Филипп Ванденберг - Тайна скарабея

Макорн был поражен тем, что профессор вычитал в запутанных символах. Он никогда не занимался такими вещами. Его это привлекало, хотя он ничего не понял в содержании текста.

– Как это можно толковать в связи с моим делом?

Профессор еще раз повторил прочитанное.

– У этой шкатулки темная история. Она попала в Париж после египетской компании Наполеона. Она находилась у крестьянина, жившего в окрестностях Абу-Симбел. Ни один исследователь, да и я сам, не придавал значения ее происхождению. Все думали, что шкатулка какими-то путями попала в Абу-Симбел из Долины царей. После вашего рассказа о находке гробницы Бент-Анат эта шкатулка и ее происхождение приобретают совсем другой смысл.

– Вы думаете, эта шкатулка из гробницы Бент-Анат?

– Я думаю, что это возможно, мосье. «Я, безымянная» – это о царице Бент-Анат. Конечно, пока что это только версия. Но все косвенные доказательства указывают именно на нее.

Интерес Макорна все возрастал. Он не понимал, какую роль могла играть в этой истории Гелла Хорнштайн. Также у него не укладывалось в голове, почему в тексте Бент-Анат названа «безымянной».

Ледо заметил сомнения Макорна.

– Вы должны знать, мосье, что для человека в Древнем Египте не было ничего страшнее, чем лишиться своего имени. Это означало угасание жизни навсегда. Поэтому лишение имени считалось самым страшным наказанием.

– А на шкатулке не написано имя владелицы?

– Нет. В тексте стоят сотни имен, но имени человека, о котором здесь идет речь, нет. Она сама себя называет: «Я, безымянная».

– А кто решил отнять у нее имя?

– Ну кто, мосье? Конечно, фараон!

– Значит, в этом случае Рамсес? Но Рамсес был для Бент-Анат мужем и отцом!

– Именно.

– Тогда я не понимаю.

– Рамсес любил свою дочь Бент-Анат больше всего на свете, больше, чем любимую супругу Нефертари, для которой он построил маленький храм в Абу-Симбел. Но Рамсес горько разочаровался в Бент-Анат.

– Дайте-ка я отгадаю. Бент-Анат любила другого.

– Неправильно. Бент-Анат была шпионкой кровных врагов Рамсеса – хеттов!

– Бог мой! – Макорн потер рукой лоб.

У него возникло чувство, будто занавес, закрывавший сцену, упал. С трудом ему удалось привести свои мысли в порядок: «Гелла Хорнштайн шпионила для русских, Гелла Хорнштайн была Бент-Анат!»

– Вам нехорошо, мосье? – поинтересовался Ледо. Макорн выглядел измученным.

– Нет, нет, – успокоил репортер, – это все из-за волнения. Постепенно странное поведение Геллы Хорнштайн обретает смысл. Она действительно жила второй жизнью царицы Бент-Анат.

– Кошмар! – произнес профессор.

– Что вы имеете в виду?

– Вот! – Ледо ткнул пальцем в текст и зачитал: – «…я стану духом света, и мои кости и члены воссоединятся…» Это значит…

– Египетский эксперт по мумиям, – перебил Макорн профессора, – обнаружил у Бент-Анат многочисленные переломы, среди которых был перелом основания черепа и таза.

– Из текста ясно следует, что Усермаатра-Сетепенра разбил ее члены.

– А кто такой этот Усермаатра…

– Рамсес. Усермаатра-Сетепенра – это его имя при коронации.

– Вы думаете, Рамсес собственноручно убил Бент-Анат?

– Ну нет, мосье, фараон никогда не убивал, фараон приказывал убить.

– И как это все происходило?

Профессор Ледо пожал плечами.

– Хотя нам и известно, что у египтян были казни, но детально об этом мы ничего не знаем. Поэтому я не могу ответить на ваш вопрос. Но что касается данного случая, мосье, он меня как египтолога очень заинтересовал. Где сейчас может быть Гелла Хорнштайн?

Макорн беспомощно поднял руки.

– Если бы я знал! Несколько дней назад ее видели в Париже.

Он вынул из кармана фотографию и протянул ее Ледо.

Служащий музея, который все это время стоял возле них и внимательно прислушивался к разговору, энергично закивал и указал пальцем на фото. Да, он видел здесь эту даму. В последние дни она подолгу стояла у витрины со шкатулкой. Она запомнилась служащему своей исключительной красотой, у нее были короткие черные волосы. Он принял ее за француженку. Когда она смотрела на шкатулку, вид у нее был отрешенный.

– Когда это было? – Макорн схватил сотрудника музея за руку.

Тот подумал, подсчитал в уме и ответил, что точно сказать не может, но где-то три-четыре дня назад он видел даму в последний раз.

С губ Макорна сорвалось проклятье, но ни Ледо, ни служащий зала не поняли его.

Поначалу Макорн хотел вернуться в Мюнхен в тот же вечер, но профессор Ледо заинтересовался случаем и обещал отыскать что-нибудь еще о Бент-Анат.

В Лувре профессор ничего не нашел. Тем не менее, когда на следующий день Майк Макорн снова появился у него в кабинете, Ледо рассказал ему о неожиданном открытии.

На Шиллерштрассе, которая пользовалась дурной славой, Камински снял комнату. Пансион назывался «Эльза», по имени хозяйки, энергичной полной вдовы за пятьдесят. Ее незамужняя дочка была похожа на мамашу как две капли воды, причем даже габариты обеих совпадали. Пансион был в общей сложности на двадцать коек, и Камински уже на второй день узнал, что кровати сдаются почасово, с предоплатой, чеки, само собой, не принимаются.

Он был один в пустой комнате, которая точь-в-точь походила на ту, что была в Асуане, – пусть даже окна здесь не были закрыты ставнями и выходили на велосипедную дорожку и магазин швейных машинок. Здесь он понял, что без Геллы его жизнь лишена смысла. Он чувствовал непреодолимое желание поговорить с ней, а когда встречал здоровенную дочку хозяйки, чувствовал, что хочет спать с Геллой, хочет дикой, животной страсти, которая разгоралась между ними в такие моменты.

Не зная, что делать, Камински отыскал пассию в библиотеке – доктора Вурцбах. Строгая девушка в возрасте, если можно так сказать, впитывала комплименты, как первые лучи весеннего солнца. Это Камински заметил сразу.

Он явился с букетиком фиалок, который приобрел у торговца возле университета, и пригласил ее поужинать в итальянский ресторан на Терезиенштрассе. Доктор Вурцбах охотно согласилась.

Доктора Вурцбах звали Лейла – имя для нее никоим образом не подходящее. Она пила «Ламбруско», от которого у нее начал заплетаться язык. Камински в тот вечер не знал меры и влил в себя литровую бутылку «Фраскати», которую ставили на каждый стол.

Камински попытался вызвать у Лейлы сострадание, подробно рассказав о поисках Геллы Хорнштайн, которая пропала здесь, в этом городе. Лейла была очарована. Обстоятельства второй жизни египетской царицы Бент-Анат поразили ее настолько, что она обещала посмотреть, где еще хранятся документы того времени.

Камински на нее не рассчитывал. Он думал, что, пока доктор Лейла Вурцбах что-нибудь отыщет, пройдут недели. Но уже на следующий день раздался звонок в пансион. Лейла Вурцбах сообщила ему, что в Германии есть еще один документ, в котором упоминается имя Бент-Анат. Речь идет о памятном камне Хори из кварцита. Он был военным чиновником Рамсеса II и на камне перечислял важнейшие события своей жизни, среди прочих – смерть «безымянной» на сорок втором году жизни его царя.