Мартин Уэйтс - Худшее из зол

Тот остановился, поднял перед собой руки, словно собирался сдаваться в плен, как в старых фильмах про войну.

— Все тип-топ, — сказал он. — Я здесь по другому делу и ни о чем не собираюсь тебя спрашивать.

— Да? — недоверчиво переспросил Дин. — Я тебе уже говорил — Джамал мне не звонил. Понятия не имею, где он болтается.

Бритоголовый улыбнулся. Снова этот синий зуб, от которого Дин почему-то не мог оторвать глаз. От которого бросает в дрожь.

— Да ладно тебе. Не дрейфь. Мне он больше без надобности.

— Да? Зачем тогда пришел?

Бритоголовый вынул из кармана брюк пятидесятифунтовую купюру.

— Я к тебе пришел.

Дин заулыбался при виде денег, немного расслабился.

— Это меняет дело, старик! Куда пойдем? Ты на машине?

Тот покачал бритой головой.

— Тогда в гостиницу. — Дин сделал шаг в сторону. — Пошли…

— Не в гостиницу.

— А куда?

— У меня есть кое-что на примете.

Снова улыбка на лице. От которой мороз по коже. Дин заволновался. Перед глазами помахали банкнотой.

— Это, — произнес Жуткий Зуб, — задаток. Еще одну такую бумажку получишь потом.

Дин схватил банкноту — деньги почти успокоили его страхи.

— Только после вас, — произнес он учтиво. Они прошли до конца Йорк-Уэй мимо баров и ночных клубов, когда-то служивших складами, спустились по бетонным ступенькам к каналу.

— Тебя как зовут-то?

— Алан, — сказал спутник после некоторого колебания.

— Ага, значит, Алан.

Дорога вдоль канала была усеяна цветами большого города — пучками выброшенных из воды водорослей, пустыми банками, бутылками, иголками от шприцев, какими-то осколками, обрывками, обломками. Кое-где из воды торчали ржавые магазинные тележки и остовы велосипедов, в темноте казавшиеся древними морскими чудищами или остатками затонувших городов. Фонари над головой не светили — там не было лампочек, стены покрывали граффити и объявления. В черноте арки под мостом могло происходить все, что угодно. Вокруг в кучах мусора копались крысы. Знакомое место — Дин и сам им пользовался пару раз.

— Я знаю тут одно хорошее местечко. Иди за мной, — сказал бритоголовый.

Он повел Дина в сторону от огней, буханья музыки из баров и ночных клубов, пока эти звуки не стали напоминать удары сердца. Полуразрушенные дома пустыми глазницами пялились на черную гладь канала. Страшное место — ни одной живой души, даже крыс.

Заброшенное здание. Дина начало трясти не только от холода. Здесь витал какой-то злой дух. Будто когда-то здесь произошло что-то страшное и до сих пор эхом напоминало о себе.

— Люблю места, в которых есть изюминка, — сказал Дин, представляя очередную пятидесятифунтовую купюру и ломая голову, что же такое придется сделать, чтобы заработать этакую прорву денег.

Алан, молча ухмыляясь, расстегнул ремень.

— Давай, Дин, — сказал он, — придется поработать. Я тебе за это плачу.

Дин встал на колени, начал расстегивать на Алане джинсы, нащупал и вытащил твердеющий пенис, провел рукой вдоль и вдруг застыл в ужасе.

— Блин, что это?

Алан самодовольно улыбнулся:

— Нравится? В сантиметр толщиной, а шириной — в три. — В голосе слышалась гордость.

С металлической вставкой предмет его гордости походил на средневековый пыточный инструмент.

— Тебе не больно?

— Нет, — ответил Алан почему-то с ноткой печали в голосе. — Даже если за него тянуть. — Он взял Дина за голову, придвинул к себе. — Так что давай тяни.

Дин приступил к работе. Было очень тяжело — ртом он дышать не мог — и очень больно. Алан постоянно ерзал, и это тоже страшно мешало. Дин уже решил остановиться и что-нибудь сказать странному клиенту, как вдруг тот схватил его за волосы сзади и оттянул голову назад.

— Какого хрена…

Он не договорил — слова застыли на губах. Одной рукой Алан придерживал его, другой — прижал к горлу огромный кинжал.

— Мне понравилось, но нужно сделать кое-что еще.

Дину угрожали и раньше, порой даже избивали. Но то, что происходило с ним сейчас, было гораздо страшнее. Он был в таком ужасе, что не мог выдавить из себя даже звука.

— Я тебе говорил, что я здесь по другому делу, помнишь? Так вот — я соврал. А вот если соврешь ты, с тобой произойдет нечто ужасное. Понял?

Дину казалось, что ему перекрыли кислород. Он попытался отодвинуться от страшного лезвия, но Алан держал его так, что он не мог пошевелиться.

— Ну?

Дин быстро-быстро закивал, подвывая, как обиженный щенок.

— Отлично. Итак, где Джамал?

Дин ничего не ответил.

— Я ведь тебя предупреждал — не смей со мной шутить.

Дин почувствовал, как лезвие погружается в кожу. По ногам побежала теплая струйка.

— Знаешь, я пока только надрезал кожу, — голос Алана звучал тихо и бесстрастно. — А если надавлю еще, перережу трахею. Если возьму чуть в сторону, — он показал, — лезвие войдет в вену. Или в артерию. Неважно, в которую из них. И в том, и в другом случае ты умрешь.

Дин начал громко всхлипывать.

— Повторяю вопрос — где Джамал?

— Н-н-н… Ньюкасл…

— Ньюкасл? Что он там забыл?

— Н-н-н… не знаю…

— Что он там делает?

Лезвие начало погружаться глубже.

— Донован! — выдохнул Дин.

— Донован?

— Да… он сказал, что скоро у него б-б-будет куча денег, которые ему даст к-к-какой-то Донован… Д-джамал… у него… он что-то придумал… он так… радовался…

Лезвие перестало давить на горло, Алан ослабил стальные тиски. Дин начал шумно хватать ртом воздух.

— Говорил же я тебе, ничего страшного не произойдет, если скажешь правду.

Дин упал на четвереньки.

— С-с-спасибо… спасибо…

— А теперь выверни-ка карманы.

Дин поднял на него глаза, не сразу поняв, чего от него хотят.

— Что?

— Карманы, говорю, освободи. Меня вполне устроит, если это будут только деньги.

Дин нехотя дрожащими руками отдал деньги, чувствуя, как внутри поднимается злоба. Одно дело — сдать Джамала, совершенно другое — проститься с заработанным.

— Козел…

Алан тут же развернулся к нему:

— Что ты сказал?!

— Нет, ничего… честное слово, ничего… простите, пожалуйста… — зачастил Дин.

— Ах ты засранец! Еще огрызаешься! — В темноте его глаза недобро блеснули, в них появилось звериное выражение.

Дин не успел ничего сказать, не успел пошевелиться — Алан насел на него, надавливая на горло страшным лезвием.

— Мразь! — Огоньки в глазах плясали под какую-то сумасшедшую, лишь ему одному слышимую музыку.

Кинжал погружался все глубже.

Дин хотел закричать.

Но голосовых связок больше не было.

Попробовал что-нибудь придумать.

Но кровь перестала снабжать мозг.

Хотел вздохнуть.

Но дышать было нечем.

Он изо всех сил пытался зацепиться за жизнь.

Но оказался в совершенно другом мире.