Эллен Полл - Труп на балетной сцене

— Выкроят другое, — предположила Джульет, лениво скользя глазами по строкам Пауэлла. Что это за понятие такое — «занятые люди», к которому так часто прибегала ее подруга?

Наконец, позаламывав как следует руки и повсхлипывав «тебя-бы-на-мое-место», Рут согласилась, что прогон необходимо перенести. Подруги распрощались, а на следующий день в студию призвали Гретчен Мэннинг, которая звонила и перезванивала приглашенным; в конце концов прогон удалось отодвинуть на следующую среду.

Между тем репетиции продолжались, и, верная слову, Джульет приходила в зал. Первое, что она делала, когда входила в репетиционную, — принюхивалась к ящику с канифолью. Но попытки подсыпать туда опасный порошок не повторялись. На следующий день после травмы явился Антон с плотно перебинтованной лодыжкой, опустился на излюбленное место рядом с роялем и стал наблюдать, как буквально и фигурально на первое место поднялся Харт Хейден. В паре с Электрой он наслаждался безграничным вниманием Рут, а Кирстен Ахлсведе, временно танцевавшая с третьим Пипом — постоянным солистом Ники Сабатино, стояла поодаль и повторяла их движения. Если Антон и был потрясен своим «падением», то никоим образом этого не показывал. Напротив, выглядел жизнерадостным, был профессионально сосредоточен и, казалось, совершенно не расстраивался, что Харт Хейден занял его место.

А Харт, как заметила Джульет, хотя и старался не меньше Антона и был таким же предупредительным, обладал совершенно иной манерой. Если тот улыбался даже во время сложных поддержек, то теперешний Пип оставался совершенно серьезным. Лицо бесстрастное, словно танцовщик — или герой? — размышлял о чем-то своем. Казалось, Харт черпал силу в некоем глубоком внутреннем колодце. И вместе с тем он то и дело предлагал Рут решения, привнося кое-что свое. Танцевал он восхитительно. То притягательное очарование, которое Джульет ощутила во время их беседы, теперь воплотилось в работе, с каждым па, с каждым движением Пип становился все более живым — нетерпеливым, невинным, страстным.

Первую половину дня Рут корректировала сцену рождественского застолья в соответствии с тем, что предложила Джульет («Ты права, юмор здесь мешает!» — почти радостно воскликнула она в ответ на критику подруги). Затем перешла к дуэту Пипа и Эстеллы, который следовал за па-де-труа «Подглядывающий Пип». Джульет продолжала наблюдать, хотя меньше за Рут и ее успехами, чем за репетиционной в целом. Ее беспокоило, что пришлось бросить леди Портер и лорда Саффилда на середине беседы. Но из головы не выходили «Большие надежды»: Джульет не могла смириться с тем, что кто-то решил напакостить Рут, и накануне, лежа в постели, в который раз прокручивала в уме сцену толчеи после той репетиции, представляла круговерть танцовщиков между уходом хореографа и минутой, когда в зале никого не осталось. За это время многие успели пройти мимо ящика с канифолью.

Дуэт Пип — Эстелла Джульет смотрела со всевозрастающим вниманием. Странная получилась сцена — Пип демонстрировал в танце то страх, то восхищение Эстеллой, она же оставалась непроницаемо надменной (и отсюда в голову пришло название «дуэт притяжения-отталкивания»). Лили Бедиант сидела в углу, подтянув к груди колени, и фиалковыми глазами уныло следила, как работают Харт и Электра. Она не была занята ни в одной из сцен. По меньшей мере недовольна, что напрасно теряет время, решила Джульет.

Глядя, как Харт Хейден экспериментирует с левой ногой партнерши, забрасывая ее себе на плечо, Джульет ощутила, что ее собственная левая нога затекла. Она решила выползти из зала и немного побродить по зданию. Прохлада коридора показалась большим облегчением, и, останавливаясь время от времени, чтобы покрутить бесчувственной ногой, Джульет забралась на второй этаж.

Здесь она оказалась в «муравейнике» крохотных комнатушек, которые служили кабинетами инструкторам и сценической команде. Сунула голову в одну из них, где были собраны партитуры и либретто, пробежала глазами стенды, увешанные расписаниями ролей и балетных вакансий. Наконец, устроившись в уголке в удобной комнате отдыха, притворилась, что читает «Таймс», а сама приглядывалась к танцовщикам, которые болтали за баночками обезжиренного йогурта. Как поняла Джульет, основной темой были травмы: кто и что повредил — конечность или сустав, на какое время остался не у дел и какое было назначено лечение. Говорили и про Антона. Его замечание, что он поскользнулся не сам, а по какой-то внешней причине, не осталось незамеченным, но о нем тут же забыли, рассудив, что это сказано с досады. Сам Антон, судя по всему, строго следовал наказу Флитвуда и держал рот на замке. Прислушиваясь к разговорам, Джульет поняла, что Мора все еще считали в труппе чужаком. Кто-то жаловался, что он не занимается вместе с остальными. Однако высокая, гибкая балерина немедленно принялась его защищать, заявив, что коль скоро Антон живет в Бруклине, ему гораздо ближе в тот класс, который он посещает. Замечание встретили смешками, защитница вспыхнула, и Джульет догадалась, что половина девушек в труппе очарованы немцем.

Второе место после травм в разговорах занимали жалобы на холод в зале и шутки по поводу чужих ошибок. Один танцовщик, миниатюрный мужчина с сильным испанским выговором, заявил, что доподлинно знает: вчера Лили Бедиант «схлопотала» от Рут Ренсвик. Но его никто не поддержал, слова повисли в воздухе. Джульет не могла решить, то ли потому, что Лили уважали, то ли потому, что побаивались. Беседа покатилась дальше, и вне всякой связи с Антоном танцовщики стали обсуждать «предумышленный инцидент», о котором говорилось в распространенном сообщении. Но поскольку никто понятия не имел, в чем, собственно, дело, эта тема тоже заглохла, и все заговорили о вчерашнем шоу Леттермана.

Джульет поднялась и тихонько вышла. В женской раздевалке она обратила внимание на картонную коробку с пометкой, что в ней находятся поношенные балетки, предназначенные в дар бедным ученицам балетных училищ. Где бы она ни появлялась, за ней повсюду следили недоверчивые глаза. Гости были редкостью в студни Янча, а о следователях и подавно слыхом не слыхивали. Джульет считала, что выглядит безобидно — серенькая, кругленькая, не первой юности, с приклеенной к губам вымученной полуулыбкой. Но здесь ее внешность словно бы пробуждала всяческие подозрения. Вчера она посчитала оказанный ей сомнительный прием следствием снобизма, надменности. Но сегодня поняла: отторжение сродни защитной реакции кружка циркачей или даже уродцев.

Джульет прошлась по лестнице, стала спускаться и натолкнулась на Харта Хейдена.

— Простите! — взволновано извинилась она. Ее ужаснула мысль, что она могла травмировать танцовщика, ушибив ногу или наступив на палец. Все равно что заразить ангиной певца. — Я вас не сразу увидела.