Штефан Мариан - Современный румынский детектив

— Лишь бы он не оказался из тех, со слишком длинным языком…

— Тьфу! Не каркай!

Димок прилип к печке с противоположной стороны. Когда Грэдинару вышел из туалета, Беглый схватил его за локоть и усадил за стол.

— Припоминаешь?

Грэдинару бросил на него быстрый взгляд и просиял:

— Господин профессор! — Он огляделся и зашептал: — Опять в бегах? За тобой гоняет один головастый, меня тоже зацепил.

— Зачем?

— Все, кто тебя знал, под наблюдением: и Мэцэуану, и Тейкэ.

— Ждут меня?..

— Ждут, господин профессор!

Беглый стукнул кулаком по столу, опрокидывая стаканы:

— В бога мать такую жизнь! Все бы отдал, чтоб сначала начать.

— Что ж… Могу я чем-нибудь помочь? Дать тебе деньжат?

— Яду мне дай! Грэдинару встал.

— Брось, паря! Выпутаешься. Будь! — И перешел в большой зал.

Из-за печки вынырнул Димок:

— Хреново!

— Слава богу, теперь и до тебя дошло!

— Что тебе от меня надо? Чем я виноват?

— Надо было с самого начала…

Он не договорил. Появился испуганный Грэдинару:

— Деру, господин профессор! Фараоны! Беглецы бросились к туалету.

Дождь возобновился, частый и мелкий. Вдоль стен осторожно крались две сгорбленные тени. Мозгляк попробовал пошутить:

— Опять мы их провели! Не падай духом, дядя, не сцапать им нас до Судного дня!

Слова, сказанные без всякой уверенности, лопались как мыльные пузыри, не достигая ушей Беглого. Силе шел впереди, мрачный и злой.

— Слышь, дя Беглый? Все-таки мы везучие…

— Помолчи, Димок! — Силе остановился на углу. — Дальше-то что?

— Дальше?..

— Прости, я и позабыл, что обо всем надо думать мне!

— Я же пытался. Ты сам видел…

— Да уж, нагляделся.

— Аида к биндюжникам, — предложил вор нерешительно.

— Они тебя знают?

— А как же!

— Тогда не надо.

Они шли по бульвару. При каждом дуновении ветра с листьев падали крупные капли воды.

— А сколько счас время?

Силе не ответил. Он зло пинал носком попадающиеся на пути камешки.

— Небось первый час уже, а, дя Силе?

— Тебя что, жена дожидается? Дети? Закроют подъезд, а у тебя нет ключа? Так в чем же дело? Шагай знай! Это наша участь — тикать! Куда? Куда глаза глядят. Сколько? Пока не лопнем.

Вор остановился.

— Да что на тебя нашло? Разрази меня гром, не пойму, чего ты убиваешься?

— Куда тебе!

— Кто тебя просил бежать-то? Дело ментов — ловить, наше дело — их дурить. Разве не так?

— Да, но…

— Чего" но"? Не ндравится тебе в бегах, сиди в каталажке! Тепло, роба — последний писк моды, шамовка дармовая, ни тебе дождя, ни тебе снега, все на казенный кошт.

Профессор остановился и с удивлением оглядел вора. Промокший до нитки, весь в синяках, Димок остервенело стучал зубами. Силе рассмеялся:

— А ведь ты прав, малый!

— Знаю, дура!

Они засмеялись. Отлегло от сердца, дождь и усталость отступили.

— Так, говоришь, не ндравится на воле — сиди в каталажке?!

— А как же? Задарма ничто не дается, тем паче беглым. Скажи спасибо, что можешь дойти до перекрестка и повернуть, куда твоей душе угодно. Так?

— Так, Митря!

— Да благодари всевышнего, что дал тебе в помощники человека с головой!

— Да — а, повезло…

— К примеру, что мы, по — твоему, должны сейчас делать?

— А то у нас есть выбор? Шагать вперед.

— Всю ночь?

