Николай Черкашин - Опасная игра

Олег еще в школе мастерски подражал голосам птиц и животных, провоцируя кошек на ответное мяуканье, подзывая к себе кур-дурех или изумляя деревенских коров протяжным надрывным мычанием.

— Ну что, Питончик, все-таки решил уходить?!

Он вздрогнул. На край стола присела коллега — Татьяна Олейник. Крепко сбитая блондинка с голубыми ресницами и фиалковыми тенями на висках источала мятный запах «стиморола» и французской «Последней ночи».

— Уже ушел, — покосился он на ее круглое колено, обтянутое черным ажуром. Еремеев впервые видел Татьяну — каратистку и мастера спорта по пулевой стрельбе — в юбке. Та уверяла всех, что родилась в джинсах.

«В розовых, наверное», — ехидничали у нее за спиной паспортистки, полагавшие, что у тридцатипятилетней девицы со столь ярко выраженными мужскими увлечениями, как борьба и стрельба, не все в порядке в сфере интимной жизни.

— Зря. Лично мне очень жаль, что тебя здесь не будет…

— Соскучишься, приходи в гости.

— У тебя собака злая.

— Зато я добрый.

— А мне опять «расчлененку» подкинули! — вздохнула она. — Сама нарвалась… Позавчера еду в трамвае на Семеновскую, вдруг слышу: «Гражданин, у вас из портфеля кровь капает». Представляешь? А он, шибздик такой, лет двадцати, спокойно так отвечает: «Это говядина с рынка сок пустила». Ну, я поближе… Кто и какого черта, думаю, мясо в портфелях носит? Ведь все бумаги испортит, да и портфель новый, неужели не жалко? Вышла я с ним на Семеновской, в метро сержанта подзываю — проверь вон того типа. Завели мы его в дежурку, открыли портфель, а там — голова женская. И с сережками в ушах. У меня аж волосы дыбом! Заперли его в «скворечник». [2] Одномастная камера с «глазком» в двери для предварительного заключения. Пока вызывали машину, пока приехала наконец, он себе вены вскрыл и был таков…

— Что же вы его не обыскали?

— Обыскали, изъяли все, чем мог себе навредить. А у него одна сигарета за подкладкой завалялась…

— С фильтром, конечно?

— В том-то и беда, что с фильтром…

— Да-а, — сочувственно протянул Еремеев. Фильтр — это классический прохлоп. Недаром всех начинающих следователей строго-настрого предупреждают: не давайте подследственным сигареты с фильтром, отламывайте их, а потом уж угощайте, если надо для пользы дела. Никто не знает, где и когда родилось это дьявольское ухищрение: развернуть сигаретный фильтр в ленточку, отжечь край так, чтобы получилась остекленевшая кромка, а затем этой пилкой перекромсать себе вены.

— Личность установили?

— При нем не было ни одного документа. А допросить не успела.

— Сурово… У тебя и первая «расчлененка» не закрыта. С мужиком на овощной базе.

— Если б только «расчлененки»… А то ведь шесть ограблений на мне висит и два трупа на Потешной…

— Ну вот, а ты спрашиваешь, почему ухожу…

— А почему? Работой завалило?

— Да какая теперь работа… Мы уже давно не сыщики, а регистраторы преступлений. Как в статистической конторе. Подсчет ведем, отчетность подбиваем… Когда там работать…

— Это точно. — Татьяна вздохнула.

В дверь заглянул начальник отдела.

— Айда в зал!.. Шеф сейчас акафист кому-то будет читать.

В актовом зале отделения милиции «Преображенская застава» собрались все, кто в конце дня еще оставался на службе. Начальник — не по годам раздобревший милицейский полковник, с напускной торжественностью завел привычную речь.

— Дорогие товарищи!.. Сегодня мы провожаем в новую — гражданскую — жизнь нашего боевого соратника, старшего следователя капитана милиции Еремеева Олега Орестовича.

Шеф открыл красную папку прощального адреса и, водрузив на маленький носик огромные очки, стал зачитывать текст, набранный в типографии осыпающейся золотянкой:

— Глубокоуважаемый Олег Орестович!

Вы пришли в органы внутренних дел, проделав большой жизненный путь…

«Угу, — молча согласился с ним Еремеев. — От сперматозоида до капитана». Он сосредоточенно снимал со свитера и брюк белесые шерстинки Дельфа и укладывал их в пепельницу на подоконнике. Глядя на него, можно было с равной определенностью сказать, что делает он это либо от величайшего смущения, либо от полного равнодушия к происходящему.

— Окончив Военно-медицинскую академию, — читал нараспев полковник, — вы были направлены в Республику Афганистан в состав ограниченного контингента…

«Ограниченного огнем «духов», — комментировал про себя виновник торжества.

— …Где выполняли свой интернациональный долг в качестве военного врача десантно-штурмового батальона…

Перед глазами вспыхнула и померкла чудовищная рана младшего сержанта Демченко — вырванный прыгающей миной низ живота… Демченко жил еще целые сутки. Зачем он продлил ему муки с помощью промедола и кордеамина?

— …Затем вы начали свою деятельность в качестве судебно-медицинского эксперта… А после окончания Заочного юридического института пришли в органы внутренних дел следователем… На вашем счету сотни раскрытых дел… За многолетнюю и плодотворную… Объявить благодарность и наградить ценным подарком…

Тут начальник отделения сделал выразительную паузу и обвел глазами внимающий зал…

Еремеев искал и находил шерстинки в самых невероятных местах своего костюма. Казалось, он всецело ушел в это занятие. Таня Олейник сидела рядом и скатывала снятую шерсть в мелкие катыши, а потом отщелкивала их под батарею водяного отопления.

— Олег Орестович, примите ценный подарок! Электробритва «Эра»! — ликующе возгласил полковник, явно копируя ведущего «Поля чудес».

Полупустой зал разразился жидкими аплодисментами. Еремеев встал и принял из рук начальника коробку с ценным подарком.

— Заодно и побреетесь сегодня, — назидательно заметил тот, не сгоняя с лица приторной улыбки.

Все поднялись, затолпились у выхода, хлопали Еремеева по плечу, пожимали руки.

— Только решил бороду отпустить, тут тебе и электробритву подарили!

— Ничего, ничего! — подбадривала его Татьяна. — Тут в «Очумелых ручках» показывали умельца: он из электробритвы стиральную мини-машину сконструировал — носки стирать. Пригодится в хозяйстве.

«Вообще-то она ничего, — покосился Еремеев на Татьяну. — Даже с юмором. В третий раз что ли рискнуть? Скучно…»

— Отвальную-то будешь играть?

— Буду.

— Давай помогу стол накрыть.

Он внимательно посмотрел ей в нафабренные глаза. Ничего глаза: светло-карие зрачки с темно-зеленым ободком. Носик тоже ничего, только высоко срезанный, немного смешной. Уголки губ недокрашивает, чтобы рот не казался таким широким. Широковат малость. Привыкнуть можно… Захватить бы ее завтра в Хотьково. Хоть кого — в Хоть-ково…

— Вернется Махалин, и сыграем отвальную. А пока, если не возражаешь, по бокальчику шампанского? Ценный подарок обмыть?