Джон Макдональд - Искушение

- Спроси у Ирены. Я ее встретил, когда шел с канистрой бензина к машине, и даже подвез до автобуса. Она моргнула несколько раз.

- Правда?

- Да.

- Невезон, значит. Противное, подлое невезение, и ничего больше.

Теперь она выглядела ребенком, капризным и чувствующим за собой вину.

- Лоррейн?

- Да.

- Лоррейн, милая, ну как мы докатились до всего этого? Зачем ты пьешь так много, так бессмысленно? Зачем тебе это, сегодняшнее, с Винсом?

Она махнула рукой, жест был беспомощный и безнадежный.

- Зачем вообще делают это или то? Скажи, что тут такого? Кажется, "бурбон" склонял меня к резонерству.

- Это аморально, - сказал я.

- Неужели ты такой мещанин, золотце мое? - сказала она сухо.

- Почему ты пьешь?

- Потому. Почему ты отослал Ирену? Я есть хочу.

- Лоррейн, постараемся понять друг друга.

- Ну, валяй. Прочти мне мораль, ведь ты меня застукал. Начинай, что же ты? Мне стыдно, что я попалась, дала себя застукать. А ты можешь торжествовать. Отпускаешь ли ты мне грех прелюбодеяния? Может, ты мне молитву прочтешь, на манер нашей Ирены?

- Не ехидничай. Я стараюсь говорить с тобой спокойно.

- Ну да. Сказано же: будь спокоен и мудр.

- Мудрым я себя не считаю. Я ведь.., я тоже изменил тебе.

- А-а, наконец-то! Это с ней, с той скучнейшей Лиз Адаме? Я ведь чувствовала - а ты отпирался...

- Нет, не с Лиз Адаме. Это была твоя подруга Тинкер.

- Тинкер? - она вдруг захихикала. - Где это, вы? Когда?

- В воскресенье. Когда стемнело. У них дома. А я-то боялся, что она ударится в слезы! Ничего подобного. На нее напал безудержный смех.

- Нет, это же надо, Тинкер! Ну, братец, поздравляю! Боже мой, Тинкер!

- Заткнись! - не выдержал я. - Человек ты или нет? Она встала, покачиваясь и хихикая, и пошла в ванную. Я догнал ее и схватил за руку.

- Что с тобой происходит? - орал я ей прямо в лицо. - Тебе пора сходить к психиатру. Ты просто ненормальная! Ведь я признался тебе в супружеской измене, а ты хихикаешь, точно речь идет о ком-то другом.., о чьей-то шалости.

Она вырвалась и недобро взглянула на меня.

- Шалость? А что, так и есть. Конечно, это шалость. Притом забавная и приятная.

Она развязала пояс, так что ее халат распахнулся. Сделав непристойный жест, она возбужденно продолжала:

- А теперь давай посостязаемся, кто больше знает ругательств. Я бы могла выложить дли-инный список отборных словечек. Да, мальчик, все они у меня вот тут!

Видя эту грязную ухмылку, грязный и вызывающий взгляд, я вдруг выпалил ей в лицо самое гнусное, самое непотребное ругательство, всплывшее в памяти неизвестно откуда. И в тот же миг она вцепилась ногтями в мое лицо. Царапалась она как разъяренная кошка. Я поднял правую руку и со всей силы ударил ее по голове, так, что она отлетела в дверь ванной. Этот ее халат, когда он завязан, достает до самого пола, а развязанный, он становится еще длиннее. Должно быть, после моего удара, при первом неловком шаге она наступила на полу халата. Споткнувшись, она потеряла равновесие и грохнулась наземь так быстро, что я не успел поддержать ее. Ванна была прямо против двери. Голова Лорри ударилась о нее так сильно, что раздался гул, точно огромным тупым билом ударили в гонг. Она лежала на полу с головой, неестественно свернутой набок, - ужасное, отвратительное зрелище. Ее острые наманикюренные ногти скребли гладкий кафель. Тело Лоррейн судорожно напряглось, сжалось, дрожь прошла по нему и прекратилась. Туловище обмякло и сделалось неподвижным. Ее глаза были открыты. Она казалась теперь маленькой, как ребенок. И тихой, пугающе тихой. Яркий свет, заливавший, как всегда, ванную комнату, придавал всей сцене что-то призрачное.

Я бросился в спальню. Сел перед туалетным столиком и тут же наткнулся взглядом на свое отражение в зеркале. Я дышал загнанно, как после долгого бега. Три царапины выделялись на щеке. Средняя была длиннее и глубже других. Из нее стекала на подбородок одна-единственная капля крови. Вот она остановилась, потемнела, высохла. В зеркале я заметил, что в руке у меня большой фужер со спиртным. Я поставил его на место. Потом вдруг понял: я, конечно же, ошибся. Она неловко ударилась о ванну и просто потеряла сознание. И ничего больше. Сейчас она очухается и снова начнет меня бранить на чем свет стоит.

Итак, я возвратился в ванную, осторожно встал на колени и приложил ухо к ее груди, ожидая услышать удары сердца. Но не услышал ничего. Жуткое молчание.

И снова я в спальне. Взял в руки фужер. Поставил. Сел на край постели, поднял телефонную трубку. Услышал гудки. Длинные гудки. Прошла секунда, другая. Нужно было набрать ноль и вызвать полицию. Сказать: мне очень жаль, я лишь слегка толкнул ее, - и вот оно как вышло. Я положил трубку и вытер вспотевшие ладони о покрывало. Думай, дьявол тебя побери! Стряхни с себя хмель, думай! Она мертва. Конечно: нет ее. Есть только оболочка. Труп. То, что перевозят в катафалке, что обмывают и гримируют, а потом под органную музыку... Выбор за тобой, Джеймсон. Зови полицию, надейся на справедливость, милосердие и минимум три года за решеткой - за убийство по неосторожности. Или же уничтожь все следы и попробуй выбраться отсюда невредимым.

А что будет с деньгами, спрятанными там, под штабелем дров? А.., а что если тебя будут расспрашивать о Винсенте, о твоем фронтовом друге? Спокойно, Джеймсон. Сохраняй выдержку, постарайся быть объективным и не теряй логики. Обдумай все с разных сторон.

Кусок мыла на полу. Намылить ее ступни. Провести мылом длинный след по кафельному полу. Открыть кран под раковиной. И уйти. Организовать себе железное алиби. Вернуться. И "найти" ее.

Но у этих наверняка будут свои соображения: под каким углом она должна была упасть, поскользнувшись, где и сколько могло остаться мыла и так далее. Попытаться бы можно было, если бы не царапины. Они извлекут у нее из под ногтей обрывки кожи, найдут кровь - немного, но им хватит сделать анализ. Или - сегодня же ночью отправиться в путь? Взять деньги и - подальше отсюда? Но тогда уже совершенно точно они начнут охотиться за мной. Нет, с этим нужно покончить как-то иначе. И без того сложностей хватает. Лучше было бы убрать ее, вот что. Я начал крутить эту мысль так и этак, обкатывать, осторожно пробовать, подойдет ли? Подошла.

История с Винсентом. Измена. Скандал. Она поцарапала меня в разгаре ссоры. Потом они оба сели в машину и уехали. Так все сходилось: и правда (неполная), и прошлое Винса, и ее репутация. Только ничего нельзя в этом случае делать наполовину. Сесть, обдумать, даже набросать план, испытать его на прочность.

И по мере того как ко мне возвращалась уверенность, вырисовывался один поворот, нечто такое, что могло стать этакой недостающей точкой над "i". Да-да, правильно. Если только я ничего не путаю. Но похоже, что нет.