Олег Малахов - Зеркало

Нажрался, как свинья...

- Я только немного выпил! - выпалил Яров.

- Вот... Теперь уже орешь на меня. Выпил он немного... Отец тоже тогда немного выпил. А потом...

- Послушай, я понимаю, что не прав и обещаю, что больше это не повторится, - поспешно прервал брата Яров.

- Еще как повторится! - Ким перешел на крик, - Сиди на месте и слушай! Причем, внимательно и не перебивая. С тобой, между прочим, старший брат разговаривает.

- Успокойся... Я не ребенок, чтоб на меня так орать, - сказал Яров, еще раз посмотрев на Кима.

- Если ты и ушел от уровня ребенка, то не намного. Короче, придется тебя наказать, чтобы впредь не повадно было.

- Не надо... - у Ярова непроизвольно приподнялись руки, как будто он пытался защититься.

- Надо, братец. Сам же потом мне благодарен будешь. Ты же всегда оставался мне благодарен, так ведь?

- Да... Всегда. Но сейчас, я тебя умоляю, просто успокойся, и давай нормально поговорим.

- О чем мне с тобой, уродом, разговаривать? Ты только один язык понимаешь - язык кнута. Пряником не тебя действовать бесполезно. Отец был идиотом. И ты такой же. И оба принесли только неприятности. Мне и маме...

- Ким, остановись, я прошу... - Яров начал впадать в панику.

- Сядь ровно и приготовься, - холодно и безо всяких эмоций сказал Ким. Весь его пыл как будто сошел на нет.

- Ким, прекрати... - Яров вдруг почувствовал, что по щекам невольно покатились слезы, - Я не хочу!

Пожалуйста... Прости меня! Я не заслужил...

- Мне лучше знать, - с этими словами, Ким начал приближаться.

- Уйди, гад! - заорал вдруг Яров, даже удивившись своей смелости, и вскочил со стула, - Пошел вон! Ты не человек - ты ничто, пыль, прах!!! Ошибаешься, родной, - тон Кима был крайне спокойным, - Вот как раз я человек. В отличие от тебя.

Яров стоял посреди комнаты. Слезы уже потоком лились по его небритым щекам. Он был в диком ужасе, и это чувствовалось в каждом его движении и слове:

- Ким... Кимушка... Родной... Ты же мой брат, - Федор Тимофеевич начал медленно становиться на колени, Перестань. Ну, пожалуйста... Пожалуйста, руки Ярова молитвенно поднялись к брату, - Я все понял... Это я и только я во всем виноват. Я всегда во всем виноват. Всегда... И только я.

- Верно, - с улыбкой, которую можно было даже назвать доброй, произнес Ким, - Кое-что ты уже понял. Но не все. Судьбу изменить нельзя. Однако изменить человека можно. Даже такое мерзкое животное, как ты.

Яров ощущал себя беззащитным ребенком перед своим братом. Он рыдал и его, бывшая до этого связной, речь превратилась в невнятное лепетание. Это был панический страх.

- Встань с колен, - повелительно сказал Ким, - Встань и прими наказание. Будь мужчиной хотя бы раз в жизни.

Яров распластался на полу и боялся даже пошевелиться. Его тело сотрясали рыдания.

- Что ж, лежи, если хочешь. Ты же совсем как ребенок. Думаешь, что раз ты меня не видишь, значит спрятался в свою скорлупу и может даже уйдешь от наказания... А ведь не уйдешь, - голос Кима прозвучал совсем рядом с Яровым. Почти около самого уха. Несчастный мелко задрожал и еще более сжался. Теперь поза, в которой он лежал на полу, очень походила на позу зародыша в утробе матери.

- Бедный мой мальчик, - нежно произнес Ким, - Чего же ты так боишься? Будет немного больно, а потом все обязательно пройдет. И ты уснешь... Увидишь маму, она тебя приголубит и пожалеет. Она-то тебя любит. Она только папу не любит. Да и меня...

