Ольга Лаврова - Отдельное требование

«Надо и мне чего-то пожевать. На пустой желудок я больше и шагу не ступлю, дудки!»

Но прежде чем сдать халат, Стрепетов отправился в регистратуру. Он знал, что вчера, в воскресенье, был посетительский день: к ходячим больным допускались гости, лежачим разрешалось передавать конфеты, фрукты и прочее. Ему указали нянечку, которая дежурила вчера «на передачах». Это оказалась та же любопытная утица, что полтора часа назад провожала его наверх. Обольщенная почтительностью Стрепетова, она забыла обиду и стала припоминать, кто справлялся о раненом из сорок первой палаты с пятой коечки по левой руке.

Женщина какая-то кулечек передавала. Должно, мать. Мужчина? Да, был и мужчина. В точности, как описывает товарищ из милиции. Передачи от него не было, а вот записку она носила. И ответ ждала. Минут десять царапал, сердешный... А «товарищ из милиции», естественно, описывал друга Васю.

Конечно, днем переулок выглядел совсем иначе. Но он не был чужим, и Стрепетову казалось, что они теперь как-то связаны, что-то пережили вместе, пока он бродил ночью среди этих домиков и сугробов, распутывая замысловатую вязь следов.

Неожиданно он подумал, что когда-нибудь весь город станет для него полон особенных, т е х с а м ы х мест, где что-то растрачено и что-то приобретено. Он будет смотреть вокруг вспоминающим, чуть собственническим взглядом, чем-то похожий на старого ловеласа, который перебирает подъезды и улицы, словно свидетельства прежних приключений и побед: «Вот за эти двери я так и не проник, а на той скамейке меня целовала очаровательная блондинка, а там, за углом, — ах, что это была за встреча!.. Сюда я выезжал на пожар, — будет думать Стрепетов, — здесь в сарае мы целый день сидели в засаде, и нельзя было даже курить, а в этом проходном дворе — век не забуду! — вот так стоял я, а так шли они...»

Пригвожденная памятью к форме и взаимному расположению вещей — стен, заборов, деревьев, — какая-то частица его самого навсегда затеряется среди едких головешек, бывших только что человеческим жильем, затаится в тесном сарае, будет снова и снова вступать в неистовую борьбу в темном проходном дворе. И вечно останется сидеть на корточках возле урны, сосредоточившей вокруг себя целую коллекцию «вещественных доказательств по делу о выстреле, произведенном лицом, личность которого не установлена.

У дворника он застрял надолго. Не потому, что тот рассказывал путное. Ничего старик толком не знал и, сгребая ночью снег, видел только снег и слышал только скрежет собственной лопаты. Но стены его одинокой комнатенки были так густо увешаны фотографиями, а лица на фотографиях были сплошь молодые и довоенные, и так хотелось ему обстоятельно побеседовать о своей жизни и дворницких трудах, что у Стрепетова не хватило духу скоренько «закруглиться».

Только одна фраза и застряла в голове после часовой беседы:

— Что шпана обнаглела, это точно. Недавно Петрухе Савелову та-акой фингал под глаз поставили! А за что? Ни за что. Шел себе с института тихо-мирно... Только это не наши. Я своих всех сызмальства знаю. Пришлые на переулке озоруют.

Стрепетов сам забежал к Савелову, бросил на всякий случай в почтовый ящик повестку на сегодня, потом метнулся к жителям домика, под чьими окнами нашел гильзу. «Ничего знать не знаем, об эту пору последняя собака спит, а если бы и слышали — куда мы с голыми-то руками? Это с вас надо спросить, молодой человек. Вон уж стрелять начали! До чего же эдак дело дойдет?!»

Пока Стрепетов мотался туда-сюда, снег подернулся синевой, зажглись фонари, и в переулке проступил намек на то, чем он был тогда и о чем они знали лишь вдвоем. Только переулок пока знал больше...

В райотделе суета уже затухала, и Стрепетов, ворвавшись туда на рысях, спешно принялся за свое.

Прежде всего — назначить экспертизу.

«На основании изложенного и учитывая, что по делу требуется баллистическая экспертиза...»

Надо запросить тип оружия, его индивидуальные особенности, год выпуска, что еще? Роясь в справочнике «Первоначальные следственные действия», прочел образец записи в протоколе:

«На полу комнаты обнаруже...»

Так-так! Значит, пишу:

«Обнаружена в снегу на глубине...»,

как там дальше?

«Наиболее близко расположено колено правой ноги трупа, расстояние до него 22 сантиметра».

«Ну, у меня, слава богу, без трупа, можно взять другие ориентиры:

«Расстояние до левого угла дома...»

Потом он составлял запрос в Центральную пулегильзотеку.

«Полагая, что необнаруженный по данному делу пистолет мог использоваться для совершения других преступлений, прошу проверить, не применялся ли он...».

Перед его внутренним взором, как в наспех смонтированном гангстерском фильме, кто-то бежал, стрелял, падал, торчали чьи-то острые колени, к которым по школьной линейке кто-то откладывал двадцать два сантиметра.

Еще один запрос не забыть! Когда придет заключение эксперта, выяснить, не числится ли данный пистолет в украденных, и если да, то при каких обстоятельствах, где и когда похищен.

Ну, можно перевести дух...

Раиса строчила за своим столом. Кока с кем-то перезванивался — проводил время. Тимохин по обыкновению философствовал. Бородатая личность, развалившаяся напротив него на стуле, готова была, кажется, беседовать до утра. Стрепетов ловил обрывки диалога.

— А если принцип относительности распространить на мораль?

— Нет, позвольте...

— Ну, а если распространить?

«Пофартило Тимохину, нашелся любитель мозгами поприседать».

— ...Добро и зло, подвиг и преступление — все относительно, а? Все иллюзорно?

Стрепетов успел сходить в машбюро и к Нефедову, который пообещал срочно взяться за сбор сведений о потерпевшем и розыски свидетеля Васи, и вернулся к тому же.

— По Эйнштейну, — теперь перешел в наступление Тимохин, — по Эйнштейну, мы можем любую из двух движущихся систем принять за относительно неподвижную. Так? Давайте распространим, как вы предлагаете. Тогда можно сказать, что не вы ударили своего соседа по голове, а он своей головой ударил вас по кулаку А?

— Вы слишком конкретно. Я ведь что говорю...

— А вот свидетели говорят, что потерпевшего били по голове именно вы. Если законы природы переносить на общество...

Савелов пока не шел. Ничего особенного Стрепетов от него не ждал, но все-таки теплилась надежда: а вдруг этот парень был жертвой того же бандита, или вдруг что-нибудь еще... Словом, чем черт не шутит, не проглянет ли какая-нибудь связь между тем, что одного парня в тихом дотоле переулке побили, а в другого парня там же выстрелили?

Но вот уже Кока посмотрел на часы, упрятал дела в сейф, подхватил свою щегольскую папочку на «молнии», прищурил глаза и сухим головкинским голосом объявил: