Сергей Смирнов - Всегда начеку

— Чего ж ты бросаешь хорошую работу? — спросил Ильмар Теддер, вчера еще концертмейстер, пианист, а теперь начальник паспортного отделения. — Или ты думаешь, что здесь у нас слаще?

Якоб застенчиво улыбнулся шутке Теддера. Конечно же, он не думает, что в милиции работать легко и весело. Но вот хозяин его, как был хозяином, так им и остался. И в кондитерской у него швыряют деньги те же богатые бездельники, что и раньше. Наверное, мало еще сил у Советской власти в Эстонии, чтобы справиться со всеми богачами. Вот он, Якоб Кундер, и решил помочь.

Жизненное кредо Якоба было настолько ясным, так перекликалось оно с собственным представлением парторга и его товарищей о классовой борьбе и милицейской работе, что Сарапуу и Напритсон тут же написали Кундеру рекомендации. А через два дня начальник Ляянемаской уездной милиции Эвальд Эйхе наложил на его заявлении резолюцию:

«Принять на должность милиционера».

Это были тревожные дни революции. Вышедшие из подполья коммунисты сумели сплотить вокруг себя рабочих, трудовое крестьянство, прогрессивную интеллигенцию. 21 июля вновь избранная Государственная дума провозгласила в республике Советскую власть, а затем приняла декларацию о вступлении Эстонии в состав первой в мире страны социализма.

Но господа из «бывших» не сложили оружия. То тут, то там вспыхивали организованные провокаторами инциденты, ползли нелепые слухи.

...Кафе Дитриха было переполнено до отказа. В накуренном зале словно сквозь туман плыл над столиками бледно-желтый свет бра. Причудливыми бликами высвечивались лица. Здесь были дамы в блестящих шелковых платьях, господа в белоснежных манишках и дорогих костюмах, рабочие в пиджачных парах, студенты, служащие, подвыпившие девушки. Звенели бокалы, в чашечках дымился кофе, в пепельницах чадили дорогие сигары и копеечные сигареты. За столиками играли в бридж; нарочито вплетая в эстонскую речь немецкие фразы, спорили о новой власти, земельной реформе и национализации. В зале стоял ровный гомон, лишь временами взлетал чей-либо голос, и тогда можно было разобрать отдельные фразы.

— ...Что вы говорите о религии и государстве? Коммунисты закроют все церкви, вот и все!

— И регистрации брака больше не будет...

— Mein Gott... Aber wir können doch nicht so... [3] — Боже мой... Но мы же не можем так... (нем.)

— Говорят, будут отбирать у родителей детей, чтобы муштровать их в русских военных школах... Пушечное мясо для Москвы...

И вдруг из-за столика в дальнем углу зала резко поднялся высокий краснолицый мужчина в сером грубошерстном пиджаке. Грохнул упавший стул. В наступившей тишине раздался громкий голос, отчетливо произнесший по-русски:

— Граждане, лимонад отравлен!

Зал загудел. Все повскакивали с мест. Несколько человек бросились к выходу, опрокидывая столики. Зазвенела разбитая посуда.

Размахивая грязными руками и стараясь перекрыть шум, краснолицый орал в лицо пробившейся к нему молоденькой официантке:

— Кого хотела отравить? Меня, рабочего человека, члена славной партии большевиков? Этому тебя научили в комсомоле, шлюха!

Официантка, миловидная блондинка с кокошничком, приколотым к ржаным волосам, смотрела на перекошенное в злобе красное лицо. В ее широко раскрытых, ничего не понимающих глазах стояли слезы. Пальцы девушки лихорадочно перебирали край маленького передника.

В кафе стоял невообразимый шум. Какая-то тучная дама упала в обморок.

— Первая жертва преступления коммунистов! — истеричным фальцетом крикнул тщедушный студентик в пенсне, силясь усадить даму на стул.

— Alpdruck... [4] — Кошмар... (нем.)

— Убийцы!

И тут на пороге появился низкорослый веснушчатый милиционер в аккуратной, плотно облегающей крепкую фигуру форме.

— Спокойно, товарищи! — произнес он, поднимая руку. — В чем дело?

Стало тихо. Головы повернулись в сторону краснолицего. Тот рванулся к милиционеру.

— Вот, лимонад отравленный подают. Надо немедленно произвести анализ. Это террор!

Милиционер подошел к столику, молча посмотрел на краснолицего.

— Анализ? Зачем тут анализ? — не повышая голоса сказал он, взял со столика бокал с лимонадом и залпом выпил все до капли.

По залу прошел шум.

— Он же отравится!

— Провокация...

— Зовите врача!

Краснолицый сразу заспешил. Но сильная рука милиционера легла ему на плечо.

— Не надо торопиться. Мы пойдем вместе...

В отделе милиции задержанному приказали вымыть руки. Под слоем грязи скрывались белые, холеные пальцы с отполированными ногтями. «Потомственный русский рабочий» заговорил на изысканном эстонском языке.

Так был пойман с поличным очередной провокатор. И разоблачил его милиционер Якоб Кундер, через несколько дней принятый в комсомол.

Многие ребята из Ляянемаского укома комсомола выросли в Хаапсалу и давно знали шустрого, любознательного ученика пекаря из кафе Валдманна, частенько забегавшего теперь к ним на улицу Суур Лосси, 21. Он брал у них книги, читал их запоем, рассказывал о себе.

Знал Кундера и секретарь укома комсомола Пауль Соэсоо. Он был не на много старше Якоба, и в общем-то жизнь у обоих складывалась одинаково. Наверно, поэтому Паулю был симпатичен медноволосый сын кузнеца, так горячо споривший с укомовскими ребятами о мировом рабочем движении, о судьбах эстонского народа.

Якоб стоял у длинного стола посреди не очень-то уютного секретарского кабинета, держа в левой, чуть согнутой руке маленькую серую книжку, которую только что передал ему Пауль. Больше всего Якобу хотелось сейчас выглядеть таким же стройным, подтянутым, как политрук Аугуст Рооне, и отойти от стола таким же пружинящим, четким шагом, каким ходит Аугуст, чтобы все видели, все поняли, какой он замечательный парень, этот Якоб Кундер.

Но отошел он, неуклюже волоча ноги, словно к каждой из них была привязана пудовая гиря, и потому, наверное, густо покраснел, сгорбился и растерянно оглянулся: никак не мог сообразить, в какую дверь выходить. Пауль, видимо, поняв его состояние, засмеялся:

— Когда ты пил лимонад в кафе, ты был посмелее.

Засмеялись все, кто был в комнате. Засмеялся и Якоб. Тут все свои, и он свой, вон и про лимонад знают. А что, тогда он, пожалуй, неплохо выглядел! Якоб выпрямился и, твердо ставя ногу, шагнул к двери.

Потом, уже на улице, его обожгла мысль: как же это он хотел быть похожим на Рооне! Как могла прийти ему в голову такая нелепость!

Отношения с Рооне не наладились. Пожалуй, политрук был единственным человеком в милиции, которого добродушный Кундер недолюбливал. Аугуста Рооне прислали в Ляянемаский уездный отдел милиции из Таллина. На всех он произвел отличное впечатление. Стройный, красивый брюнет с бархатными, чуть раскосыми глазами, со сросшимися на переносице бровями вразлет, он нравился и своей красотой, и умением свободно держаться, и выправкой, которой многие завидовали. Завидовали, впрочем, не только выправке. Аугуст окончил английский колледж, потом учился в классе аспирантов военной школы в Тонди [5] Район Таллина, где находился военный городок. . Он знает иностранные языки, не новичок в военном деле — чего еще можно желать.