— Всю! Хоть согреемся.

Димок удивленно поцокал языком:

— Тоже мне, головастик! А о том не подумал, что на улицах ни души и возьмет нас первый же постовой?

Беглый пожал плечами:

— Ну конечно, квартира пустует, а я гуляю!

— А чего ей пустовать? Пошли в мою берлогу!

— Ты ж говорил, что наврал и нет ее у тебя.

— Чего человек не сболтнет! Лево, кляча!

— Ловкач же ты, Митря! Завсегда у тебя туз в рукаве.

— А то!

— Все время думаю, какой еще сюрприз меня ожидает. Глаза вора сузились:

— Напрасный труд, голубь, не угадаешь!

Они свернули в узкую боковую улочку, объятую тьмой.

— Кто хозяйка? — спросил Беглый.

— Посаженая мать моих предков. Почтенная женщина. Году в тридцать шестом держала трактир в Дэмэроае.

— Ясно! Опять синяками разживешься. Видать, начало ндравиться…

— Махнем через забор, у меня нет ключа от парадного. Беглый перекрестился — за забором простиралось кладбище Белу. Вор прошептал:

— Нишкни! Чую нюхом, у ментов и дома покойников под наблюдением.

Они поползли между могилами. Трава была мокрая, дорожки развезло. Силе приложил губы к уху Димка:

— Ты был прав, вон патруль. — Где?

— На скамейке, рядом с большим крестом.

В ночи можно было различить два силуэта в дождевиках. То вспыхивали, то гасли огоньки сигарет.

— Пошли бог здоровья тому, кто придумал табак! — пробормотал вор.

— Тсс! Налево кругом!

— С чего это? Иди за мной. — Димок свернул к аллее бедноты, заросшей бурьяном. Деревянные кресты под порывами ветра шатались как пьяные.

Сердце Беглого сжалось. Он вспомнил своего отца на катафалке. Покойный был человеком бережливым, все беспокоился о детях, ради того, чтобы они не знали нужды, отдавал последнее. Как-то осенью он повстречал крестьянина, торгующего виноградом по дешевке. У отца не было корзины, так он снял сподники, завязал тесемками штанины и наполнил их гроздьями… Он отказывал себе в кружке пива, даже в стакане сельтерской. Единственной его страстью была обувь. Он недоедал месяцами ради покупки новых башмаков, трижды на дню чистил их кремом и наводил лоск бархоткой.

Хоронили его в одежде, купленной у старьевщика, и в ботинках с дырявыми подошвами…

Они опять оказались среди мраморных склепов. Вор достал из тайника ключ и открыл тяжелую железную дверь.

— Прошу, Посаженая мать ожидает нас.

Скупо светила лампада. Пахло маслом, смертью. Силе содрогнулся:

— У тебя не все дома! То ты меня в гроб затащил, теперь в склеп, а следующий раз…

— Отправлю на тот свет!

Вор смеялся, скривив рот, прищурившись. Смех этот настораживал Беглого.

— Чего же ты эдешь?

— Все в свое время, голубь. Пока что сиди за своей партой… — Он заметил, что у Беглого заходили желваки на скулах, и положил ему руку на плечо. — Брось, слушай, шуток, что ли, не понимаешь?

— Не понимаю.

— Кусочник! — Он прицельно плюнул в фотографию на камне: — Привет, мадам Маргарита!

— Кто это?

— Патрет-то, а? Весь гарнизон с ума свела! Чины дрались, аки петухи, один даже пулю себе в лоб пустил…

Силе всмотрелся в нежное лицо с большими ясными глазами и кукольным носиком.

— А на вид — сама чистота… — Дану?

— И немного мечтательная… Такие женщины всю жизнь хранят первый цветок, подаренный любимым.

Вор рассмеялся:

— Теперь я понял, почему ты попал в штангу с бабами!

Всем падлам падла! Ясно? Прикидывалась непорочной девой и дурила мужиков, что твоих младенцев!