Людмила Павленко - Рок пророка. Второе пришествие

— Вот вы уже и адрес обозначили, и план операции составили, — усмехнулась актриса, — а, кстати, вы, кажется, боитесь Страшного Суда?

— Ещё бы! Я всего лишь человек. Со всеми вытекающими последствиями.

— А вот Мариелена Прайс не боится. Почему?

— Договорилась с небесами. Или с адом.

— Второе вероятнее. А, в самом деле, почему же они не боятся проводить этот эксперимент? Ни она, ни учёные, ни — кто там ещё в курсе событий? Или надеются опоить Живого Бога психотропными средствами и заставить служить себе? Впрочем, Штайнмахер, кажется, боится.

Гончарова помолчала.

— Между прочим, вы назвали конкретный штат, в котором якобы располагается закрытая лаборатория. Почему?

— Вот уж не знаю. Так, на ум пришло.

— Интуиция?

— Говорю же, не знаю.

— Если придётся вылететь в Америку, будем иметь это ввиду. Я верю в интуицию. Я много раз попадала в такие ситуации, когда только интуиция и спасала меня.

— Да перестаньте вы! — вскричал физик.

— Однако, Сергей Анатольевич, у вас нервы, — заметила актриса.

— Будут тут нервы!

— Мы с вами только что сыграли эпизод из пьесы Островского «Без вины виноватые». Это оттуда реплики.

— Да будет вам! Тут вот театр почище вашего!

Сергей подбежал к зеркалу и резким движением пригладил торчавшие вихры. Причём, казалось, что он не гладит, а скорее бьёт себя по голове.

— Это фантастика! — воскликнул он, — нет, не фантастика — фантасмагория!

Он забегал по комнате.

— Сегодня сумасшедший день! Я никогда бы даже представить себе не мог, что со мной может приключиться подобное! Шёл на работу, увидел лимузин, заглянул в раскрытую дверь салона — и понеслось! Взрывы, стрельба, потом какой-то мистический фильм, и, наконец — приехали! Мариелена Прайс на экране компьютера, Глобальный Проект под названием «Второе Пришествие» и даже… клонированный Иисус, который спит, не просыпаясь. А вот когда проснётся…. Послушайте, Наталья Николаевна, это всё происходит на самом деле? Я не сошёл с ума? Не сплю?

— Хотите, ущипну? — вполне серьёзно спросила она.

Увидев, как испуганно отпрянул Сергей, актриса рассмеялась:

— Не бойтесь. Я лучше чаем напою вас. Там и поговорим.

Они прошли на кухню.

— Я здесь трапезничаю, — извинилась хозяйка, — квартира маленькая, однокомнатная, так что не до церемоний.

— Ничего себе, маленькая, — пробормотал преподаватель, озирая огромную, по меркам Ивери, кухню, — здесь метров четырнадцать. У меня кухня вдвое меньше. Но мы с женой вполне там умещались, пока она…

— Так почему она ушла? — спросила Наталья Николаевна, ставя чайник на плиту, — простите, если я лезу не в своё дело. Не отвечайте, если не хотите.

— Почему ушла? — Громов задумался, — честно скажу — не знаю. Она частенько говорила — боюсь, что сказка закончится. Лучше запомнить всё хорошее и жить воспоминаниями, чем потерять.

— Понятно… — протянула актриса.

— И всё-то вам понятно. Мне, например, не понятно ничего. Я так привык к тому, что мы всё время вместе…. А теперь один, как дурак. И, главное, на других женщин не хочу смотреть. У нас был свой особый мир, даже какой-то свой язык… Привычки выработались. Нельзя же вот так вот резать по живому. Странный народ вы, женщины. И давайте не будем больше об этом. Я вообще не люблю говорить о личном, просто сегодняшними событиями выбит из колеи.

— Хорошо, — согласилась актриса, — не будем.

Она расставила чашки, подала бутерброды, и они некоторое время молча пили чай.

