Мартин Уэйтс - Худшее из зол

Он свернулся комочком под деревом, но сон не шел. Лежал не шевелясь, чтобы не привлекать внимание.

Едва забрезжил рассвет, он покинул свое пристанище. Из жестяной коробочки, к своему удивлению, извлек почти шестьдесят фунтов. Коробочку выбросил, деньги сунул в карман.

Поискал кафе, чтобы перекусить и согреться.

Сидя за чашкой горячего чая, он вдруг подумал, что полиция никогда его не найдет, если он станет невидимкой. Превратится в тень.

Сердце болело от жалости к самому себе и от горя.

Джанин мертва. Сам он не человек, а всего лишь тень. Они оба мертвы.

Он подумал о своей красивой мечте. О том, чего в его жизни теперь не будет никогда. О том, что потерял, не успев обрести.

Синее-синее небо. Зеленый луг.

Любовь.

Кинисайд.

Вот кто во всем виноват. Вот кто должен быть наказан.

Пистолет в кармане огнем обжигал ногу. Он прикоснулся к нему, как к горячему кирпичу.

Ему больше нечего терять. У него нет иного способа ответить на зло.

Он вышел из кафе. Почувствовал, как несет изо рта. Волосы, одежда — все было грязным и дурно пахло. Прохожие опускали глаза, шарахались в стороны.

Только, пожалуйста, не останавливайте меня. Не пытайтесь со мной заговорить. Не давайте возможности вас заметить.

Он превратился в гражданина параллельного мира, жителя города-невидимки, города-призрака.

Тайного города.

Майки пешком дошел до конца Вестгейт-роуд, прямо до полицейского участка, и встал на противоположной стороне улицы.

Он наблюдал. И думал.

Ждал Кинисайда.

Его машина на стоянке, самого не видно.

Ничего страшного, он умеет ждать. У него богатый опыт.

Побежали минуты, потянулись часы. Он оставался на том же месте, только ненадолго отходя в туалет или забегая в кафе перекусить, но так, чтобы вид из окна не менялся. Майки наблюдал и представлял, как подойдет, когда Кинисайд сядет в машину, легонько постучит по стеклу, улыбнется и выстрелит. А потом уйдет прочь.

Но враг не показывался.

Майки даже начал подумывать, не прийти ли сюда на следующий день, как вдруг в дверях возникла ненавистная фигура.

Майки попытался сдержать волнение. Посмотрел во все стороны, чтобы перескочить улицу, когда в сплошном потоке машин образуется брешь.

Ни одной дырочки.

Он опустил руку в карман, обнял пальцами рукоятку пистолета. Снова сунулся на проезжую часть.

Опять неудача.

Его охватила паника — он упустит шанс. Кинисайд сейчас уедет.

Но Кинисайд почему-то вышел из ворот и остановился на переходе.

И направился прямо в его сторону.

Волна паники грозила захлестнуть Майки. Он не сможет выстрелить. Не здесь. Не сейчас. Такого поворота в его плане не было. Нужно срочно скрыться. Он развернулся, увидел телефонную будку, спрятался за ней, надеясь, что Кинисайд его не заметит.

Не заметил. Оказавшись на этой стороне улицы, он подошел к автобусной остановке, посмотрел на часы. Встал в очередь.

Майки наморщил лоб. Что-то здесь не так. Кинисайд везде ездит на машине. Он ведь обожает быть на виду и так любит покрасоваться на своем «ягуаре».

Подошел автобус. Кинисайд вошел в салон, когда подошла его очередь, и поднялся наверх.

Майки пристроился в хвост очереди. Вошел в автобус последним, сел внизу сзади и сделал вид, что смотрит в окно.

Сердце стучало как сумасшедшее, пистолет в кармане обжигал ногу.

Автобус тронулся.

По Вестгейт-роуд, в ту сторону, откуда он пришел, по Корпорейшн-стрит. Остановился у памятника лорду Грею в центре города.

Здесь выходило много людей. Кинисайд оказался в их числе.

Майки подскочил, ввинтился в толпу, спрыгнул на тротуар, завертел головой.

Кинисайд уже перешел на другую сторону и шел по Грей-стрит.

Майки бросился за ним. С Грей-стрит они перешли на Мосли-стрит.

Небо начинало темнеть, включались фонари, зажигались фары на машинах.

Вниз по Дин-стрит. В сторону набережной. Мимо увеселительных заведений. Не обращая внимания ни на машины, ни на шум. Навстречу попадалось все меньше людей. Остались позади дома с видом на реку.

Кинисайд не останавливался. Майки неотступно шел следом.

Теперь и фонарей становилось все меньше. Майки это было только на руку — в темноте легче прятаться.

Кинисайд дошел до Невысокого моста, где в Тайн впадает Узбурн, прошел чуть дальше и остановился под огромным Стеклянным мостом.

Майки скрылся за гаражами.

Кинисайд огляделся.

Майки вжался в металлическую ограду.

Кинисайд, явно довольный тем, что его никто не видит, вытащил ключ и сунул в навесной замок, удерживавший перевязанные цепью створки ржавых ворот. На решетке забора надпись:

БЛИЗКО НЕ ПОДХОДИТЬ!

СТРОЕНИЕ ВЕТХОЕ. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ

Кинисайд открыл замок и вошел во двор.

Майки рискнул сделать шаг из укрытия. Осторожно приблизился к забору.

За ним на поросшей травой бетонной площадке стояло строение — прямо под Стеклянным мостом. Кое-где на крыше отсутствовала черепица. Строение действительно было ветхим и опасным для жизни, оно нависало над обрывом, покосившись в сторону реки, словно в любую минуту готовое рухнуть вниз.

Да и все вокруг казалось ветхим, заброшенным и опасным для жизни.

Внутрь вели широкие двустворчатые ворота с небольшой врезанной в них дверью, на которой тоже висел замок. Кинисайд открыл его, вошел и закрыл за собой дверь.

Что бы это значило?

Майки скользнул обратно в тень.

И начал ждать.

И думать.

На смену короткому осеннему дню опустилась чернота раннего вечера. Тайн светился и переливался, как на праздничной открытке, отражая вечернюю иллюминацию. Огни набережной влекли, обещая накануне выходных приключения на любой вкус, даже самый изощренный.

Но чуть позже. Половина шестого — еще есть время побродить по «Балтике» и там же попить кофе.

Фабрика, в разгар коммерческого века Тайна бывшая мукомольной, теперь превратилась в фабрику современного искусства в окружении баров, ресторанов, современных многоквартирных домов, фешенебельных гостиниц и культурных центров на помолодевших берегах Ньюкасла и Гейтсхеда рубежа двух тысячелетий.

В магазинчике сувениров Молот был так же к месту, как вышибала из ночного клуба среди маленьких лебедей в балете Чайковского. Он, правда, предпринял кое-какие попытки замаскироваться, чтобы привлекать как можно меньше внимания: бежевая шерстяная шапочка на голове, черная пуховая куртка, которая немного скрадывала его квадратность, выцветшие коричневые брюки и обыкновенные туфли. На руки он натянул перчатки без пальцев, чтобы скрыть наколки. Зуб никуда не денешь, поэтому — никаких улыбок.

Он делал вид, что рассматривает тяжелый фолиант в красивой обложке — на самом деле его взгляд был прикован к входу в «Балтику». Молот выискивал лица врагов, копов в гражданском с их жалкими потугами сойти за обывателей — любого, в ком мог почувствовать угрозу. Кого угодно, кто способен помешать заключению предстоящей сделки.