Попробую узнать.

Она потянулась к блокноту, чиркнула в нем пару строк, зачитала:

– Во-первых, не была ли Ярослава Шмелева пациенткой Гвоздицина, когда тот работал в психушке. Во-вторых, что у него на семейном фронте. И в-третьих, какие-нибудь скандалы в его биографии. Так?

– Да, – не веря в удачу, кивнула я.

– Если что, скину тебе на «мыло». В этих ваших «Тропиках» Интернет есть?

– Конечно, есть. Шли, – благодарно улыбнулась я.

– Только одним тортиком ты, Кокорекина, не отделаешься, – плотоядно усмехнулась Нарышкина. – Еще два таких привезешь, мне понравился.

– Вот как! – Я притворилась, что обиделась. – Ей эксклюзив приносишь, а она еще и вымогательством занимается.

– Эх, Алена! – с видом усталой, много повидавшей женщины усмехнулась Нарышкина. – Знала бы ты, сколько раз мне эксклюзив предлагали… Только воз и ныне там. Как писала про совещания в мэрии, так и пишу… Ладно, жди. Если что узнаю – завтра с утречка на твое «мыло» скину.

Ярослава, хозяйка косметических салонов

С арестом Гвоздицина из нее будто силы ушли, и жить с каждым днем становилось все тяжелее. Создаваемая годами видимость, что все вокруг гладенько, спокойно и ровно, рассыпалась в прах, перепады настроения мучили все чаще и чаще. И даже мысли о работе – ах, как ее когда-то спасал собственный бизнес! – не помогали.

Ей звонили из офиса – она смотрела на определитель номера и нажимала на сброс. Пусть оставят ее в покое! Потому что к некогда любимым косметическим салонам Ярослава сейчас не испытывала ничего, кроме отвращения…

Может быть, уехать домой, в свою квартиру, к своим вещам – и там ей станет легче? Да увольте: какое там легче! Здесь хотя бы люди кругом, а в ее московском элитном жилье никого и не встретишь. Дом у нее, по новой моде, малоэтажный, в каждую квартиру ведет отдельный вход. Специально сделано, чтобы занятые люди приходили домой и наслаждались тишиной. Но только ей сейчас от тишины хочется в петлю лезть. И все время как на качелях: то на душе восторг, то черная тоска. Как тяжело, на самом деле, переживать такие контрасты! И как обидно, что после звонкой, радостной весны не наступает яркого, беспечного лета. Сразу следует тяжелая осень. Но не та золотая, когда в лесу появляются грибы, пахнет свежестью и плещутся паутинки на ветру, – а черная, с голыми ветками ветел и ледяными дождями.

И никого рядом, кто бы мог ее поддержать. Остался единственный друг – прозак в оптимистичных бело-зеленых капсулах…

Гвоздицин хотя по образованию и психиатр, а за таблетки Ярославу жестоко ругал. Говорил, что они – удел абсолютно больных , а она – почти здорова.

И Ярослава изо всех сил старалась побороть зависимость от «колес». Пила по наущению Гвоздицина валерьянку по шесть таблеток в день. Пыталась освоить расслабляющие дыхательные упражнения и техники релаксации. Записалась в секцию йоги… И иногда ей казалось: все! Удалось! Она – здорова и свободна!

И только сейчас Ярослава поняла: она была здорова. Пока Гвоздицин находился где-то рядом. А теперь, когда его нет и больше не будет, она неумолимо катится в черную ночь безумия. Потому что помогали ей не йога, не релакс и не валерьянка. Но одна беседа, один, даже самый короткий и бессодержательный разговор с Яковом Анатольевичем стоили сотен дыхательных техник. Он – не психолог, он – колдун. И именно поэтому она столько лет преданно заглядывала ему в рот и выполняла все его указания. И только сейчас, здесь, в «Тропиках», прозрела.

…У Ярославы больше не было сил в одиночку тосковать в номере. Еще пару минут такой тяжелой, беспросветной тоски – и она не выдержит. Начнет делать глупости, как уже бывало. Однажды в порыве депрессии она изрезала ножницами всю свою одежду. А как-то перебила в квартире посуду. Интересно, что крушила не ради того, чтобы разбить, уничтожить, – ей просто нравилось смотреть, как искрят в электрическом свете сотни осколков…

Раньше, когда накатывало подобное настроение, она тут же звонила Гвоздицину. Но в тюрьму-то не позвонишь. Да и поняла она: Яков Анатольевич ее подмял под себя крепче любых «колес». Баста. И зависимость от него нужно рвать – рвать любой ценой. Только как?! Был бы рядом хоть кто-то, с кем можно поговорить!

Может быть, позвонить смешной беременной Алене? Она, конечно, пигалица, богатенькая и глупая, но у нее хотя бы глаза живые. Не то что у этих бесконечных рож в телевизоре… Предложить ей вместе чаю попить или по дорожкам прогуляться. Аленка и не поймет, что ей выпала роль спасительницы…

Ее номер – триста седьмой, значит, набираем коммутатор, ноль, а потом триста семь.

Длинные, противные гудки. Гуляет? Плавает в бассейне? Или спит и выдернула шнур из розетки?