Михаил Максимов - Записки сыщика

Максимов Михаил

Записки сыщика

Илье Васильевичу Селиванову,

с глубочайшим уважением

и преданностью посвящает

Михаил Матвеев Максимов

EXEGI MONUMENTUM

Я памятник себе воздвиг нерукотворный:

К нему не зарастет насмешников тропа;

Сияет ярче он главой своей позорной

И Тредьяковского Профессора столпа.

Нет, весь я не умру. Поэта эпиграмма

Век будет обо мне потомству говорить,

И нанесенного мне критикою срама

Рекой чернильною друзьям моим не смыть.

Да, долго буду я народу тем противен,

Что чувства подлые в статьях я выражал,

Что в подлости я был классически наивен

И слабых сильному в угодность унижал.

Слух обо мне пройдет по всей Руси пространной,

И проклянет меня всяк сущий в ней язык,

И с Ванькой Каином, Картушем и Пастраной

Потомство рядышком и мой повесит лик.

О, Муза ловкая, будь духу тьмы послушна,

Пред мненьем общества, как сыщик, будь тверда,

Насмешки, пасквили, приемли равнодушно:

Покойно в свете жить без чести и стыда!

"Развлечение", № 30-й, том 2, 1859

В настоящее время нет ни одного журнала, ни одной газеты, которые бы не одарили публику описанием какого-нибудь серьезного случая. Повинуясь всеобщему стремлению, и я, никогда не писавший и не посвященный в таинства науки, осмеливаюсь ознакомить публику с некоторыми эпизодами московской жизни, остававшимися для всех других в тайне. У нас никогда не публиковались происшествия с подробным объяснением мошеннических действий и изворотов этого вообще вредного ремесла, - ремесла, я говорю, - потому, что все мошенники и воры делятся на партии и классы, изучая воровство и мошенничество, каждый по своим способностям, от той самой партии, к которой он принадлежит.

Имея большой запас всякого рода происшествий, накопившихся в продолжение десятков лет моей службы, я в настоящее время желаю этим запасом поделиться с публикою, и если обнаруженное мною не послужит для неопытных людей предостережением, то, может быть, по своему разнообразному содержанию будет занимательно.

Истинные события Парижа, изданные шпионом Видоком, приняты были всею европейскою пуб ликой, читающей на французском языке. Я не смею надеяться на такую известность, но льщу себя надеждою, что и моя книга будет прочтена и не лишена внимания.

Часть первая

Рассказ 1

В одной из известных московских улиц, недалеко от реки, жили в наследственном доме две сестры-девицы, мещанки Ивановы. При них находился для услуг дворник. На дворе имели они у себя собаку, постоянно привязанную на цепи, и гуся. Говорили еще, что у них была и кухарка, но ее, как и дворника, в описываемое время не было.

Обе они были сектантки, принадлежавшие к обществу скопцов. Одна из сестер в этом обществе именовалась пророчицею, и в доме их была моленная, называемая ивановским кораблем*.

По сим причинам они всех других, не принадлежащих к их секте, ненавидели, и потому у себя в доме избегали многолюдства; ибо каждая пророчица или пророк, встречаясь со своими сектами, во всякое время года обязаны, поклонившись в пояс, сказать: "Христос воскресе", - и, получив в ответ: "Воистину воскресе",- три раза поцеловаться.

В доме у них бывали и не принадлежавшие к их секте лица, но это допускалось по необходимости, ибо ворота, у которых постоянно находился дворник, у них всегда были заперты.

В сектантство это они помещены были еще малолетними покойным их отцом, который, будучи сам сектант, после смерти своей оставил им в наследство значительный капитал и дом, в котором они жили.

Наружно они были очень богомольны. В каждое воскресенье ходили в церковь, ездили по разным монастырям и теплили постоянно у себя в доме пред иконами лампады.

Соседи называли их хлыстовками, обсуждали их скопища, и каждый, проходя мимо их дома, из любопытства заглядывал в их окна, надеясь встретить что-либо необыкновенное.

В 1843 году они были найдены у себя в доме убитыми, и убийство это открылось следующим образом.

Невдалеке от их дома находилась полицейская будка. Обычно сторожа, прохаживаясь в ночное время, постоянно видели в их комнатах свет от горевших лампад. А тут две ночи сряду света не было, да и самих их никто не встречал. Странным показалось и то, что на стук в ворота и на звон в колокольчик приезжавшего водовоза никто из дома за водой не вышел. Сторожа сообщили обо всем своему начальнику.

Чтобы разобраться в этом странном случае, полицейские служители проникли на двор и увидали сначала прижавшегося к сараю гуся, а потом забившуюся в конуру собаку.

Войдя в сени нижнего этажа дома, они обнаружили, что дверь в кухню растворена, а на полу разбросаны кочерга и ухваты, из коих один переломлен, что позволило заключить: имело место отчаянное женское сопротивление.

В зале на полу лежала большая куча белья и платья, вытащенные из стоящего здесь же открытого сундука.

Под кучей этой оказалась младшая сестра, мертвая, на шее у нее была веревка, туго затянутая сзади с помощью ступеньки, вынутой из лестницы, стоявшей в кухне.

В верхних покоях, в спальне, за ширмами лежала на постели старшая сестра, тоже мертвая, лицо ее было придавлено двумя подушками; на голове была глубокая рана, сделанная диким круглым камнем, найденным на шкафу, а на шее шнурок, которым она была задушена.

Привезли дворника. Он в то время находился в своей деревне, куда его на одну неделю отпустили сами хозяйки, по каким-то семейным надобностям.

Дворник этот ничего не объяснил, потому что не знал, на кого подумать, ибо в дом к ним большей частью ходили женщины да старики из их секты; других же посторонних людей они к себе не пускали.

Оставим пока следователей в недоумении, а сами перейдем к предмету более интересному.

Бедный иностранец, следуя из дальней губернии через Москву в Санкт-Петербург, часов в 7 вечера, чувствуя усталость, решил, не входя в Москву, заночевать на постоялом дворе в Даниловской слободе. Увидав сидевшего у ворот постоялого двора мужика, по-видимому дворника, он попросился у него на ночлег. Тот за 5 копеек меди впустил его в избу.

В избе никого не было, и иностранец счел за лучшее забраться на полати, дабы в случае приезжих избавить себя от беспокойства. Свернувшись кое-как в углу полатей, он крепко заснул.

Часу во втором или в третьем ночи его разбудил сильный стук в ворота, и вслед за тем он услыхал разговор двух мужиков, входящих в избу.

- А что, есть постояльцы? - спрашивает один.

- Нет, - отвечает другой.

- А брат дома?

- Дома, спит.

- Подай огня.

Огонь принесли из другой комнаты, и иностранец увидел дворника, который его впустил, и неизвестного мужика высокого роста, с рыжей бородой, в сером суконном подпоясанном армяке. Этот последний сел на лавку, вынул из-за пазухи большой кошель с деньгами и, достав из него четыре серебряных рубля, подал их дворнику, сказав: "Два возьми себе, а два отнеси извозчику и забери у него короб с книгами и иконами; это я давеча купил на площади".