Питер Чейни - Тайное становится явным

– Я не понимаю, для чего мы должны обсуждать психологические аспекты моего характера.

– Хорошо, не будем. Мы не будем обсуждать психологические аспекты вашего характера, мы даже не будем обсуждать психологические аспекты характера Эсме или другие интересные вещи, касающиеся вашей семьи. Мы будем обсуждать то, что должно произойти и то, что вы собираетесь делать. И когда я говорю, что вы собираетесь делать, я именно это имею в виду. Вы будете делать то, что я скажу, и вам придется смириться с этим. Вам понятно?

Она поднялась. На какое-то мгновение Калагэну показалось, что она собирается ударить его.

– Как вы осмеливаетесь разговаривать со мной подобным образом? – произнесла она тихим голосом. – Я…

– Вы удивитесь, если узнаете, что я могу осмелиться сделать. Но я имею в виду именно то, что я вам только что сказал. Очень скоро здесь все должно раскрыться, и я хочу, чтобы это произошло по моему сценарию. Это единственный путь, при котором для вас все должно закончиться хорошо. В противном случае есть чертовски хороший шанс, что сюда заявится старший инспектор Валпертон, а он наиболее проницательный, способный и деловой офицер полиции, который найдет парочку таких фактов, которые лучше вообще не затрагивать. Вы сейчас находитесь перед выбором: или попасть в пасть дьяволу, или отправиться на дно морское. И даже, если я вам кажусь дьяволом, вы поймете, что мой вариант лучше, нежели отправляться на дно.

Чтобы успокоиться, она прикоснулась рукою к стене. Лицо у нее было необыкновенно бледным:

– Продолжайте…

Калагэн выбросил окурок.

– Я был в Лондоне и провернул там парочку вещей, которые мне нужно было сделать. Самое главное – это то, что я встретился с Лейном, юристом вашего отца. Я убедил его написать письмо в страховую компанию и отозвать иск. Для страховой компании это совсем не будет подозрительным, так как, во-первых, считается, что я работаю на них, и во-вторых, мы заставили их поверить в то, что мы отзываем иск в связи с тем, что я узнал, где находятся похищенные драгоценности. Это устраивает компанию. Все, что они хотят – это не заплатить по иску, а если им не нужно будет платить, то их мало будет интересовать, кто и почему сделал то-то и то-то. Вам это понятно?

– Понятно, – сказала она.

Оторвав руку от стены, она вернулась к лавке и села. Все это время она неотрывно смотрела на Калагэна.

– Следующий момент – это Ланселот, – продолжил он. – Ланселот собирается как можно больше навредить. Собственно, он уже начал, стараясь настроить вас против меня. Не забудьте, что именно Ланселот хотел, чтобы это дело было расследовано, и чтобы на страховую компанию оказали нажим. Могу поспорить, что он был у них, и они ему рассказали все, что думают по этому вопросу, и ему это не понравилось, принимая во внимание тот факт, что он решил, что я ему тоже не нравлюсь.

– А можно как-нибудь остановить Ланселота, чтобы он прекратил вредить, как вы это называете?

– Я найду способ как это сделать.

– Понятно, – очень тихо произнесла она, глядя в пол.

– Мне нужно найти способы, как сделать так, чтобы не случилась еще масса вещей. Но, если повезет, то я, может быть, найду их…

– Мы опоздаем к обеду, – она поднялась, направилась к двери, остановилась у выхода, глядя на тропинку, и внезапно обернулась.

– Было бы забавно, – произнесла она каким-то неестественным, сдавленным голосом, – но, если бы вы действительно были другом и не были бы таким…, – ее голос осекся.

Калагэн улыбнулся.

– Случались и более странные вещи. Во всяком случае, перестаньте волноваться. Ни к чему хорошему это не приведет, кроме того, это нелогично. Таким способом вам ничего не удастся ни предотвратить, ни осуществить. Не волнуйтесь, и ничего не предпринимайте. Я думаю, пора несколько легче относиться ко всему. В настоящее время вам нужно сделать одну или, возможно, две вещи.

Она обернулась.

– Какие же?

– Во-первых, расслабьтесь. Вы находитесь на грани обморока. Во-вторых, когда у вас появится время, спросите у самой себя, принимая во внимание все то, что я вам сказал, а не лучше ли считать меня не самым вашим злейшим врагом, а почти другом? Давайте назовем меня овцой в волчьей шкуре.

Он улыбнулся ей, и она еще раз отметила белизну его зубов и твердую линию подбородка. Неожиданно, сама не зная почему, она разрыдалась и вернулась в дом, закрыв лицо руками.

– Ну, перестаньте, Одри. Не нужно плакать. Уберите руки от лица и не глупите, – уговаривал он.

Она сделала, как ей велели, и сказала:

– Хорошо… что вам нужно?

Калагэн взял ее рукою за подбородок, приподнял его вверх и поцеловал в губы.

– Вы лучше сядьте, приведите в порядок лицо и соберитесь с мыслями. Вам это необходимо. Мне нужно еще кое-что сделать. Скоро увидимся.

– Очень хорошо… Достав из кармана жакета безукоризненной белизны платок, она промокнула им глаза.

– Удивляюсь, почему я это сделала… вернее, почему я разрешила вам это сделать, – произнесла она слабым голосом.

Он усмехнулся.

– А вы этого не делали, это сделал я. Но, надеюсь, в следующий раз автором этой идеи будете вы.

Он направился к двери и закурил.

– Я говорил вам, что у меня есть своя цена? – он улыбнулся. – Теперь вы понимаете, что она очень высока?

Затем он повернулся и пошел по тропинке, ведущей к дому.

Когда он скрылся из виду, она села на лавку, стараясь прийти в себя.

На это у нее ушло около пяти минут. Когда ей успешно удалось с этим справиться, она решила еще поплакать.

Выйдя из боковой двери, Калагэн пошел вниз по склону и свернул вправо по направлению к полю для игры в гольф. Он надеялся, что Николз был там, и не ошибся. Тот старался овладеть премудростями удара в лунку с расстояния восемь футов. Прицелившись, он нанес по мячу ловкий и решительный удар и стал наблюдать, как он катился к лунке.

– Может быть, я сошел с ума, но эта игра может плохо на мне отразиться, – произнес он, засунув клюшку под мышку. – Когда-нибудь, заработав немного денег, или еще чего-нибудь, я заброшу свою специальность сыщика и стану профессиональным игроком в гольф.

– Что касается тебя, – ответил Калагэн, – то я и сейчас не вижу никакой разницы.

– Ты только подумай, – продолжал Николз. – Целый день находишься на свежем воздухе, бьешь по маленькому беленькому шарику и обучаешь красивых дам правильно наносить удар.

– В данном случае ты сможешь неплохо проводить время, – Калагэн улыбнулся.

– Совершенно верно, хотя и у всего хорошего бывает конец. Он нагнулся и достал из лунки мяч.

– Между прочим, я вспомнил, – заговорил он. – Сразу после обеда со мной разговаривала Кларисса. Она интересовалась, как можно обозвать действительно нехорошего парня. Ну, мне и захотелось научить ее какому-нибудь крепкому словечку. Я сказал, что самое лучшее слово "сукин сын", если ей не захочется обозвать его "мерзавцем". Мне показалось, что "мерзавец" ей понравилось больше.