Деклан Хьюз - Цвет крови

— А его не смущало, что он сблизился с женщиной, которая являлась любовницей убийцы его жены?

— Он ничего не знал. Он… кстати, кто тебе об этом сказал? Потому что об этом мало кто знал… разве что некоторые подозревали, но точно не знали.

— У полицейского детектива, расследовавшего это дело, Дэна Макардла, имелись очень обоснованные подозрения.

— Я его помню. В тройке, которая казалась вырубленной из дерева, и куртке с капюшоном. Во время допроса никак глаз не мог оторвать от моих сисек.

— Хорошо. Давай предположим, что доктор… Как мне его называть, доктор Рок?

— Его так все звали.

— Давай предположим, что доктор Рок не знал о твоем романе с мальчишкой. Что же привлекло тебя к человеку много старше, хотя ты как-то оговорилась, что пожилые мужчины не в твоем вкусе?

— Ты кто, частный сыщик или психотерапевт? Зачем мне отвечать на такие вопросы?

Мальчишка, частный сыщик. Это скорее ссора влюбленных, а не расследование.

Я допил бренди и начал одеваться.

— Ты вовсе не должна отвечать на мои вопросы. Но если ответишь, мне будет легче разобраться. Я уверен: произошедшее вчера связано с событиями двадцатилетней давности — и чтобы твой брат не попал в тюрьму, нам следует узнать все об убийстве Одри О'Коннор. Ты говоришь, тогда жила как в тумане, не могла видеть того, что происходит. Ну так ты и сегодня в тумане, и Шейн тоже, и Джонатан, и Марта О'Коннор. Я хочу разогнать этот туман. Я не пытаюсь пугать тебя или лезть в твои личные дела. Но ты можешь мне помочь. Или ты будешь держаться за прошлое, которого ты якобы не понимаешь, и предоставишь себе и всем остальным, кого ты знаешь, бродить и спотыкаться как слепым.

Я подошел к ней и поднял руку, чтобы коснуться ее лица. Она остановила ее, прежде чем она коснулась щеки, поднесла к губам, поцеловала и взглянула на меня.

— Ладно, — ответила она.

— Ладно, — повторил я и сел на кровать.

— Думаю, психотерапевт бы сказал… хотя я к ним не хожу, но это довольно очевидно… что, потеряв отца, я потянулась к другому мужчине, олицетворявшему для меня отца. Но я не так относилась к Року; вернее, не только так. Сначала… он не слишком меня привлекал, мы стали друзьями, затем влечение росло, хотя, как потом выяснилось, он уже давно в меня втюрился… Он находился в очень хорошей физической форме, у нас был замечательный секс… Не знаю… тихая гавань — вот о чем я всегда думаю, когда слышу упоминание о «подмене отца»; тихая гавань, почти что, мать твою, дом для престарелых…

— Но ведь твой отец таким не был, верно?

— Нет, наверное, нет. Да нет, наверняка не был. И он стал вдохновителем; вернее, мог бы им стать.

— Ты говорила, что Рок помог тебе поверить в себя. А отец тебе в этом не помогал?

— Он был очень… знаешь, старый стиль: если получаешь четверку — это очень плохо, нужно обязательно пятерку, и по всем предметам, иного от тебя не ждут. Со временем это тебя изматывает, ты ощущаешь, что не способна сделать что-то достойное его внимания и уважения. И не делаешь.

— Именно поэтому ты не пошла в медицину?

— Да, а вот Шейн занялся стоматологией. Я тогда злилась на отца. Но сейчас…

Она уронила голову на руки, прижала пальцы к глазам.

— Прости. Продолжай, — попросила она.

— Сексуальная жизнь твоих родителей. Ты сказала, что у них были отдельные спальни. Это из-за болезни отца или?..

— О Господи, да нет. Они не спали вместе, после того как ма… после того как… я думаю, отец завел роман или что-то в этом роде… По крайней мере я так предполагаю. Мать об этом никогда не говорила… во всяком случае, с того времени, как мы были подростками. Это было… я не знаю.

Она пожала плечами, покраснела, не желая, как, вероятно, и мы все, хотя бы приближаться к сексуальной жизни своих родителей.

— Что ты хотела сказать этим «После того как ма…»?

— После того как ма… все узнала. В смысле насчет его измены.

