Николай Почивалин - Выстрел на окраине

— Да не мели ты! — совсем разозлился Меженцев. — Столько людей с работы сорвал, и зря, что ли? Чепуху городишь, Семенов!

— Не Семенов я, — впервые улыбнулся татарин. — Валиев.

— А мне все едино, кто ты! — наступал Меженцев. — Мне мотор надо, детали надо! Чего тянешь?

— Ай, горячий какой! — крутил головой Валиев. — Слушай, что говорят. Там темно надо быть, понял? Приезжай в шесть — поедем.

— Тьфу, шут с тобой! — сдался, наконец, Меженцев. — Всыпет нам директор!

— Не всыпет, — успокоил Валиев. — Мотор привезешь, кардан привезешь — спасибо скажет.

— Далеко хоть ехать-то?

— Пустяк один, двадцать километров не будет.

— Ладно, не подводи только, — окончательно смирился Меженцев. — День ведь потеряли!

— Валиев не пес — брехать не будет.

Не оглядываясь, тяжелой, неторопливой походкой Валиев двинулся к мосту; Меженцев минуту посмотрел на его покачивающуюся спину, повернул за угол.

Разморенные зноем грузчики перебрались в тень, на лавочку, и дружно курили. Коричневой «Победы» уже не было. Бухгалтер, не покидая своего хозяйского места, сидел в кабине со скучающим выражением на выбритом равнодушном лице. Поравнявшись с Богорудько, с независимым видом прохаживающимся по тротуару и поглядывающим на дверь женского отделения, Меженцев, не останавливаясь, обронил:

— Выезд в шесть, отсюда...

Грузчики, завидев шофера, вскочили с лавочки. Лейтенант коротко распорядился:

— Садись, поехали.

Взревел мотор. Бухалов нетерпеливо спросил:

— Ну, что там? Куда едем?

— Сейчас, сейчас!

Разворачиваясь в узкой улице, Меженцев больше всего опасался, чтобы не въехать на тротуар. Нет, благополучно! Ведя машину на самой малой скорости, он коротко доложил обстановку, бросил на капитана выжидательный взгляд.

— По-моему, правильно?

Продумывая неожиданно изменившиеся обстоятельства, Бухалов некоторое время молчал, машинально поглядывая в ветровое стекло и беспокоя своим молчанием лейтенанта, потом утвердительно кивнул:

— Правильно.

Гора облегченно вздохнул, повеселел, прибавил скорость.

— Давайте влево, к парку — распорядился Бухалов. — Не исключено, что это все-таки еще одна проверка. Машину поставим кому-нибудь во двор, сами будем ждать в парке.

— Правильно, мы же не здешние, — понял Меженцев.

Спустя полчаса, без особого труда договорившись с хозяйкой, Меженцев загнал машину в просторный двор. Офицеры отправились в сквер.

Расположившись в укромном тенистом уголке, под густой старой липой, Бухалов бросил на землю тяжелый коричневый портфель, набитый бумагами, снял пиджак, с наслаждением вытянулся на густой прохладной траве. Он коротко рассказал офицерам об изменениях в плане, послал Лебедя позвонить из автомата полковнику.

— Попросите позвонить домой, — добавил капитан. — Пусть предупредят сына, что я задержусь.

Лебедь вскоре вернулся, сел рядом с товарищами.

— План одобрен, — негромко доложил он. — Все остальные инструкции остаются без изменений. Домой позвонят.

Не ожидая другого ответа и, тем не менее, почувствовав себя как-то увереннее, капитан удовлетворенно кивнул, прикрыл ресницы.

— Сергей Петрович, а поесть? — окликнул его Меженцев, выкладывая на расстеленную газету хлеб, яйца, помидоры, темные соленые огурцы — все, как у приезжих!

— Не хочу, — не размыкая век, отозвался Бухалов.

Начав закусывать ради пущей убедительности, молодые здоровые люди увлеклись, с завидным аппетитом уничтожили всю снедь.

— Теперь бы еще пивка! — мечтательно сказал Лебедь.

— А я кружечку успел, — признался Пильщиков. — В буфете.

— Эх, и не мог сказать!

— По плану не положено, — засмеялся младший лейтенант.

— Тш, — предупредил Меженцев, показывая на Бухалова.

Удобно, как на подушку, положив на портфель голову, капитан лежал, раскинув руки. Грудь его мерно вздымалась и опускалась. Широкий рукав вышитой украинской рубашки на левой руке завернулся, открыв смуглое, поросшее рыжеватыми волосками запястье. По пальцу трудолюбиво взбирался маленький муравей... Офицеры заговорили тише.

Но Бухалов не спал. Пользуясь часами вынужденного отдыха, он лежал, расслабив все мышцы и наблюдая, как в неплотно прикрытых ресницах голубеет высокое небо. Старое, как мир, и вечно изумительное зрелище. Жаль только, что в суете, в спешке люди смотрят вверх только тогда, когда собирается дождь или очень уж низко пролетает самолет, — первозданная же голубизна эта заслуживает внимания сама по себе! Потом без всяких ассоциаций мысли перенеслись в библиотеку, где за столом сидит неизменно спокойная молодая женщина в полотняном платье с вышитой на груди наивной вишенкой... После первого знакомства Бухалов заходил в библиотеку еще два раза и оба раза уходил оттуда непривычно взволнованным: странное чувство внезапной близости, навеянное первой встречей, осталось, оказывается...

— Надо бы завтра сходить, — вывел его из задумчивости голос Меженцева.

Капитан прислушался — речь шла о деле Зарембы, назначенном на завтра к слушанию в суде.

— Случайно нашли, из-за этого же случая мне и попало, — горько сказал Пильщиков.

— Нет, не случайно. — Бухалов приподнялся на локте, посмотрел на младшего лейтенанта спокойными несонными глазами. — Гильза, Пильщиков, к вам попала не случайно: ее принесли в милицию! А забыли вы ее — да, случайно, по нелепой случайности...

В аллее послышались детские голоса, в укромный тенистый уголок влетел и шлепнулся рядом с офицерами красный мячик. Это было так неожиданно, что все вздрогнули.

Почти следом, из-за густых кустов подстриженной акации выбежала девочка с белым бантом на маковке. Голубые ее глазенки брызнули веселым изумлением.

— Ой, тут дяденьки!

Она подхватила свой мячик и ускакала, как козочка.

Начатая было беседа оборвалась — в суровый мужской разговор ворвалась сама жизнь, юная и прекрасная; офицеры смотрели вслед попрыгунье с невольными улыбками. Над головами ласково шумела старая липа.

Массивная стрелка на электрических часах у бани перевалила за цифру 6; минутная, изнурительно медленно отсчитывая время, надолго застывала, а потом, точно поддразнивая, подскакивала и падала все ниже и ниже.

Валиева не было.

Засунув в карманы куртки стиснутые кулаки, Меженцев нетерпеливо прохаживался возле машины, стараясь не смотреть на товарищей. Ему казалось, что и Бухалов, неподвижно застывший в кабине, и Пильщиков с Лебедем, притихшие в кузове, наконец, четверо других работников уголовного розыска, возымевших вдруг одинаковое желание помыться в один и тот же день и сидящие сейчас на лавочке с чемоданчиками и авоськами, — казалось, что все они провожают каждый его шаг укоризненными взглядами. Да, черт подери, что он мог в таких условиях сделать, сами же потом одобрили!..