Эллен Полл - Труп на балетной сцене

Фейлз утвердительно наклонил голову.

— Это значит запросить сведения, с кем и когда он разговаривал. Но тебе лучше уяснить (лу-ше уаснить), — теперь бруклинский акцент, как решила Джульет, напоказ напарнику, лился из Мюррея свободным потоком, — что парень баловался зельем и давно маялся депрессией. Так что на убийство не очень похоже.

Фейлз снова согласно затряс тяжелой головой. На секунду Джульет захотелось его придушить.

— А теперь давай выйдем в коридор, встанем у окошка, а ты нам расскажешь, кто есть кто, — предложил Лэндис. — Но сначала я выгляну, нет ли кого…

Джульет не двинулась с места. Тогда он подошел и легонько обнял ее за плечи:

— Не сладко. Понимаю, очень не сладко. Ужасно наблюдать, как уходит из жизни человек. Я тебе помогу. А теперь пойдем со мной.

Мягко, но настойчиво он увлек Джульет за собой. По полу плюхали его башмаки «Док Мартенс». Позади шаркал кроссовками Фейлз. Умом Джульет была благодарна за сочувственные слова, нутром желала, чтобы Мюррей снял руку с ее плеча. Ей не хотелось, чтобы ее успокаивали, хотелось вопить, что совершено грязное убийство.

— Напрасно ты брала эту бутылку домой, — вздохнул Лэндис, взявшись за ручку двери. — Боюсь, что теперь в качестве официального вещественного доказательства она ничего не стоит. Кстати, Джули, — небрежно продолжал он, пока Фейлз придерживал створку, пропуская их вперед, — у тебя никогда не снимали отпечатки пальцев?

Мюррей Лэндис никогда не получал удовольствия, обследуя жилища жертв. Если там был труп, хотелось бежать прочь, но вместо этого приходилось подходить вплотную. Хотелось чем-нибудь накрыть несчастного, однако требовалось осматривать и изучать.

Но еще страшнее казалось ему, если жертва погибала где-нибудь еще. Особенно если человек жил один. Входишь в дом и видишь на столе открытую коробку из-под «Тотала», [10] Товарный знак фирмы, выпускающей сухие завтраки в виде пшеничных хлопьев с железисто-минеральными добавками. в раковине мисочку с недоеденными хлопьями в засохшей капле молока. Открытую на рекламе автомобилей или на спортивной колонке «Дейли ньюс». Иногда находишь на полях нацарапанное напоминание: «Не забыть купить электролампочки». Все здесь вопит о том, что вот жил человек, поднялся утром, вышел за порог… и сгинул. Мюррей предпочел бы присутствовать на трех вскрытиях, чем идти в дом жившего в одиночку погибшего.

Но работа полицейского не цепочка развлечений, а постоянное исполнение того, что предписано. И он был обязан смотреть, что оставил после себя очередной погибший. Поначалу ему даже нравилось, что он может совать нос в чужие дела. Мюррей отличался любопытством, и служба давала ему право задавать массу вопросов. Но в последние несколько лет ответы начали бередить душу. Вы знали даму, которую изнасиловали? Вы знали, что это незаконно — проникать на детскую площадку без ребенка? Вы знакомы с законами относительно владения оружием в нашем штате? Какого рода ответы можно ждать на такого рода вопросы?

Серия «Тени», которую начал Мюррей, во многом имела отношение к преступникам и преступлениям, тщательно скрываемой темной стороне человеческой личности. Но он предпочитал думать о ней как о художественном эксперименте, о чем-то вроде игры с содержанием и формой. И поверхностью, которая производила впечатление глубины, двухмерности живописи. И материалом. И денежной стоимостью, возможностью продать свои работы. Это было забавно, но иногда тень ускользала — приковывала глаз и сбивала с толку. И тогда разум тщился отгадать сокрытый в образе символ, так он по крайней мере считал. И теперь экспериментировал с разными источниками света, чтобы одни тени казались темнее других.

Но в тот день, когда Мюррей и Фейлз вошли в квартиру Антона Мора, в ней не было никаких примечательных теней. Два крохотных окошка выходили во двор, а день стоял жаркий, душный, небо затягивали облака, и, судя по всему, через пару часов мог собраться дождь.

Пусть Антон Мор и считался королем балета, но снимал однокомнатную квартиру на третьем этаже пятиэтажного здания без лифта, где жили и другие танцовщики труппы Янча. Его администратор Анита Перес оформила иммиграционные документы и помогла устроиться в Нью-Йорке. Она знала, что вскоре освобождалась эта квартира, но сама ее скорее всего не видела. Помнила только, что квартира находится в приличном окружении и сдается по сходной цене. Но такое жилище никто не порекомендовал бы другу или страдающему депрессией человеку. Она была очень маленькая, тесная. На полу дешевый линолеум, потолок низкий. Кухню предполагалось прятать за раздвижной дверью из планок, но полдвери некогда угодило в аварию, и она лишилась дюжины сегментов. И без того крохотные окна были еще темнее от каких-то казенных ставен. Воздух казался спертым, словно хозяин не появлялся здесь месяцами. Мюррей невольно сравнил квартиру Антона с той, в которой обитала Джульет. Ничего не скажешь, она недурно устроилась.

Когда Фейлз включил верхний тусклый свет, во все стороны расползлись тараканы.

Мор по крайней мере сделал все, что мог, чтобы украсить свое жилище. Центральным объектом комнаты была поставленная по диагонали от угла кровать с пологом на четырех столбиках. Она была застелена черно-белыми простынями, покрыта черным атласным одеялом. Повсюду постланы коврики из овчины. На стенах висели балетные афиши — в некоторых значилось имя ныне уже бывшего жильца квартиры. На небольшом стеллаже расположились несколько книг — главным образом о балете и фитнесе, автоответчик, маленький телевизор, стереосистема и изрядная коллекция джазовых и классических компактов. Черная лакированная китайская ширма образовывала альков, где Мор мог разминаться, — там были гири, маты и какие-то странные штуковины для растяжки. На кухне стоял единственный стол, который выполнял функции и журнального, и письменного, и обеденного. И хотя квартира производила впечатление опрятной (на сушке рядом с раковиной Мюррей заметил перевернутую вверх донышком мисочку для каши), этот стол был завален бумагами, главным образом нераспечатанной почтой.

На автоответчике моргала лампочка, и Фейлз, указав кивком напарнику на аппарат, подошел и проиграл записанные сообщения. Последовали обычный гул, щелчки, и механический голос произнес: «Три сообщения».

Первое подтверждало запись к стоматологу на следующий понедельник.

— Господи, до чего я ненавижу покойников, — не удержался Лэндис от ненужного комментария. — Почему они так скоропостижно уходят из этого мира?

«Следующее сообщение, — продолжал гнусавить автоответчик. — Антон, это Фрэнк. У меня есть кое-что, что может тебя заинтересовать. Позвони, если надумаешь».