Мартин Уэйтс - Худшее из зол

Он шумно выдохнул, надеясь, что вместе с воздухом из легких сумеет выпустить из себя постоянное напряжение, в котором живет. Не получилось. Крепкое горькое пиво тоже не помогало.

Дом должен был служить убежищем, куда бы он мог приезжать и отдыхать душой после работы, где спасался бы от грязи и жестокости, с которой приходится сталкиваться ежедневно. Мерзость, мусор, который приходится выгребать. В этом доме он собирался прятаться от прошлого.

Он снова вздохнул. Что толку! Иллюзии. И спасения нет. Он вспомнил, как на него смотрел Палмер, когда вызвал сегодня после обеда к себе в кабинет.

— Служебное расследование? — переспросил Кинисайд.

— Пока только слухи. Легкая рябь на поверхности, — сказал шеф без улыбки.

— Перед бурей? Да уж, знаю, как это бывает. — Он обвел глазами кабинет. Снова посмотрел на Палмера. — Что я могу сделать?

Палмер изобразил на лице искреннее удивление. Пожал плечами.

— Это не мое дело. Я просто решил, что ты должен быть в курсе.

Внутри шевельнулся страх. Паника.

— Разве вы… не можете ничего сказать? Словечко замолвить? Положить конец слухам? То есть я хочу сказать… вас ведь это тоже зацепит.

Глаза Палмера сделались жесткими и холодными.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

Кинисайд смотрел на него, не в силах даже слова вымолвить.

— В феодальной Японии, — сухо произнес Палмер, — опозоренные самураи закалывали себя мечом. — Он откинулся в кресле, поднял палец. — Есть над чем поразмыслить.

Кинисайд был не в состоянии размышлять. Он слышал, как громко бьется его собственное сердце, отдаваясь в ушах.

— Извините, мне нужно идти на встречу, — пробормотал он. — Значит…

На том все и закончилось.

Он держал в руках пустую кружку и не мог вспомнить, когда успел ее выпить. Снова налил пива.

Осень. Все умирает. Переход к зиме — тюрьма, на дверях которой висит огромный замок.

По стеклам лупит дождь. Поганая погода. Ничего не поделаешь — Нортумберленд.

Когда он шел от станции, то чувствовал за спиной взгляды, слышал перешептывания, понимающие кивки. Он старался себя успокоить, списывая это на подозрительность и собственные страхи, но ведь ощущение оставалось.

Кто-то его сдал.

Но кто?

Выйдя из кабинета начальника, он мысленно до головокружения перебирал имена. Кто-то из его команды? Не может быть. Они сами по уши в грязи. Им, как и ему, есть что терять.

Кто же тогда?

Джанин? Нет. Она полностью в его власти. Он любил эту свою власть над людьми.

Нет, эта не посмеет. К тому же она сейчас не в том состоянии.

Кто же тогда? Кто?

Он скользнул взглядом по кабинету. Этот дом — всего лишь тюрьма, куда он заточен, а семья — ухмыляющиеся сокамерники. Он вдруг захотел взять в руки что-нибудь очень тяжелое и пройтись по дому, круша все вокруг. Разнести все вдребезги: домашний кинотеатр, DVD-проигрыватель, систему хай-фай. Коллекцию хрусталя, который собирает жена. Он один имеет право все это уничтожить.

И вырваться на свободу.

Его вдруг прошиб пот, воздуха не хватало. Начался настоящий приступ паники. Он заставил себя успокоиться, взял себя в руки.

Посмотрел на часы. Необходимо ускорить события.

Нечего дергаться и распускать нюни. Проявить терпение. И претворить в жизнь свой план.

Приблизить великий день.

День, который станет его спасением. Настоящим спасением.

Не здесь, в Уонсбек-Мур, и даже не на Канарах.

Он уедет еще дальше, где никогда не бывает зимы, где круглый год лето.

На улице стемнело, когда возле дома остановился «сааб» с откидным верхом. Донован вышел первым — он сидел на переднем пассажирском сиденье. За ним вышел Амар, вслух проклиная спортивные машины за непродуманно крошечное пространство сзади. Пета вышла последней и закрыла машину.

Все, хватит подполья.

Они перестают скрываться.

— Эта машинка — предмет моей особой гордости, — сказала она, когда они забирали ее со стоянки.

— Не рискованно ли оставлять ее на стоянке в таком районе, как Байкер?

— Рискует тот, кто осмелится на нее покуситься, — засмеялась Пета.

Они вчетвером разработали план действий. Пета, Амар и Донован возвращаются в квартиру и продолжают наблюдение за домом Отца Джека, давая ему понять, что он под колпаком. Чтобы он засуетился и допустил ошибку.

Мария остается в гостинице и ждет приезда Шарки, одновременно пытаясь дозвониться до Джамала.

Они вошли в непроветриваемый подъезд, пропахший виниловым покрытием на полу, поднялись на свой этаж. Пета открыла дверь ключом. Они вошли внутрь, и Донован закрыл за собой дверь. Пета зажгла свет.

Амар остановился как вкопанный.

Спиной к окну сидел Отец Джек.

— Это кого-нибудь здесь интересует? — Он поднял вверх мини-диск.

От углов отделились четыре фигуры с бейсбольными битами в руках и окружили вошедших. Они приготовились напасть, как цепные псы ожидая только команды своего тучного хозяина.

Аппаратуру уже сломали.

Донован посмотрел на Джека. Толстяк выглядел очень плохо. Он переоделся в другую яркую гавайскую рубаху и еще более свободные светлые холщовые брюки. Очевидно, на рану пришлось наложить очень толстую повязку, потому что брюхо выпирало еще больше. Кожа имела нездоровый вид. Он сильно потел, от него нестерпимо несло. Рука с диском дрожала.

Он был похож на привидение, которое пока не поняло, что оно уже не живой человек.

— Я тут кое-кому позвонил… — Он мотнул головой в сторону дюжих парней. — Они ребята накачанные и очень серьезные, что меня вполне устраивает, а вот вам, уважаемые, придется несладко.

Он снова поднял руку с диском.

— Придется вам ответить за то, что вы… со мной сделали. — Сквозь боль в голосе пробивалась злоба. — Короче, это ваш последний шанс.

Пета, Амар и Донован молча переглянулись.

— Так вы готовы заключить со мной сделку?

Новый торговый культурно-развлекательный комплекс «Гейт» в центре Ньюкасла. Сверкающий металл и неоновое освещение. Внизу огни баров и кафе, наверху кинотеатр, где без перерыва идут блокбастеры.

Мария стояла на верхней смотровой площадке стеклянного здания, чувствуя головокружение, и смотрела на город внизу: люди выходят из закрывающихся магазинов, кто-то садится в машины, кто-то подъезжает к барам. Обыкновенные люди в обыкновенном городе. Другой мир.

— Ей-богу, как в воздухе висишь, блин. Это как же отсюда можно звездануться!

Она обернулась. Появившийся откуда-то сбоку Джамал смотрел вниз на улицу, отводя глаза. Он был одет так же, как в прошлый раз, но куртка и кроссовки потеряли прежний лоск и шик. Неловко переминался с ноги на ногу. Она поймала его взгляд: он был не просто взбудоражен — видно было, что он смертельно напуган.

— А я уж подумала, что ты не придешь, — осторожно произнесла она.