Ирина Пушкарева - Чисто альпийское убийство, или Олигархи тоже смертны

И, соответственно, позволяли себе обращаться с ней, как с младшей сестрой. Любимой, конечно, но порою такой бестолковой!

Вот и сейчас, находясь втроем в одной комнате, разговоры они вели ну никак не официальные. Элка по комнате носилась, орала и крышкой чемодана хлопала, а мужики по углам сидели и тихо над ней подглумливались.

– Эл, тебя чего так подорвало-то? – Александр подошел к девушке и заглянул ей в глаза.

– Да тошно мне чего-то… – пожала плечами Ёлка, глядя на Шурика снизу вверх. – Мне Валерку очень жалко. Я вообще не понимаю, как с ним такое могло случиться! Вот ты же тоже не веришь, что он сам себе эту дрянь вколол? И я не верю. Не такой он был человек.

Женька присел перед набитым ненужным хламом чемоданом и принялся флегматично по одной штуке этот самый хлам из баула вытаскивать – предварительно каждую ненужную вещь рассматривая, цокая языком и покачивая головой.

– Да никто в это не верит. Валерка действительно не мог. Вова-первый – мог, он у нас иногда срывается и глупости всякие творит. Даже я бы мог – у меня тоже редко, но бывает, что планка падает. А вот Валерка – не мог. А ты зачем с собой утюг брать собралась? И ты где его вообще взяла? – проговорил он.

– Утюг? Какой утюг? – не сразу сообразила Элка.

Евгений двумя пальцами за шнур, словно дохлую мышь за хвост, вытащил из чемодана небольшой дорожный утюжок.

– А! Утюг! Наверное, чтобы гладить. А взяла я его где-то здесь, в комнате. А что?

– Да ничего. Это я просто так спросил. Ты и утюг редко в одном месте в одно время пересекаетесь. Ух ты! И ножик в дорогу прихватила! Это-то тебе зачем? В Альпийских горах дорогу себе прорубать?

Женька вытащил из кучи тряпок давешний кард – острый как бритва клинок, бережно упакованный в ножны. Вещь эту Женька очень уважал и постоянно у Элки клянчил – то подарить просил, то выкупить пытался. Ёлка стояла как стена и на уговоры не велась.

– Зачем ты его с собой взяла? Не дай бог потеряешь или на таможне отберут!

– На таможне не отберут. Мы ж не абы какие пассажиры гражданские. И не потеряю. Я ж не дура. – Элка осторожно вытащила из цепких пальцев телохранителя клинок и, смущенно опустив глаза, призналась: – Я хочу научиться с ним обращаться. Не просто махать, как косарь вилами, а как профессионал. Как его прежний хозяин.

Мужики переглянулись. Все понятно. У хозяйки очередная придурь. А так как девушка она у них упертая, то, пока своего не добьется, не остановится. Ну, или пока не станет на заслуженного фрезеровщика похожа – в смысле, половину пальцев себе не поотрубит.

Так что новая проблема. Картина – «Девушка и нож. Часть вторая».

Глядя на саркастически-глумливые физиономии телохранителей, Ёлка поняла, что надо срочно менять тему разговора, а то сейчас начнется гундеж и издевательства. И ляпнула первое, что пришло в голову:

– А что, в Куршевеле сейчас действительно снега нет? Чего там вообще в это время года творится?

То ли она действительно удачно вопросец подкинула, то ли деликатные мужчины сделали вид, что повелись, но больше они в тот день к разговорам о карде не возвращались. Они Куршевель обсуждали в тот день.

– А там сейчас хорошо. Травка зеленая, тихо и спокойно. Коровки интеллигентно мычат, бабочки порхают от цветка к цветку. Там сейчас почти рай. – Санечка развалился в кресле, закинул ноги на стол и мечтательно уставился в потолок. – И, что самое главное, туристов почти нет. Русских – точно ни одного человека. Наши ж туда на новогодние каникулы всей тусовкой приезжают, как бы на лыжах покататься, а на самом деле бедных французов своей невоспитанностью попугать да бабками друг перед другом потрясти. Нашествие румынского табора по сравнению с нашей элитой на зимнем европейском курорте – детский сад в песочнице! Содом с Гоморрой во главе с модными попсовыми группами – вот что там зимой происходит! А летом из наших туда носа никто не кажет. Так что сейчас там очень хорошо. Никакой тебе светской тусовки, никакого гламура, одни милые европейцы и деревенский отдых в сверхлюксовом исполнении. – Шурик томно потянулся, представив себе это райское место, и вздохнул: – Вот почему у нас такого нет? Вроде и сельская местность со всеми сопутствующими прелестями, и абсолютный комфорт, и удобство… Эх, я бы сейчас в деревню-то бы махнул… Вот с удовольствием бы! Только чтобы пьяные трактористы на бутылку не клянчили и от навозного запаха глаза не щипало…

Глядя на размечтавшегося Александра, Элка призадумалась. А почему бы, собственно, и нет?

И мужчины ее в кои-то веки отдохнут по-настоящему – там, в глуши, Элку особо охранять не от кого будет, да и сама она в тишине какое-то время побудет. Мысли по полочкам разложит да в душе собственной беспокойной разберется. Да и вообще, стыдно сказать – все на раутах и светских вечеринах то и дело этот самый пресловутый Куршевель обсуждают, а она, как дурочка деревенская, не была там ни разу. Непорядок это. Надо наверстывать. Тишина и спокойствие опять же. Дело в наше время редкое.

– Саш, ты этот тихий отдых устанешь отрабатывать. Или ты мне максимально быстро докажешь, что вся эта орда – не русские, или я тебя придушу. И если тебе не удастся в течение трех минут от этой курицы отмахаться, я тебя два раза придушу. У меня сейчас мозг от нее взорвется!!! Откуда она взялась? Откуда вообще тут все эти люди? Саша, это не отдых – это изощренное убийство моего мозга!

Элка поняла, что отдыха не получится, именно в тот момент, когда отступать назад стало поздно. Вот как только они на ресепшн маленькой уютной гостиницы все оформили, бумаги с вензелями и завитушками подписали и собрались уже было в свои номера подняться – тут-то их страшная реальность и накрыла. С визгами, пьяным гоготом и цоканьем двенадцатисантиметровых каблуков. То есть в самом худшем ее проявлении.

В небольшой, а-ля охотничий домик, холл гостиницы ввалился высоченный широкоплечий мужчина в летних льняных брюках и расстегнутой льняной же рубахе.

– У нас пиво закончилось! – громогласно пожаловался он в пустоту. И радостно пошатнулся.

Молодой симпатичный француз-администратор по шатнулся тоже, но быстро взял себя в руки, погасил в глазах смертельную усталость и натянул на гладко выбритую физиономию приветливый оскал.

– Месье Никифороффф! – светясь оплаченным предстоящими чаевыми счастьем, метнулся он к вошедшему. – Une minute!

И, указав дорогому гостю на уютнейший диванчик, мол, вы пока присаживайтесь, а я щас вернусь, куда-то исчез.

«Дорогой» с грохотом обрушился на удобное ложе для задниц.

– Скажите, что этого нет, что мне этот кошмар привиделся, – сквозь зубы и по-французски прошипела Элка.

– Ёптыть конь, – тихо, но по-русски процедил Женька.