Николай Почивалин - Выстрел на окраине

В учительскую ввалились едва ли не все, кто стал свидетелем необычного для Рязановки события.

Тщетно старающаяся ободрить старика-кассира директор школы выжидательно поднялась. Маленький горбун, ничего не видя и не слыша, остался сидеть за своим столом.

Капитан вытащил из носка пачки денег, кучкой подвинул их под нос кассира.

— Считайте.

И, оглянувшись, ткнул пальцем в понуро стоящего Погодина:

— Вот он.

Директорша ахнула, схватилась за спинку стула.

— Как же так?.. Федор Андреевич? Так опозорить весь коллектив!..

— По пьянке... подбили... — жалко бормотал Погодин, не смея поднять головы.

Целую минуту, не веря, кассир неподвижно смотрел на деньги, потом из-под очков у него брызнули слезы; худыми прыгающими пальцами он начал пересчитывать пачки.

Всем, даже невозмутимому капитану, стало как-то не по себе; в тишине слышался только легкий шелест кредиток.

— Тысяча! — Кассир вскочил из-за стола, оказавшись, к удивлению Антона, не таким уж маленьким, с ненавистью посмотрел на Погодина. — А где остальные? Куда дел остальные? Пра-хвост!

— У Еремеева...

— В Бекетовку ушел, позвонили уже, — успокоил председатель. — Возьмут!

— Граждане, прошу не расходиться! — громко объявил капитан. — Подпишите протокол.

Поскрипывая бурками, Савин снял полушубок, плотно уселся за стол и принялся священнодействовать над бумагой.

— Второй раз приходится видеть собаку в деле, — негромко заговорил за спиной капитана председатель сельсовета. — С поличным возьмут — крутится, отпирается, а как с собакой — сразу признается! С чего это? — И, помолчав, сам же объяснил: — Психология.

— Во, во, паря! — согласно закивал старик-кучер, показывая младенческий беззубый рот. — У него, у пса-то, этой психологии полный рот, схватит — так сразу скажешь!

В учительской грохнул хохот. Пик, не догадываясь, что речь идет о нем, невозмутимо размалывал влажными клыками кусок сахару.

Окно было открыто, с улицы в кабинет струился тонкий медвяный запах цветущей липы. «Рано она в этом году зацвела», — размышлял Антон, поглядывая со второго этажа вниз, — туда, где в зеленой листве и золотом мареве шумел город.

Майор Чугаев оглядел собравшихся, поднялся. Бритоголовый, в синей тенниске, обтянувшей его плотную, начавшую полнеть фигуру, он больше походил сейчас на благодушного дачника, нежели на офицера милиции. Но та же шелковая тенниска как бы подчеркивала прямые, квадратные плечи человека, привыкшего носить погоны.

— Так оно, — негромко начал майор. — Пригласил я вас вот зачем. В течение последнего месяца за городом, в районе Дубков, произошли три ограбления. Опрос потерпевших показал, что во всех случаях действовало одно и то же лицо. «Работает» всегда одинаково: высматривает одиночку, выходит из кустов на дорогу, финку показывает и преспокойно берет, что есть — часы или деньги... Оперативные меры пока ничего не дали. Ставили засаду и, наверно, чем-то себя выдали... О приметах говорят неопределенно, совпадает одно: высокий, пахнет от него махрой, фуражку надвигает на глаза. Немного, в общем...

Чугаев пытливо оглядел слушавших его офицеров и двух старшин из отделения, едва заметно усмехнулся.

— Но грабитель выдал себя. Мы обратили внимание на такое обстоятельство. Во всех трех случаях ограбленными оказались жительницы Марьевки и Алферовки. А из Зеленого Лога, который поближе к городу, — никого. Девчат же из Зеленого Лога в городе работает не меньше, а то и побольше, чем из Марьевки и Алферовки. Почему это, спрашивается? Конечно, потому, что бандит опасается быть узнанным. Напрашивалась мысль, что сам он из этого села. Мы проверили такое предположение и не ошиблись. Лейтенант Меженцев, расскажите товарищам. Можете сидеть.

Меженцев все-таки встал, заботливо одернул новый, идущий к его смуглому лицу белый китель.

— В Зеленом Логе я прожил два дня. Прочитал по поручению горкома комсомола лекцию, познакомился с молодежью. Хорошие есть ребята! Они и подсказали, что у одной из колхозниц, Архиповой Пелагеи, скрывается ее племянник Алексей Лазкин. В прошлом году он был осужден за кражу кожтоваров из артели «Новый быт». Сегодня выяснилось, что Лазкин бежал из заключения, но разыскивали его почему-то в Саратове...

Лейтенант старался говорить сдержанно, не торопясь, и, слушая его, Антон улыбался. Гора даже начал немного сутулиться, так, самую малость, — под капитана Бухалова!

— Из ребят его случайно видели только двое, — продолжал лейтенант Меженцев. — Он им пригрозил финкой, чтоб молчали. Председатель сельсовета пробовал говорить с Пелагеей Архиповой — замечено было, что она несколько раз покупала в магазине водку, а сама живет с дочкой. Плачет, божится, что ничего не знает. Чувствуется, что боится. Племянник, наверно, и ей пригрозил. Ребята подсказали, что ночует Лазкин в саду, в смородине. Примерный план я сделал. Сад большой, хуже всего, что он не огорожен и слился с соседними садами — один сад получается. Но взять, конечно, можно!.. Все как будто, товарищ майор.

— Я продолжу, — кивнул Чугаев. — Пока мы все это выясняли, Лазкин отличился снова. Вчера вечером, все в тех же Дубках, он остановил одну деваху, тоже алферовскую. Денег у нее не было, он попытался изнасиловать. Спасло ее только то, что Лазкин был пьяным. Девахе этой, кстати сказать, семнадцать лет, а оказалась похрабрее иных взрослых — поцарапала ему физиономию и убежала. Это было вчера, а сегодня полковник разнес меня в пух и прах и сказал, что мы даром едим народный хлеб. Так оно!

Майор пристукнул ладонью по столу, выждал паузу.

— Насчет хлеба, правда, полковник не говорил, но ничего это не меняет. Терпеть дальше такой истории нельзя. Сегодня будем брать Лазкина. Все присутствующие здесь включены в опергруппу. Возглавить ее приказано мне. Сейчас шестнадцать двадцать. До часа ночи можете отдыхать. Сбор здесь в час тридцать. В два выезжаем. Оружие брать непременно. Если есть вопросы — давайте, если нет, — по домам...

В кабинете остался один Чугаев — отдыхать ему было еще некогда.

Каждый из сотрудников уголовного розыска вел какое-либо одно, максимум два дела, начальник же отвечал за все дела. Летом обычно происшествий бывает больше, а за всякий случай спрашивают — дай бог!..

Майор прошелся по кабинету, сделал несколько резких движений руками, чтобы взбодриться, и снова уселся за письменный стол. Минуту, отдыхая, он сидел неподвижно, потом раскрыл толстую серую папку — дело об ограблении сберегательной кассы...

Не сразу ушел домой и лейтенант Петров, хотя ему и не терпелось повидать жену: у Тони шли последние дни декретного отпуска.