Николай Почивалин - Выстрел на окраине

— Какие часы? — остановился тот.

— Какие, обыкновенные. — Завьялов вынул из кармана квадратные дамские часики. — Вот.

Пал Палыч проявил вдруг к часам непонятный интерес и уж вовсе неожиданно для токаря опустил их в карман своего парусинового пиджака.

— Пускай у меня будут. — Видя, что парень нерешительно мнется, он сердито хмыкнул: — Ты что же, не веришь мне, что ли?

— Да мне что, — равнодушно отмахнулся токарь. — Сами тогда и отдадите.

Запыхавшийся начальник цеха вбежал в свою застекленную конторку и поднял телефонную трубку.

Спустя полчаса изящные квадратные часики на металлической браслетке лежали у Чугаева на столе. Афанасьева, вызванная для опознания задержанного Заикина, узнала свои часы еще издали, едва только вошла в кабинет майора...

Получив веское вещественное доказательство, капитан Бухалов обменялся с присевшим в стороне Чугаевым быстрым взглядом — майор еле заметно кивнул — и на ходу перестроил план допроса.

— Вот что, Юра, — чуть помедлив, сказал Бухалов, — нам известно, что ты совершил очень тяжелое преступление. — Капитан видел, что лицо юноши снова покрывается бледностью, и негромко, отчетливо продолжал: — Я не буду тебя обманывать: за такое преступление ждет и очень тяжелое наказание. Единственно, чем ты можешь облегчить свою участь, — рассказать только правду...

Потрясенный Заикин молчал: в душе у него происходила мучительная борьба. Бухалов, ускоряя эту борьбу, тихонько постучал худыми пальцами по листам опроса.

— То, что ты здесь говорил, — все выдумки, я легко это докажу тебе.

И видя, что Заикин все еще колеблется, вынул из ящика бумажный сверток.

— Вот смотри. — Делая вид, что он не заметил, как Заикин вздрогнул и потянулся к столу, капитан развернул сверток, положил на стол квадратные часы с металлической браслеткой. — Видишь? Женщина, которую вы ограбили, узнала их. Хочешь, мы ее сейчас позовем?

— Не надо! — глухо крикнул Заикин, роняя голову на стол.

Закрывшись руками, он делал какие-то судорожные глотательные движения, в горле у него булькало. Некоторое время в маленькой комнате, куда не доходил ни один посторонний звук, слышались только это бульканье и жужжание одинокой мухи.

— Я не хотел его убивать! — подняв голову, с отчаяньем выкрикнул Заикин. — Не хотел! Понимаете — не хотел!

Глаза у него были красными, но сухими.

— Где оружие?

— Это не мой пистолет! Я отдал его!

— Кому?

Заикин задрожал и, бледнея, в страхе посмотрел на Бухалова.

— Он убьет меня!

— Ну, этого можешь не бояться, — пообещал Бухалов. — Итак — кто он?

Обуреваемый сомнениями и страхом, Заикин не сказал, а выдохнул:

— Заремба...

Бухалов и Чугаев быстро переглянулись — незнакомая фамилия ничего не говорила им.

— Где он работает?

— На электростанции.

— Живет где?

— На Фрунзе, недалеко от моста...

— Номер дома?

— Пятнадцать...

Свалив с себя основную тяжесть, Заикин отвечал теперь прямо, не раздумывая, словно даже поторапливая Бухалова. Капитан хорошо знал и этот психологический нюанс, спешил воспользоваться настроением допрашиваемого: вслед за тем неизбежно наступает реакция, и тогда утомительно приходится вытягивать из впавшего в оцепенение человека слово за словом, а то и просто откладывать допрос.

— Кто еще был с вами?

— Трое. Я знаю только, как их звать, а по фамилии не знаю. Дружки его. И где живут, не знаю... У Зарембы сходились.

— Заремба — старший?

— Старший...

Бухалов и Чугаев снова обменялись взглядом; майор вышел.

— Так, — распрямив на секунду плечи, капитан ободряюще посмотрел на осунувшегося и как-то сразу поникшего Заикина. — Теперь, Юра, давай по порядку. Где и как ты познакомился с Зарембой?

К четырем часам дня в отделении воцарилась такая глубокая тишина, что посторонний, окажись у него нужда зайти, мог бы подумать, что заявился он в выходной день. Не хлопали, как обычно, двери кабинетов, не доносились из-за них приглушенные, а то и громкие голоса.

Однако тишина, царившая в милиции, означала, как это ни странно, разгар работы, только работа эта была вынесена сейчас за стены райотдела. Участковые уполномоченные разошлись по своим участкам, в стеклянных колпаках на оживленных перекрестках сидели регулировщики, где-то в разных концах города работали две оперативные группы уголовного розыска. Одна из них проводила обыск на квартире Зарембы, вторая, меньшая, возглавляемая Чугаевым, задерживала самого Зарембу. Он, как выяснили, находился на электростанции.

Передав Заикина работнику следственного отдела, Бухалов сходил в буфет перекусить и сейчас, поджидая возвращения майора, сидел в отведенном ему кабинетике. Кабинет принадлежал заместителю начальника райотдела капитану Заречному, худому веселому украинцу, проводившему отпуск где-то на Суре. Говорят, что по вещам можно определить характер человека. Если это так, — Заречный был очень нетребователен к удобствам: стол, два стула, старый диван и ничего больше. Бухалов слышал, что веселый украинец поставил на Суре палатку, установил в ней радиоприемник и живет, как цивилизованный дикарь, общаясь только с рыбами и комарами...

Стараясь отвлечься, чтобы дать отдохнуть и телу и голове, утомленный непрерывной работой и вынужденной бессонницей, Бухалов пытался думать о пустяках и не мог. Занимавшие его все эти дни мысли получили сегодня мощный толчок и, вопреки старанию, властно теснили все другие. Было досадно, что он, заядлый «оперативник», не смог выехать на задержание: срочно нужно было выяснить все, что касалось остальных соучастников группы Зарембы, Заикин назвал их имена, клички, рассказал о приметах. Фамилий и мест их работы он, к сожалению, не знал и, судя по всему, не обманывал. Поняв, что дальнейшее запирательство бесполезно, паренек рассказал и о самом Зарембе. Почти не представляя себе этого Зарембу внешне, Бухалов отчетливо постиг его сущность: умный, опытный и хладнокровный преступник. Недаром каждый раз, заговаривая о нем, Заикин вздрагивал, озирался.

В компании Зарембы Юрий Заикин оказался поначалу случайно, а потом, попав в руки жестокого и умного главаря, не нашел сил самостоятельно выбраться, увязал все больше и больше. Выбраться, трижды приняв участие в грабежах, означало добровольно сесть в тюрьму. На это не хватало мужества, да и нелегко уже было отказаться от соблазна разгульных пирушек, легких денег, сомнительных знакомств с поклонницами Зарембы. Мать, не находя ничего предосудительного в ночных отлучках сына, молчала. В ушах все настойчивее звучал насмешливый голос Зарембы: «Что, Телок, — скуксился?..» и Заикин продолжал жить нелегкой в его годы двойной жизнью — заботливого сына, приносящего домой весь свой очень неплохой заработок способного токаря, и — преступника, заучившего наставления «старшего» о том, что жизнь одна и надо ее поинтереснее прожить!