— Ты никогда не называла свою мать «ма», так? Такая модная девушка, как ты?

— Верно. Нет, я ее так не называла. Стивен так звал свою мать. Вот и я тоже иногда повторяла. Заразилась.

— Социальное падение. Вниз по лестнице крутой.

— Застрелись.

— Стивен Кейси. Был ли хоть малейший повод, который мог бы заставить тебя предположить, что он может сделать то, что сделал?

— Я до сих пор не могу в это поверить. Кроме всего остального… В смысле я знаю, что он мог подумать, что я сплю с ним из милосердия — вернее, кое-кто из его очаровательных одноклассников мог внушить ему эту мысль, — но в нем не было ни малейшей агрессии. Он был великолепным регбистом. Именно в это время я начала всерьез интересоваться этой игрой.

Она усмехнулась.

— Ты говорила, что парни, игравшие в регби, тебя не привлекали.

— Да. Но я соврала. Это же было до того, как я решила рассказать тебе о своем романе со Стивеном.

— Самое время сейчас признаться и в другом вранье.

— Никакого больше вранья, ваша честь.

— Значит, у тебя нет объяснения, почему он сделал это?

Она отрицательно покачала головой.

— В смысле вдруг в нем взыграла зависть: у людей больше денег, чем у меня, я добуду себе денег любым способом, — и в результате он оказался с мешком старых безделушек.

— Он надеялся украсть много денег, но присутствие ребенка, Марты О'Коннор, помешало ему, привело его в чувство, он запаниковал и убежал. И затем, осознав, какую кашу заварил — убил женщину на глазах ее мужа и ребенка, — он сделал единственно логичный шаг: покончил с собой.

— Не могу я в это поверить. Я не могу в это поверить, — повторяла Сандра.

— А тебе никогда не приходило в голову, что Стивена Кейси мог настроить Рок? Я знаю, его брак не был счастливым.

— Откуда ты это знаешь?

— Марта мне сказала.

— Неужели? Ну, тогда это, вероятно, правда. По ее предположению, отец хотел, чтобы жену убили? Ничего из того, что может сказать эта женщина, меня не удивит.

— Она тоже очень хорошо о тебе отзывается.

— Она никогда не давала мне шанса. Я на четвереньках перед этим ребенком ползала, но она так и не дала мне шанса…

— Она же была ребенком, ребенком с глубокой травмой — она ведь видела, как убили ее мать…

Сандра вдруг настолько возбудилась, что ее затрясло, горящие глаза налились слезами.

— Видишь ли, у нас у всех существовали свои беды.

Эмоции перевалили через край, рыдания вырвались оттуда, где они спрятались. Я подошел, чтобы обнять ее, но она покачала головой и выбежала из комнаты. Я слышал, как она, рыдая, бежит по коридору, затем хлопнула дверь. Подростковой симфонией она сама назвала это вчера. Похоже, для Говардов эта мелодия тянется из прошлого и далеко за подростковый возраст.

Я взглянул на часы: опаздываю на встречу с Дэвидом Мануэлем. Спустился по большой округлой лестнице. Подумал, не было ли чего-нибудь в комнате Эмили, что могло бы меня заинтересовать. Я вернулся через арку, прошел через задний холл и подергал двойные двери, которые послушно открылись. Слуг вокруг не наблюдалось, подобное меня удивило, но облегчило мою задачу. Впереди было темно. Я пошел по переходу, ведущему в бунгало, на каждом повороте включая свет, пока не нашел панель и не зажег все сразу. Я пару раз постучал в дверь Эмили, затем подергал ее. Комната оказалась пуста, все ее вещи исчезли — ни одежды в шкафу, ни обуви под кроватью. Лежал блокнот фармацевтической фирмы, но без всяких записей, или, если таковые и имелись, никаких вмятин на чистом листе я не заметил, так что не мог догадаться о содержании. Я провел обычный обыск: ящики, шкафы, прикроватный столик, матрас, постельное белье, — но абсолютно ничего не нашел. Обнаружил я только рябиновые ягоды на подоконнике от одного конца до другого. Еще несколько на ковре вдоль двери. Возможно, как и гелиотроп, эти ягоды содержали какое-то послание. Или Эмили просто стало очень скучно и она ушла, не успев усыпать всю комнату красными и зелеными ягодами.