Последнее, что услышал Яров, был звон разбившегося зеркала...

***

- По-моему, его вообще дома нет, - сказал Толик, убирая от уха сотовый телефон, - Как вы думаете, Альберт Семенович?

- Да кто его, идиота, знает, - проворчал Рывкин, - Небось, опять один в своей вонючей квартире сидит и нажирается. А мы беспокоиться должны...

- Он вроде говорил, что у него творческий процесс начался, - явно иронизируя, произнес Толик.

- Запой у него, а не творческий процесс! - в сердцах сказал Рывкин, Звякни еще раз - может, очухается и трубку возьмет. А то ж ведь мы в квартиру войти не сможем. Дверь-то у него железная.

Толика дважды упрашивать не пришлось, однако попытка успехом не увенчалась. Трубку никто не брал.

- Бесполезно, - махнув рукой, сказал Толик и швырнул сотовый на сиденье автомобиля.

- Ладно, давай сами чего-нибудь сообразим, - Рывкин посмотрел на Толика, Может, откроем...

- Ага, откроешь ее... Железную-то, - возразил Толик.

- Ну что, милицию теперь вызывать?.. Шеф нас, когда проспится, точно убьет.

- А если через окно? - спросил Толик.

- Лезь, - безразлично произнес Рывкин, в котором эта идея особого энтузиазма не вызвала, - Я точно не полезу.

- Всего-то второй этаж... Вы же сможете.

- Погибели ты моей хочешь, - Рывкин грустно улыбнулся, - Хотя выхода другого, конечно, нет.

- Вот и я о том же.

Альберт Семенович открыл дверцу машины.

- Эх, на тот свет-то как не хочется, - сказал он, и с тоской посмотрел на окна квартиры Ярова.

***

- Я рассказала все следователю... И уж, конечно, расскажу все это вам, Ярова попыталась закурить, но зажигалка никак не хотела повиноваться ее дрожащим рукам.

- Давайте помогу, - сказал Альберт Семенович и взял зажигалку.

- Спасибо, - Ярова прикурила, - Вы первым очутились тогда в квартире сына... Вы сами все видели. Каково ваше мнение?

- Ну... - протянул Рывкин.

- Вот только не надо щадить мои чувства, - сказала Ярова, - В милиции мне все более-менее рассказали, я тело опознавала... Так что говорите.

- Крови было много, - произнес Рывкин, - Это первое, что я увидел. Федор Тимофеевич лежал на полу. Горло его...

- Это я знаю, - перебила Ярова, - Но что насчет зеркала?

- Его горло было перерезано осколком зеркала. А само зеркало разбито.

- И больше ничего?.. Необычного?..

- Да вроде ничего особенного... Вот только лицо его...

- Как будто он увидел дьявола во плоти, да? - Ярова внимательно посмотрела на Рывкина.

- Да.

- Он не дьявола увидел, - сказала пожилая женщина и нервно затянулась, Он брата своего увидел... Который умер много лет назад..., - Ярова опустила голову, - Кима.

- В смысле? - В прямом. Ким погиб в дорожной катастрофе, когда ему было четырнадцать лет. Феденьке тогда только-только исполнилось одиннадцать. Прошло всего два дня после дня рождения Феди... У Кима ночью случился острый приступ аппендицита. Мы тогда находились на даче. А дача, сами понимаете, есть дача.

Пришлось сына везти в больницу своими средствами. Мой муж был пьяный, отоспаться особенно не успел.

Но хорохорился, скотина... Орал, что сам отвезет, что за помощью бежать не надо. Я, дура, и не побежала. Вот он и отвез... Себя и Кима на тот свет. Феденька неделю в горячке лежал. Мне хоронить, сплошные заботы, а тут такое дело... Еле отошел он тогда. С тех пор у него все это и началось...

- Что началось? - осторожно спросил Альберт Семенович.