Сергей поглядывал на эту худощавую и моложавую женщину и удивлялся. Какой-то новый тип старух, которых и старухами язык не поворачивается назвать. Ходит в кроссовках, в джинсах. Явно спортом занимается. Это видно по лёгким, порывистым движениям, не скованным никакими старческими недугами. Да и лицо почти без морщин, хотя подтяжек никаких тут не наблюдается — обычная живая мимика, лицо не напоминает застывшую маску. Видно, что человек не молод, а признаков старческой немощи и в помине нет!

— Что это вы меня разглядываете? — спросила актриса, — нос, что ли, у меня запачкан? Сую его, куда ни попадя.

Сергей улыбнулся. Чудо, а не тётка! Он вдруг почувствовал необычайное расположение к ней.

— Вы знаете, — произнёс он, осторожно поставив изящную фарфоровую чашечку на тонкое блюдце, — а ведь всё это было мне предсказано.

— Что — всё? — удивилась актриса.

— Весь этот необычный ход событий сегодняшнего дня. Зря я так удивляюсь. Я, по идее, должен быть готов к чему угодно.

— И кто вам предсказал?

— Не знаю. Может быть, моё подсознание заглянуло в будущее. Дело в том, что сегодня я видел странный сон. Будто бы я лечу…

— Сам по себе? Или же в самолёте?

— Во сне я думал поначалу, что в самолёте. И видел кресла с другими пассажирами. У них было какое-то отрешённое выражение на лицах. Даже, пожалуй, не отрешённое выражение, а полное безразличие. Я удивился этому. Потому что хотел спросить у кого-нибудь из них — куда мы, собственно, летим. Но понял, что никто из них даже не думает об этом! Им всё равно! А потом глянул в иллюминатор, а там — чёрная мгла, открытый космос! Вот тут-то мне и стало страшно. Я понял, что мы сбились с курса и можем лететь в этой мгле в никуда до скончания дней.

— Вы меня пугаете, — сказала задумчиво актриса, — потому что ведь сон ваш отнюдь не личного характера.

— Да? — удивился Сергей.

— Конечно. Это — политический прогноз. Ваш сон на этом и закончился?

— Отнюдь! — воскликнул радостно Сергей, — мы прилетели! Притом, на чудную, счастливую, солнечную планету с каким-то удивительно голубым, лазурным небом и таким же морем, где купались весёлые и счастливые люди, плавали парусные лодочки. А на зелёном берегу под деревьями тоже отдыхали люди целыми семьями. И все они махали нам, радовались нам, приветствовали нас.

— Слава Богу! — вздохнула Наталья Николаевна, — значит, всё будет хорошо. Знаете, многие не верят в это. Особенно люди моего поколения.

— Я понимаю их, — сказал Сергей.

— И я тоже, — кивнула актриса, — трудно поверить в то, что можно так легко исправить весь тот хаос, в который Россию ввергла перестройка. Но вот вопрос — долго ли мы бы протянули за «железным занавесом»? Гонка вооружений загоняла нас в безвыходное положение. Но иногда — не скрою — возникает в душе такая горечь! Будь мы по-прежнему отгорожены от остального мира, у нас бы СПИДа не было. На улицах бы не стреляли. Детей не насиловали. А голубой экран был бы несколько скучноватым, но зато чистым. Не пособием для убийц и насильников, а учебником по нравственному воспитанию. Когда мне говорят, что преступления были и в СССР, я соглашаюсь. Но с одной оговоркой — были отдельные эпизоды, но не повальное безумие. Мы заплатили цену страшную. Но могло быть ещё страшнее. Мне часто приходит на ум услышанный недавно морской термин «короткий оверштаг». Когда огромное судно сбивается с курса, его нельзя вернуть тотчас же на исходную позицию — опрокинется. Знаете, как его ставят снова на нужный курс? Медленно поворачивают в обратную сторону! Понимаете? Вместо того чтобы одним рывком вернуть на курс, его медленно разворачивают в другую сторону до той черты, где он сбился. Так и Россия — слишком громадное судно. Нельзя её вернуть мгновенно в нужное положение. Мы идём вспять. Но как только дойдём до точки, когда сбились с курса — рванём вперёд. А, может, и уже рванули.